Ничего личного. Книга 2

«Какого черта? Какого черта ты жалеешь его? Он предал тебя, растоптал доверие и дружбу, не глядя прошелся по твоей спине, и после этого ты еще смеешь его жалеть? Сколько можно тешить себя мыслями о прошлом? Ты больше никому не доверяешь, уясни наконец. Санторо лишь воспользовался тобой, и все. И его банкротство – вполне заслуженное наказание».

Так Амадео уговаривал себя, но без особого успеха. Как бы ни старался, он не мог уничтожить то уважение, что питал к Ксавьеру Санторо, к его силе, к умению из любой безнадежной ситуации выходить победителем. И именно поэтому его падение больно било по сердцу, горло перехватывало от горького разочарования, глаза жгло подступающими слезами, и Амадео стоило огромных усилий не дать им прорваться наружу. И хотя по телевизору уже две минуты шла реклама, перед глазами все еще стояло измученное бессонными ночами лицо бывшего друга.

2. На дне

– Проходите, господин Санторо. – Серджио распахнул дверь и сделал приглашающий жест. – Места здесь не так чтобы много, но хватить должно.

– Спасибо, Серджио. – Ксавьер без промедления зашел в квартиру и быстрым взглядом окинул скудную обстановку.

Две комнаты, небольшая кухня, мебели немного, только самое необходимое. Никаких личных вещей, что вызывало стойкую ассоциацию с номером в дешевом мотеле. Только, в отличие от мотеля, тут было чисто и уютно. С теми деньгами, что Ксавьер платил ему когда-то, Серджио вполне мог приобрести двухэтажный дом, но почему-то предпочитал жить на съемной квартире.

Должно быть, верный подручный почувствовал невысказанный вопрос. Он запер дверь и прошел в небольшую комнату, служившую гостиной.

– Вас удивляет, почему я не найду дом получше? Деньги и роскошества для меня никогда не были в приоритете. Мне вполне хватает этой скромной халупы.

– И вовсе это не халупа, Серджио. – Ксавьер поставил дипломат на хлипкий столик и опустился на предложенный хозяином диван. – Если тебе настолько не важны деньги, ты мог бы найти работу менее опасную, чем…

Он тут же пожалел о том, что сказал. Серджио одарил его таким взглядом, какого не позволял себе никогда. Злость, гнев, печаль, обида – все смешалось, и Ксавьер не удивился бы, если бы помощник его ударил.

– Господин Санторо, если бы я хотел, то нашел бы. Но мне никогда не расплатиться с вами за то, что вы для меня сделали. Все эти идиоты, что при первой возможности сбежали от вас, когда дела пошли совсем плохо… Я не такой.

– Я знаю, Серджио. Извини.

В наступившей тишине барабанной дробью стучал по карнизу дождь. Ксавьер следил за стрелкой больших настенных часов, явно купленных на распродаже, и вдруг понял, что за все годы, что Серджио работал на него, он так ничего и не узнал о своем верном псе.

Не стремился узнать, поправил он себя. Личная жизнь помощника никогда его не интересовала. Он требовал лишь подчинения и хорошей работы, а чем Серджио занимается в свободное время, мало волновало.

Но именно Серджио не отвернулся от него, когда Ксавьер потерял все. Он закрыл сигаретную фабрику, продал огромный, но такой неуютный и пустой дом, сдал в аренду здание офиса – и теперь у него не было ничего. Ни единого места, куда он мог бы пойти. Ни денег, ни связей – все уничтожено совместными стараниями родственников и Жаклин.

И Серджио прекрасно об этом знал. Когда Ксавьер собирал документы в дипломат, упаковывал ноутбук в футляр – все, что у него осталось – подручный подошел к нему и предложил свою квартиру в качестве временного жилья.

– Будете чай, господин Санторо? – крикнул Серджио из кухни. Для этого ему не пришлось даже напрягать голосовые связки.

– Не откажусь, спасибо, – отозвался Ксавьер.

Он убрал дипломат на пол и пододвинул к себе столик. Затем раскрыл ноутбук и застучал по клавишам. Да, его лишили всего, но это еще не конец. Он поднялся с самых низов, возвысился над этим миром, затем снова рухнул вниз, но ему удалось подняться еще выше. Получится и в этот раз. Что в этом сложного?

Репортеры потеряли к нему интерес, как только он закрыл фабрику. Родители тоже мгновенно испарились, поняв, что ничего выжать не получится. Актер, нанятый ими, вернулся в свой театр с изрядно отяжелевшим кошельком. Грязные деньги за грязную работу.

Серджио принес красную кружку, над которой поднимался ароматный пар, и поставил рядом с ноутбуком. Затем вернулся на кухню, чтобы не мешать.

Минут через двадцать Ксавьер наконец оторвался от клавиатуры и откинулся на спинку дивана, которая протестующе скрипнула. Он потерял еще одного партнера, несмотря на многолетнее сотрудничество. Никто не желал иметь с дел с разорившимся бизнесменом, и не последнюю роль в этом сыграл неудавшийся контракт с Алькарасом. В этом не было бы ничего удивительного, если бы тот, с кем он сейчас разговаривал, сам когда-то не пострадал от этого магната.

Ксавьер достал из кармана черно-золотую пачку «Камальон» и повертел в руке. Последняя. Скоро придется довольствоваться тем, то продают в супермаркете внизу, но это нисколько не пугало. Скорее, наоборот – подстегивало. Надолго он здесь не задержится. Поднимется, как поднимался уже множество раз, снова станет тем, с кем будут считаться.

И самолично купит Серджио хорошую квартиру.

