Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)

– А зачем? Испания – большая страна. У меня там друзья и деньги.

– Она поправится, – с горечью сказала Дженни, – и все вспомнит. Неужели вы думаете, что она согласится после этого жить с вами?

– Все возможно. Я хорошо к ней отношусь.

Она сказала в отчаянии:

– Вы безумец! Вам никогда не отмыть рук!

Он взъярился и вернулся к своей прежней манере разговора:

– Закрой рот, ты, маленькая дурочка! Неужели ты думаешь, что я рискнул оставить ее у себя только для того, чтобы теперь дать ей уйти? Побереги свой пыл, ты, малокровная англичаночка. Она поедет со мной.

– А я? – тихо спросила Дженнифер.

Он глянул на нее:

– Ты останешься здесь. Но я не позволю тебе шпионить за нами. Я сказал, что не обижу тебя, и так оно и будет. Но мне придется все же ограничить твою свободу, детка. Пройдет некоторое время, прежде чем они сообразят поискать тебя в сарае, а мы тем временем успеем уйти подальше отсюда.

Он снял со спинки стула моток веревки и направился к Дженнифер.

В это время наружная дверь домика отворилась. Глаза Дженнифер загорелись надеждой, она приоткрыла рот и затаила дыхание. Это была всего лишь Джиллиан, запыхавшаяся из-за штормовых порывов ветра, от которых разрумянились ее бледные щеки и оживились глаза.

– Мул готов, Пьер, – сказала она.

– Отлично, надевай плащ. Мы уходим.

Джиллиан прошла во вторую комнату. Бюсак двинулся вокруг стола, держа веревку наготове. Дженнифер отступала. Он уже было потянулся к ней, но она отскочила, обежала стол и, затаив дыхание, обернулась. Он выругался и ринулся за ней. Рука его почти схватила ее, но она вырвалась и опять отбежала. Этот кошмар напоминал детскую игру – страшные пятнашки вокруг освещенного стола, гонки с препятствиями вокруг маленькой лужицы света. Их тени, то вырастая, то уменьшаясь, метались по стенам и потолку. В тишине раздавался лишь шорох шагов, тяжелое дыхание и тихий стук часов, отсчитывавших в углу быстрые секунды. Но для Дженнифер эту дикую тикающую тишину пронизывал внутренний отчаянный крик: «Стивен! Стивен! Стивен!.. Он должен прийти, должен…»

Кошмарная игра продолжалась.

Бюсак, перегнувшись через стол и раскинув ручищи, опять попытался схватить ее. Дженнифер удалось увернуться от его цепких пальцев и отпрыгнуть. Потеряв равновесие, Бюсак повалился на стол. Лампа закачалась. В считаные секунды, пока он не поднялся, она бросилась по качающимся на полу теням к входной двери. Он схватил Дженнифер, когда ей оставалось только отодвинуть задвижку. Бюсак крепко прижал ее к себе и потащил обратно к столу. Задохнувшись от страха, она яростно отбивалась, колотя пятками по его ногам. Он выругался и поудобнее обхватил ее, прижимая ее руки. Сквозь пелену ярости до нее, как в тумане, донесся голос Джиллиан: «Пьер!» – и его отрывистый, почти грубый ответ:

– Иди, я скоро догоню тебя. Ты знаешь путь до водопада.

– А девушка?

– Не могу же я оставить ее просто так. Иначе она увяжется за нами. Давай, Мари, иди, ради бога…

– Ладно.

Дверь открылась. Ветер распахнул ее настежь. Дженнифер крикнула:

– Джиллиан! Не уходи!

Рука Бюсака грубо зажала ей рот. Дверь качнулась, ветер распахнул ее, принеся звук удаляющихся шагов.

Почувствовав, что Бюсак слегка ослабил хватку, Дженни резко дернулась. В слепой ярости она, как дикий зверек, вцепилась зубами в его ладонь. Он взвыл и, отдернув руку, стиснул ее еще сильнее. Все попытки вырваться оказались тщетными, одной рукой он крепко сжал Дженни, а второй, укушенной, повернул к себе ее голову. Наконец их глаза встретились.

В голове у Дженни помутилось от страха. Она увидела, что он смеется.

– Ну, Снежная Королева, – задыхаясь, проговорил Бюсак, – ты кусаешься, как маленький дьяволенок. Кто бы мог подумать! Жаль, нет времени отплатить тебе той же монетой.

Прежде чем она успела понять его намерения, он наклонился и поцеловал ее в губы.

Она попыталась крикнуть, потом тени закружились, в глазах у нее потемнело, и она безжизненно повисла в его руках.

