– А ты думал. У нас тут есть апартаменты для особо буйных. Для таких аристократов, как ты, подойдут в самый раз. – Надзиратель тычками погнал Амадео к выходу из столовой. – Отдохнешь с недельку, глядишь, мозги на место встанут. Кортес, – он указал подоспевшему напарнику на сидящего в остатках завтрака Буйвола, – отведите этого в лазарет.
Йохан последний раз попытался исправить положение:
– Господин надзиратель, это начал вовсе не он!
– Еще одно слово, Торн, и отправишься следом, – отрезал тот. Дверь столовой захлопнулась. Заключенные принялись за свой завтрак, будто ничего не случилось.
Карцер оказался даже хуже, чем он мог себе представить в самых кошмарных снах.
Узкая комнатка, в которой с трудом можно было улечься, подтянув колени к груди. Ни единого проблеска света, кроме как из окошечка надзирателя, которое открывалось раз в сутки, когда приносили еду.
Теснота.
Удушающая теснота, усугубляемая постоянной темнотой. Низкий потолок. Стены, которые, казалось, сдвигаются все сильнее. Паника.
Первые полчаса Амадео еще старался держаться. Вспоминал все известные приемы, чтобы справиться с панической атакой. Пытался дышать глубоко и ровно, следя за тем, чтобы горло не перехватило мучительными спазмами. Однако ничего не мог поделать с ужасом, медленно, но верно заползающим внутрь, заставляющим желудок сжиматься, сердце – колотиться все быстрее, кожу – покрываться липким холодным потом.
Это лишь комната, говорил он себе. Отсюда есть выход, дверь. Она прямо перед ним. Однако предательские мысли тут же возникали в голове. Дверь заперта. Ключа у него нет. Отсюда не выйти, пока ее не откроют, а будет это не раньше, чем через неделю. Об этом говорили надзиратели, пока тащили его сюда. Неделя. Неделя в этой клетке. Без света. Без воздуха.
Клетке? У клетки хотя бы есть прутья. Здесь же – лишь бетонные стены. И они слишком близко. В любом положении он касался противоположных стен.
И наконец Амадео сдался. Закричал, если бы мог, но горло стиснуло так, что он с трудом мог вдохнуть. Его затрясло, как в лихорадке. Паника накатывала волнами, и каждая последующая становилась все больше. Он боялся не вынырнуть. Боялся утонуть в этой липкой, горячей, тошнотворно-сладкой панике. И вместе с тем это казалось благословением – в конце концов, он выберется из этой темной комнаты, пусть даже и мертвым.
Неделя.
Ксавьер оторвался от ноутбука и, шумно выдохнув, закинул руки за голову. Кажется, удалось договориться с португальским дилером, но нужно быть осторожным – Наркоконтроль не дремлет и только и ждет удобного момента, чтобы схватить его за руку. Через пару недель истекает срок блокировки счета, и он наконец рассчитается с Валентайном Алькарасом. А потом с чистой совестью можно будет начать все сначала.
Ксавьер не сомневался, что перевод крупной суммы на счет, который и навел на него Наркоконтроль, организовал Беррингтон. Объединившись с Жаклин, бывший министр всеми силами старался уничтожить бизнес Ксавьера. Что ж, можно его поздравить – это вполне удалось. Однако Беррингтон не учел, что капитана следует утопить вместе с кораблем. А Ксавьер собирался воспользоваться всеми спасательными шлюпками, что имелись в наличии.
– Ужин будет готов через пять минут! – крикнул Серджио.
– Хорошо, – отозвался Ксавьер, поднимаясь и с наслаждением потягиваясь – от долгого сидения крючком все тело затекло.
Он распахнул окно и закурил. Ворвавшиеся в комнату звуки улицы вдруг прорезала резкая трель дверного звонка.
– Я открою! – Серджио выскочил из кухни, вытирая руки полотенцем, и молниеносно нацепил на пояс кобуру – охранник никогда не терял бдительности. Ксавьер мысленно похвалил его. Только сейчас он начал понимать, что за великолепный профессионал ему достался. Раньше он воспринимал мгновенную боеготовность как само собой разумеющееся.
– Могу я поговорить с Ксавьером Санторо? – раздался из прихожей мелодичный женский голос.
Сигарета выпала из пальцев, и Ксавьер, чертыхнувшись, поднял ее, пока не прожгла ковер.
– Впусти, Серджио, – сказал он, отправляя окурок в пепельницу.
В комнату зашла женщина. Медного цвета волосы переливались в ярком свете единственной лампочки, глаза изумрудами сверкали на красивом, несмотря на возраст, лице. Она небрежно сбросила плащ в руки вездесущему охраннику.
– Подержи это, Джейкоб. Только не клади никуда – боюсь, испачкается.
