Йохан лениво водил глазами по страницам. Проще не бывает, преступление ему выбрали самое очевидное, даже выдумывать ничего не надо. Только держаться этой версии, и тот парень ничего не заподозрит.
Толпа журналистов у входа в здание суда пришла в движение. Ксавьер чуть опустил тонированное стекло.
– Его выводят.
Йохан с интересом вытянул шею, пытаясь разглядеть виновника.
На крыльце появился высокий молодой человек. Его тут же обступила толпа журналистов и фотографов, но охрана быстро заставила их отступить. Лицо застывшее, словно маска, хоть и очень красивое. Он тряхнул волосами, едва прикрывающими уши, и спустился по ступенькам, глядя прямо перед собой, будто не было вокруг этой беснующейся толпы, щелкающей фотокамерами, выкрикивающей обвинения. Когда стервятники чуть расступились, пропуская полицейский автомобиль, который должен был доставить заключенного в тюрьму, Йохан успел увидеть скованные наручниками запястья.
Зазвонил телефон Ксавьера, и Йохан вздрогнул.
– Да, Люсиль. Хорошо. Ты сделала все, что могла. Спасибо.
– И сколько ему дали? – спросил Йохан, когда Санторо закончил разговор.
Ксавьер чиркнул зажигалкой и уставился сквозь тонированное окно в противоположную сторону от суда. На губах играла довольная улыбка.
– Четыре года. Без права досрочного освобождения.
– Имя и фамилия?
– Амадео Солитарио.
– Дата рождения?
– Девятнадцатое июня тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.
– Полных лет сколько?
– Двадцать три.
– Преступление?
– Убийство.
– Болезни имеются?
Молчание.
– Я спросил, болезни имеются? Отвечай.
– Нет.
– Аллергии?
– На животных.
– Тогда ты тут точно сдохнешь. Полная тюрьма зверей. – Гогот. – На воле кто есть? Родственники, друзья.
– Нет. Никого.
– Деньги, запрещенные продукты, наркотики тебе может кто-нибудь передавать?
– Я же сказал, что никого нет.
– Значит, свидания тебе не нужны. В тюрьме знакомые имеются?
– Нет.
– Профессия есть?
– Юрист.
– Понятно, чего ты тогда тут прохлаждаешься. Не выгорело, да?
– Не поэтому.
– А мне неинтересно. Будешь сидеть во второй камере блока С. Там у нас все убийцы. А теперь пошел вон.
Амадео шел по тюремному коридору, глядя прямо перед собой. Со всех сторон неслись свист и улюлюканье, подначивание и притворные всхлипывания.
– Ой, какая девочка! Как же ты будешь тут одна?
– Личико-то милое, хочешь быть моей, красотка?
Никаких эмоций. Никакой реакции. Только вперед, не сворачивая. Иного пути нет. Еще несколько шагов – и он увидит свой дом на ближайшие четыре года. Амадео не обращал внимания на выкрики, но они и не думали прекращаться, наоборот – становились громче.
Надзиратель ударил дубинкой по прутьям и рявкнул на заключенных, чтобы заняли свои места и не отвлекали. Те взорвались безудержным смехом.
Ему приказали остановиться у дальней камеры и замереть. Стальные браслеты, стягивающие запястья на протяжении всего пути от здания суда, наконец раскрылись. Решетчатая дверь отъехала в сторону, впуская нового постояльца в дешевый номер.
Двухъярусная кровать. Узкий стол. Унитаз за перегородкой, рядом – раковина. Вот и вся скудная обстановка. Паршивой пятерки не дал бы за эту каморку, усмехнулся про себя он, ощутив легкий приступ клаустрофобии. По крайней мере, тут есть зарешеченное окно.
Амадео стоял спиной к двери, пока она не захлопнулась. Зазвенели ключи, запирая путь к свободе.
Он подошел к кровати и присел на нижний ярус. Здесь было тесновато, первые признаки клаустрофобии уже показывали свои любопытные носы из уголков подсознания, но придется научиться с этим справляться – тут предстоит провести четыре года. И ни днем меньше, согласно постановлению суда. Права досрочного освобождения ему не предоставили, как ни старалась Люсиль Муэрте. Амадео изначально отказался от адвоката и понятия не имел, почему вдруг Люсиль взялась защищать его. Наверняка из уважения к Кристофу, но Амадео же предъявили обвинение в его убийстве!
Как бы там ни было, ей удалось добиться изменения статьи с предумышленного на убийство по неосторожности. Якобы Амадео перепутал лекарства. Ну конечно! Так легко перепутать таблетки с порошком, которому в доме не место! Но он промолчал на суде. Он вообще не желал говорить с кем-либо, и даже когда Люсиль пришла в камеру предварительного заключения, даже не позволил войти.
Он виноват в том, что Лукас опустился до убийства собственного отца, он и только он. Не появись Амадео в их доме, Лукасу некого было бы ненавидеть. Кристоф спокойно отдал бы ему компанию, когда пришло время, и остался жив.
– Это все из-за меня, – прошептал он, запустив пальцы в остриженные волосы. – Из-за меня.
Внезапно кровать слегка вздрогнула. На верхнем ярусе кто-то заворочался, послышался зевок. Амадео вскинул голову.
– О, привет. – Сосед свесился вниз. Темные волосы взъерошены, карие глаза слегка мутные после пробуждения. На носу нашлепка – видимо, кто-то перебил парню нос. – Ты новенький?
– Да. – Амадео улегся на жесткий матрас и отвернулся к стене.