Дженни очнулась, лежа на спине на чем-то вроде кровати. Еще не вполне придя в себя, она полубезумными глазами уставилась на низкий потолок, где то съеживались, то вырастали метавшиеся на сквозняке тени, которые отбрасывала лампа… Тиканье часов стало неестественно громким, расстроенному воображению Дженни оно показалось частой дробью, отдаленным топотом быстрых маленьких копыт…

«Джиллиан».

В голове прояснилось. Она резко дернулась и обнаружила, что не может поднять рук, что-то мешало. Все тело стало тяжелым, точно налитым свинцом: неподвижным и беспомощным… Наконец она все же поняла, что лежит, связанная, с кляпом во рту, в спальне.

Сначала ее охватила дикая ярость. Как посмели так с ней поступить! Веревки были затянуты не сильно, но узлы больно впились в запястья и лодыжки, а кляп во рту был просто невыносим: рот чем-то забит, а сверху повязан шарф, язык придавлен, в горле пересохло, и десны противно зудят. Вместо крика из груди вырвался лишь тихий стон, и Дженни в отчаянии устремила взгляд к полуоткрытой двери – оттуда в комнату проникала полоска света.

Сердце ее глухо забилось, глаза расширились, и она сжалась, наблюдая за Бюсаком.

Он стоял у косяка, отчасти заслонив своей темной фигурой свет. Бюсак не смотрел в ее сторону. Он стоял неподвижно, все его внимание было приковано к листку, который он держал в руке.

Письмо. Ей показалось, что она узнала оборванную кромку. «Должно быть, нашел в моем кармане…» Да, теперь она точно узнала пожелтевший листок.

Он читал записку Исаака Ленормана.

Ее охватила паника. К чему приведет это новое открытие? Теперь он имел часть, вернее, половину того письма, которым его шантажировала донья Франциска. Естественно, он поймет, что Дженнифер тоже прочла письмо. И он может подумать, что она знает, где спрятана вторая половина. Но раз он собрался уходить, то не все ли ему равно, о чем знает Дженнифер? И какое ему теперь дело до доньи Франциски? Дженни попыталась шевельнуться, и тело под веревками ожгло огнем; от страха она по-детски повторяла про себя с хрупкой надеждой: «Он сказал, что не обидит меня… Он обещал… Он ведь не такой уж плохой – разве его забота о Джиллиан, пусть даже из эгоистических соображений, не доказывает этого? Правда, он достаточно безжалостно вынудил Джиллиан стать его „женой“, но он раб своих страстей, абсолютно равнодушный к любым желаниям, кроме собственных, послушный лишь своим страстям. Он необуздан и упрям в своей ненависти… В ненависти?..» Она вспомнила, каким взглядом он смотрел прошлой ночью на донью Франциску, и вдруг почувствовала себя на удивление спокойно. Ненависть Бюсака, тлевшая и копившаяся долгие годы, вчера ночью достигла критической точки, точки взрыва… В сравнении с тем, что она видела вчера, его отношение к ней сейчас можно назвать почти добрым. Он не обидит ее. Ему просто надо было на время связать ее. Он так и говорил. Он не обидит ее… Не обидит.

Бюсак сунул письмо в карман и повернулся в ее сторону. Его тень вплыла и заполнила всю комнату. Он сделал шаг к кровати – тень взметнулась по стене, наискось пересекла потолок и замерла. Он остановился, прислушался.

Ветер фальшиво скулил снаружи, по камням прошаркали шаги.

«Стивен! – Беззвучный мысленный крик. И тьма, и ветер, казалось, отступили перед этим криком… – Наконец-то! Стивен!»

В дом кто-то вошел. Из своего темного угла Дженнифер не видела кто, но Бюсак на мгновение замер, как гончая, потом выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

Глава 22

Пляска смерти

Дверь не захлопнулась, а со скрипом качнулась назад и приоткрылась, полоса света вновь упала на дощатый пол. Дженнифер была видна часть стола, где все так же лежал оставленный Джиллиан хлеб, под лампой поблескивало стальное лезвие ножа, бутылка вина горела теплым рубиновым светом. За ножками стола мерцали язычки пламени на догоравших в камине поленьях.

Бюсак направился к двери и исчез из поля зрения Дженнифер. Поленья вспыхнули на сквозняке, взметнув искры. Входная дверь закрылась.

Она услышала, как Бюсак сказал:

– Вы? Уже? Зачем вы пришли в такую рань?

Он учащенно дышал, переводя дух после каждого отрывистого вопроса. Дженнифер услышала звук тихих шагов и шелест шелка.

Дженни нервно дернулась в своих оковах. Она совсем забыла… Невероятно, как она могла забыть о другом кошмаре, который подкрадывался к ней под покровом грозовой ночи. Раздался негромкий голос доньи Франциски: