– Нет. Я довольно вынослив, не стоит обо мне беспокоиться. У вас действительно есть еда?
– Да. Кажется, пуля вышла? Потому что, если нет…
– Вышла, кость не задета. И рана чистая. Это точно.
– Если вы уверены… – произнесла я с сомнением. – Впрочем, не знаю я ничего об этих проклятых пулевых ранениях, и, раз уж у вас нет горячей воды, придется поверить вам на слово. Но у вас температура, это любому дураку ясно.
– Целую ночь провел под открытым небом. Потерял много крови… и шел дождь. Скоро все будет в порядке… через пару дней.
Вдруг он дернул головой, это было движение крайне яростного и беспомощного нетерпения. Я видела, как на его лице заходили желваки, но явно не от боли. Я тихо сказала:
– Попытайтесь не волноваться, что бы там ни было. Если вы сейчас хоть немного поедите, вы быстрее отсюда выберетесь, только представьте себе, у меня есть термос с горячим кофе. Вот Ламбис уже идет.
Ламбис принес все мои вещи и вымытую кружку. Я взяла у него кофту и снова опустилась на колени перед постелью.
– Накиньте это на себя, Марк. – Он не протестовал, когда я сняла с него грубую куртку и укутала плечи теплой легкой шерстью. Курткой я накрыла ему ноги. – Ламбис, в сумке есть термос. Налейте ему немного кофе, ладно? Спасибо. Вы можете приподняться? Пейте!
Его зубы стучали о край кружки, и мне пришлось следить, чтобы он не обжег себе рот, с такой жадностью он накинулся на горячее питье. Я так и представляла себе, как бодрящее и живительное тепло разливается по его телу. Выпив половину кружки, он остановился отдышаться, и дрожь как будто уменьшилась.
– Теперь попытайтесь поесть. Слишком большие куски, Ламбис, порежьте помельче мясо. Отломите корку. Теперь давайте. Справитесь?
Кусок за куском поглощал он пищу. Казалось, он очень голоден и в то же время заставляет себя есть. Из этого я с удовлетворением заключила, что он не так уж серьезно болен, и, если о нем позаботиться и оказать ему помощь, он выздоровеет довольно быстро. Ламбис стоял над нами и словно следил, чтобы я не подлила в кофе отравы.
Когда Марк съел все, что можно было в него затолкать, и выпил две кружки кофе, я помогла ему улечься и подоткнула вокруг него такие неподходящие одеяла.
– Теперь засните. Попытайтесь расслабиться. Если вам удастся уснуть, вам сразу станет намного легче.
Он выглядел сонным, но видно было, что он хочет еще что-то сказать.
– Никола…
– Что?
– Ламбис говорит правду. Это опасно. Я не могу больше ничего объяснить, но держитесь подальше… не хочу, чтобы вы думали, что можете помочь. Вы очень любезны, но… Ничего особенного. Не надо вам связываться с нами… Не могу этого допустить.
– Если бы я только понимала…
– Я и сам не понимаю. Но… это мое дело, не добавляйте мне хлопот… пожалуйста.
– Хорошо. Я не буду вмешиваться, если… если и в самом деле я ничем не могу помочь…
– Ничем. Вы и так много сделали. – Он попытался улыбнуться. – Этот кофе спас мне жизнь, я в этом уверен. А теперь идите в деревню и забудьте о нас, хорошо? Я имею в виду – никому ни слова. Это очень важно. Я на вас надеюсь.
– Можете быть во мне уверены.
– Вы милая девушка…
И вдруг я увидела то, что поначалу скрывалось за его болезнью и удрученностью: он был очень молод. Ненамного старше меня, подумала я. Двадцать два? Двадцать три? Измененное страданием лицо, плотно сжатый рот делали его старше своих лет. Но вот, как это ни странно, стоило ему попытаться говорить со мной менторским тоном, так и выглянула из него молодость, как тело в просветах доспехов.
Он откинулся на своем ложе.
– Идите своей дорогой… Спасибо еще раз и простите, что так напугали… Ламбис, проводи ее вниз… и насколько можно дальше…
Насколько осмелишься – мог бы он еще с полным основанием сказать, но не сказал. А на меня вдруг, откуда ни возьмись, опять напал страх, словно тень, упавшая на цветы. Едва дыша, я сказала:
– Мне не нужны провожатые. Я пойду вдоль ручья. До свидания.
– Ламбис проводит.
Раздраженный шепот был все еще на удивление властным, и Ламбис поднял мою сумку, подошел ко мне и решительно произнес:
– Я пойду с вами. Идемте.
– До свидания, – тихо сказал Марк слабеющим голосом, что означало окончательное прощание.
Я оглянулась с порога и увидела, что он закрыл глаза, отвернулся и подтянул выше легкими отрывистыми движениями птенца мою кофту. То ли он забыл о ней, то ли слишком высоко ценил свой комфорт, во всяком случае он не проявил намерения возвратить ее мне.
Что-то в том движении, которым он погрузил свою щеку в белую мягкую шерсть, обрадовало меня. Он показался мне даже моложе своих лет, намного моложе меня.
Я резко повернулась и вышла из хижины. Ламбис – за мной.
Глава 3
Заходит солнце, и дневные тени
Становятся длиннее и страшней.
Натаниэль Ли. Эдип
– Я пойду первым, – сказал Ламбис, бесцеремонно обошел меня и повел через цветы к источнику.
Он тревожно осматривался, когда шел, а шел он осторожно, как ночной зверь, вынужденный двигаться при свете дня. Впечатление было неутешительное.
Вот и заводь наяды, неподалеку пучок орхидей, оброненный мною. Еще несколько шагов, и хижина исчезла из поля зрения.
– Ламбис, – сказала я. – Минутку.
Он нехотя повернулся.
– Я хочу с вами поговорить. – Я произнесла это тихо, хотя нас, конечно, не было слышно из хижины, и в ответ на его протестующее движение добавила: – Кроме того, я голодна и, если не съем чего-нибудь, упаду тут прямо на месте, не дойдя до деревни. Вам, наверное, сэндвич тоже не помешает?
– Со мной все в порядке.
– А со мной – нет, – твердо заявила я. – Дайте-ка я загляну в сумку. Да, тут еще много добра. Он съел очень мало. Я оставила ему кофе, возьмите апельсин, шоколад и немного мяса. Вот все это. Вы непременно должны помочь мне все доесть.
Мне показалось, что он с сомнением смотрит на пищу.
– Я все равно ухожу, – добавила я. – Вам в самом деле нет необходимости провожать меня дальше. Поймите, я сама великолепно справлюсь.
Он резко дернул головой: