– Девочка тут одна есть… Она видела, как он выбежал из дома.
– Сколько лет этой девочке?
– Десять.
Следователь покачал головой.
– Это тоже не доказательство. Девочка несовершеннолетняя, она не может быть свидетельницей.
Крестьяне переглянулись. Пилё нахмурился. Он незаметно поглядел, нет ли поблизости Лёни и Кози, и облегченно вздохнул.
– Кози, отец девушки, тоже говорит, что…
– Нет, господа, свидетельство отца во внимание не принимается. Вы возводите напраслину на Гафур-бея. У вас нет ни одного доказательства. Гафур-бей – достойный человек, он не мог совершить то, в чем вы его обвиняете.
– Достойный, достойный! – закричал сердито Пилё. – Мы говорим тебе, что он это сделал, – значит, сделал!
– Доказательства, господа, где доказательства!
Крестьяне замолчали. Продолжать разговор не имело смысла. Следователь явно не собирался заносить в акт что-либо, направленное против бея, а потому начал выискивать какую-нибудь другую причину: может, отец с ней плохо обращался, а может, она случайно утонула… Не вытянув из крестьян ничего существенного, он записал в акте: „Утопилась по неизвестной причине“.
– Что же ты, господин судья, мы тебе говорим одно, а ты пишешь другое, – сказал Пилё. – Мы же тебе объяснили, почему она утопилась.
– То, что вы говорите, не подтверждается.
– Давай позовем девочку. Позови-ка Фану!
– Не надо.
– Не надо? – переспросил Уан. – Гафур-бей тут творит что хочет, а ты говоришь не надо!
– Да ладно, Уан, ворон ворону глаз не выклюет! Они все заодно!
Следователь вскипел и по-петушиному накинулся на Пилё:
– Ты о ком это так говоришь, а? Не видишь, что ли, что перед тобой закон? Ты хочешь, чтобы я тебя связал и отправил в тюрьму?
– За что же ты меня собираешься вязать?
– Ты что, не знаешь, кто такой Гафур-бей?
– Знаю.
– Нет, не знаешь. Гафур-бей – депутат его высокого величества и его личный советник. Возводя такой поклеп на Гафур-бея, вы оскорбляете его высокое величество, выступаете против короля. Так что я вас хоть сейчас могу в кандалы.
Жандарм Камбери вскинул винтовку и двинулся к Пилё. Следователь остановил его.
– Не надо, господин Камбери. Они сами не знают, что говорят. Ума-то нет.
– Никто тут не оскорбляет его высокое величество, – сказал Пилё.
– Я и без тебя разберусь.
– В этом-то разберешься, а что мы тебе говорим, и слушать не хочешь!
– Ну хватит языком чесать, иди распишись вот тут.
– Уж будто ты там написал, что мы тебе говорили.
– Ну как хочешь. Тогда давай ты расписывайся.
– А я вообще ничего не говорил, – ответил дед Уан.
– Пожалуйста, вы, господин Камбери, и вы тоже.
Жандарм Камбери и староста, не глядя, подписали акт.
– Этого достаточно, – сказал следователь.
Он захлопнул папку и, зажав ее под мышкой, удалился.
– Сами пишут, сами печати ставят, – сказал Уан.
– Ждать справедливости от них – совсем пропадешь, – сказал Пилё.
Силю похоронили внутри церковной ограды рядом с матерью.
XIII
Шпреса узнала о смерти Сили от своего брата Агима. Крупным детским почерком на листке, вырванном из школьной тетради, он писал: „Дорогая сестра. Сегодня мы получили письмо от Скэндера. Пишет, что этим летом не приедет. Он нашел работу и говорит, чтобы мы больше денег ему не посылали. Он уехал из Парижа и устроился в другом городе. Дорогая сестра, умерла Силя, дочка Кози. Мама и папа поехали в деревню на похороны…“
Она прочла письмо еще раз. Не верилось, что это правда.
В ту ночь она не сомкнула глаз, лежала, плакала в подушку. Подруги, узнав, в чем дело, успокаивали ее, но она продолжала плакать, вспоминая Силю такой, какой увидела впервые когда-то давно, еще в детстве.
Через несколько дней пришло еще одно письмо, от матери. Она подробно рассказывала о случившемся, описывала похороны, жалела Кози, которому „не довелось увидеть в жизни ни одного светлого дня“.
Шпреса застыла с письмом в руке. Она больше не плакала, ее охватило чувство гнева и злобы против Гафур-бея.
– Что с тобой, Шпреса? Снова плохие вести?
Шпреса протянула письмо.
Ее однокурсница, высокая девушка с тонким, сухощавым лицом и распущенными по плечам темными волосами, прочла письмо и гневно сжала кулаки:
– Какая мерзость!
– Откуда только берутся на свете такие чудовища! – воскликнула Шпреса.