– Добрый вечер, Жаклин. – Самообладанию Ксавьера мог бы позавидовать кто угодно. – Думаю, что ветер, который тебя занес, был далеко не попутным.
– Ты еще умудряешься дерзить? – Жаклин оглядела комнату и сморщила нос. – В каких условиях ты живешь, подумать только. Хотя, не сомневаюсь, Солитарио сейчас куда хуже.
– Лукасу вполне вольготно в кресле отца. При чем тут он?
– О, ты, видимо, не понял. Я говорила о младшем Солитарио, который сейчас ворочается на неудобных нарах. Как не повезло малышу. А у него были такие перспективы…
– Он никогда не относился к семейству Солитарио, – спокойно ответил Ксавьер. – Значит, там ему и место. Ты пришла сюда говорить о нем? Прости, эта тема мне неинтересна.
– Вовсе нет, я хотела поговорить о тебе. Ты даже в этой берлоге выглядишь королем. – Жаклин вытянула из серебряного портсигара тонкую сигарету. – Но теперь твой удел – повелевать скопищем крыс, которые снуют туда-сюда в подвале этой развалюхи. Не слишком подходящая жизнь для такого, как ты, не находишь? – Она прикурила от зажигалки, которую заботливо поднес телохранитель, и выпустила струю дыма в направлении Ксавьера.
– Не твое дело, чем я сейчас занимаюсь, Жаклин, – резко ответил он, едва сдерживая злость. – Зачем ты пришла?
– Честно говоря… – Она обхватила губами сигарету и сделала глубокую затяжку. Клуб дыма снова окутал Ксавьера. – Честно говоря, хотела посмотреть на твое унижение. Однако меня не устраивает то, что я вижу. Тебя всегда отличала излишняя аристократичность. Одень тебя в мешок из-под картошки – ты превратишь его в мантию.
– Меня необычайно трогают твои комплименты, но переходи к делу. Если его нет – дверь открыта.
– Выгоняешь свою благодетельницу? Как грубо. – Жаклин уселась на диван, закинув ногу на ногу. – Вспомни, кто вытащил тебя из грязи, кто сделал тем, кем ты являешься!
– И кто снова втоптал меня в эту грязь, отправив на верную смерть к Изабелле. О, я всего лишь расходный материал для спятившей бабы с нестерпимой чесоткой, – ядовито отозвался Ксавьер. – Так чем обязан?
– Хочу сделать деловое предложение. – Жаклин сверкнула изумрудными глазами. – Работай на меня. Стань моим пажом. Я вытащу тебя со дна и сделаю важной персоной. Ты ведь хочешь этого?
В наступившей тишине громом прозвучал смех. Ксавьер запрокинул голову назад и хохотал, пока на глазах не выступили слезы. Смеялся так сильно, что заболел живот, однако не мог остановиться.
Жаклин сдвинула тонкие брови к переносице. Левой рукой затушила сигарету о край стола и поднялась.
– Не вижу тут ничего смешного, Ксавьер. Прекрати немедленно!
– Прекратить? – выдавил тот, вытирая глаза. – Прекратить? Ты первая начала, Жаклин. Сделать меня своим пажом! Да, такой шутки я давно не слышал.
– Я вовсе не шути…
– Убирайся. – Ксавьер в мгновение ока преобразился, на лице застыло обычное равнодушное выражение, стальные глаза впились в Жаклин. – Убирайся и больше не смей приходить сюда. Я никогда не приму твое предложение, хватит с меня унижений.
Жаклин покраснела от гнева, губы, накрашенные алой помадой, затряслись. Она подняла руку, намереваясь расцарапать наглецу лицо длинными, темно-красными ногтями, но Серджио, шагнув вперед, покачал головой.
– Вижу, одного слугу ты не потерял, – наконец выговорила она дрожащим от едва сдерживаемой злости голосом. – И почему он так за тебя держится? Что ты ему пообещал, у тебя же ни черта нет!
– Покиньте дом, госпожа, – бесстрастным голосом произнес Серджио, демонстрируя пистолет на поясе.
Это возымело действие. Джейкоб наклонился к Жаклин, поглядывая на Серджио. Правая рука застыла у кобуры, но не касалась ее.
– Думаю, лучше сделать, как он просит, мисс Жаклин. Мы можем прийти в другой раз.
Та раздраженно обернулась.
– Ты что, испугался этого здоровяка, Джейкоб? Я тебе плачу за то, чтобы ты разбирался с такими, как он, не так ли?
– Считаю, это неблагоразумно, мисс Жаклин, – продолжал он тем же тихим, размеренным голосом. – Санторо работал на вас, вам ли не знать, что угрозами его не проймешь? Вы сделаете только хуже. Прошу, пойдемте.