– Опять эти бобы. – Йохан уныло ковырялся в тарелке. – На этой неделе только бобы. Терпеть их не могу. Лишнюю партию завезли, что ли, или срок годности истекает? Еще и в томате, бе-е, какая гадость.

Амадео неопределенно пожал плечами и продолжил есть. Кормили тут на удивление неплохо, хоть и однообразно, однако иного ждать не приходилось – в конце концов, это тюрьма, а не ресторан.

– Тебе нужно есть, Йохан. Ты сжигаешь очень много энергии, тренируясь с боксерской грушей. – Он отпил молока из пластикового стакана. – Так что не привередничай.

– Да знаю я, знаю, – протянул сокамерник, зачерпывая ложкой ненавистные бобы. – Кстати, я же обещал научить тебя боксировать. Почему бы не начать сегодня?

– Я не против, – ответил Амадео, допивая молоко.

Столовая гудела от голосов – заключенные никогда не замолкали. Ночные часы, когда любые разговоры были запрещены, сильно действовали на нервы, и узники не теряли времени днем. Тем более, сегодня был день свиданий. Наскоро пережевывая пищу, люди на какое-то время забыли, что они – преступники, и делились своими надеждами, предположениями, что принесет им родня, гадали, сильно ли выросли дети. Обычные заботы обычных людей.

– Посмотрите, кто у нас здесь, – вдруг зазвучал на всю столовую голос, от которого Амадео недовольно поморщился – Буйвол, который в первые дни домогался его в душевой, стоял рядом и тыкал пальцем в плечо. – Знаете ли вы, кто это, а?

Но заключенные лишь склонились над тарелками, не желая отвечать на вопрос. Буйвол грохнул свой поднос на стол, за которым расположились Амадео и Йохан, и, опершись о столешницу, продолжил:

– Это заключенный номер триста семьдесят восемь. Амадео, – он обвел взглядом всех присутствующих, – Солитарио. Подлый отцеубийца, который сидит в соседней камере, справа от меня.

Йохан во все глаза смотрел на Амадео, который лишь досадливо прикусил губу. Надзиратель Бенедикт положил ладонь на дубинку, но пока не вмешивался.

– Здесь все убийцы, Буйвол, – робко возразил рыжеволосый щуплый парень из-за стоящего у стены стола.

– А я тебе слово давал, Прыщ? – рявкнул тот. – Нет, так что заткнись! Да, мы все убивали, конечно. Однако только тех, кто это заслужил. – Он наклонился к Амадео и оскалился. – Но он – он убил не потому, что папочка лупасил его, как последнюю скотину, нет.

– Прекрати, Буйвол. – Йохан начал подниматься из-за стола, однако на плечо легла массивная ладонь. Обернувшись, он увидел приятеля Буйвола – того самого Кудрявого. Так вот что они задумали. Раз не получилось завладеть Амадео, они решили подавить его. Унизить. Настроить против него заключенных, чтобы никто не пришел на помощь. И тогда они возьмут свое.

Йохан дернулся, однако Кудрявый держал крепко. Буйвол тем временем продолжал:

– И вовсе не потому, что он – нелюбимый сыночек. Вовсе нет. Папочка его обожал, наверняка. Все обожают принцев. А сделал наш монарх это потому, – он наклонился к Амадео, дохнув в лицо вонью того, что тут принимали за табак, – что хотел получить наследство. Так ведь? Ты пришил своего папашу из-за наследства, неблагодарный сыно..!

Договорить он не успел. Амадео схватил поднос, который Буйвол так любезно поставил рядом, и нанес удар в челюсть снизу вверх скругленным углом. Загремела пластиковая посуда, еда смачно шмякнулась на пол. На пятно томатного соуса закапала кровь – удар оказался настолько сильным, что рассадил кожу. Поднос опустился на макушку Буйвола и раскололся пополам – пластик не выдержал такого бесцеремонного обращения. Обломки разлетелись в стороны, шрапнелью ударяясь о ножки соседних столов и скамеек.

– Никогда. Не смей. Говорить о моем отце, – разъяренно прорычал Амадео.

Кудрявый даже не сделал попытки броситься на помощь напарнику – настолько поразила его реакция этого аристократа. Он ждал чего угодно: равнодушия, уныния, может быть, принцесска даже заплакала бы – но не такого. Буйвол сидел на полу посреди разбросанной еды, по лбу и шее текла кровь, заливаясь за пазуху. Глаза закатились, он ничего не соображал.

Йохан же застыл на месте точно так же, как державший его Кудрявый. Но смотрел вовсе не на поверженного Буйвола. Он таращился на Амадео. На того, кого он, как выяснилось, совсем не знал. В глазах полыхала чистая ярость, руки сжимались в кулаки так сильно, что в наступившей тишине слышался хруст костяшек. Губы были сжаты в тонкую упрямую линию, на скулах играли желваки.

– Что тут происходит?! – раздался громовой рык надзирателя, наконец решившего вмешаться. – Солитарио, какого хрена ты творишь?

Амадео молчал. Лицо снова стало спокойным, он отвернулся от Буйвола. И тут же ему заломили руки за спину, на запястьях защелкнулись стальные браслеты.

– Ты что о себе возомнил, а, Солитарио? – засвистел в ухо надзиратель Бенедикт. – Думаешь, можно устраивать драки в моем блоке?

– Но он не… – начал Йохан, однако Амадео предупреждающе глянул на него, и слова застряли в горле. Надзиратель этого даже не заметил.

– Карцер научит тебя, как правильно себя вести, не сомневайся.

Впервые на лице Амадео мелькнул страх.

– Карцер?