Улица наполнилась говором людей, ржанием коней, быстрых карет, несущихся туда-сюда.
– Какая мать не узнает собственного ребенка? Ты был таким громким в доме, что я испугалась. Мне снова захотелось отдать тебя своему бывшему мужу, чтобы он тебя замуровал в стене.
– Я был замурован только поэтому? – на лице ребенка не дрогнул ни единый мускул.
Я тихо мило рассмеялась.
– Ну что ты, малыш! Ты должен был быть ближе к своим братьям и сестрам. Я не могла разделить своих детей. Вы построили этот дом из своих маленьких тельц.
Мальчик улыбнулся и пропел:
– Любящая мама, за которой мы придем. Ты будешь вместе с нами. Наша семья будет полна. Ура!
– Тогда сделайте это как полагается леди и джентльмену. Сделайте это необычно и изысканно. Я рожала столь необыкновенных детей не для того, чтобы умереть от их рук простецкой смертью. Ненавижу обыкновенные вещи.
Я выпрямилась, и улица затихла. Посмотрела вперед и увидела толпу детей разных возрастов.
– Вы же хотите разодрать мою душу на части? Пришел ваш черед убить меня.
Глава 2
Российская Империя, Санкт-Петербург
XIX век
Этим вечером вся знать отправилась на премьеру балета «Щелкунчик». К сожалению, моя матушка заболела, и мы не пошли.
– Анастасия, дочь моя, поди ко мне, – прокричала маменька из своей комнаты.
Учитывая мою беременность, я поднялась наверх с большим трудом. Когда уже родится этот ребенок?
Тихо постучав, я приоткрыла дверь и стала ждать приглашения.
– Заходи, дорогая. Как поживает Адан?
Я присела на край кровати и, стараясь не выдать своего разочарования, ответила:
– Адану нравится Париж. Монпелье он никогда не считал домом, маменька. Ему нравится общество незамужних женщин, как и раньше, когда мы были женаты.
Я погладила живот одной рукой, а другой – взяла лежащую матушку за руку.
– Ох, дитя. Съезди ты к нему на днях. Обрадую его сыном или дочерью. Адан всего лишь мальчишка. Образумь его ребенком.
Я взглянула на неё и улыбнулась. Ах, как же не улыбнуться подобным наивным мыслям?
Адан не мальчишка. Вовсе нет. Он мой помощник. А ребенок – плод любви его помощи и моей любви к причудливым вещам.
Ах, маменька! Знала бы ты, что я вынашиваю уже девяносто восьмого ребенка, ты бы не жалела меня. Знала бы, зачем я это делаю, ты бы сказала: «Бойся Всевышнего, дитя! Он тебе покарает!»
– Если поправитесь, то можем сходить на «Щелкунчика» завтра. Весь город гуляет в эти дни. Семья Симоновых дают бал в честь помолвки их дочери.
Она улыбнулась.
– Мы тоже дали прекрасный бал в честь твоей помолвки с Аданом.
Я рассмеялась.
– Маменька, это же было двадцать лет назад. Я была так юна.
– Тебе было восемнадцать лет. Я в таком возрасте уже двоих родила и одного потеряла, – она шмыгнула носом.
– Ну-ну, матушка! У Вас есть я. Пока мои братья заняты государственной службой, я и мой малыш будем веселить Вас.
Теплый взгляд карих глаз встретился с моими холодными золотыми.
– И я рада этому больше, чем могу представить.
***
Франция, Париж
XIX век
Когда-то я была известной оперной певицей, но потом пропала со сцены. Мне не нравились произведение, которые меня заставляли исполнять. Они были такими скучными. И не только произведение заставляли меня зевать и устало вздыхать. Самой моей большой головною болью были люди – озлобленные и простые существа, не умеющие поражать и удивлять.
Я люблю необыкновенные и редкие вещи, из-за этого гоняюсь за ними как Адан за юбками и брюками, то есть очень часто.
Эта поездка до Парижа была долгой —замело дороги, ничего не было видно и было очень холодно. Мы с малышом чуть не померли. Хотя умереть ради Адана было бы слишком обидно.
– У этого мальчишки нет вкуса! – восклицаю я, смотря на старый особняк. – Ах, и как меня угораздило связаться с ним?
Пройдя через открытые ржавые ворота, я прошла через неухоженный сад к главным дверям. Постучала и стала ждать.
Дверь открыл красивый мужчина лет тридцати с темными волосами и яркими зелеными глазами.
– Адан.
– Мадмуазель Анастасия, – пьяно присвистнул он. – Рад встретиться с Вами.
Я недовольно цокнула и покачала головой.
– Мы не могли бы зайти в дом? Нам с ребенком очень холодно.
После моих слов он посмотрел на мой круглый живот и вздохнул.
– Ты обещала остановиться на девяносто пятом, – отбросив формальности, сказал он.
– И я нарушила его уже в третий раз.