Из долины послышался приглушенный стук копыт. Юноша вскинул голову, дыхание его участилось. Блеснул выхваченный меч.
Серый конь перестал щипать траву и тоже поднял голову, дернул ноздрями, но не заржал.
Юноша улыбнулся. Стук копыт приближался, и вот из тумана появился бурый пони.
Всадник, невысокий и хрупкий, закутался в черный плащ, спасаясь от ночного холода. Пони остановился, вскинул голову и звонко, пронзительно заржал. Незнакомец испуганно вскрикнул, спрыгнул на землю, схватил пони под уздцы и накрыл ему морду плащом.
Это была девушка, совсем еще юная. Она встревоженно озиралась, пока не разглядела в тени деревьев юношу с обнаженным мечом.
– Шуму от тебя, как от целого войска, – сказал он.
– Я не заметила, как доехала. В тумане все кажется незнакомым.
– Как ты добралась? Тебя никто не видел?
– По-моему, никто. Вчера и позавчера я не могла. По дорогам ездили день и ночь.
– Я так и думал, – улыбнулся он. – Но ты все-таки приехала. Давай сюда пони.
Он увел пони в рощу и привязал. Потом поцеловал девушку. Немного погодя она оттолкнула его.
– Мне надо идти. Я привезла тебе поесть, так что если завтра не удастся выбраться…
Она осеклась, увидев, что его конь оседлан и навьючен, и вцепилась в плечи юноши. Он сжал ее ладони.
– О-о… – простонала она. – Я это знала. Мне снилось во сне. Ты уезжаешь.
– Это необходимо. Сегодня.
Прошла минута. Наконец она произнесла:
– Как скоро?..
Он не стал делать вид, что не понял.
– Через час, два, не больше.
– Ты вернешься, – спокойно сказала она.
Он хотел что-то ответить.
– Не надо, – оборвала она его. – Мы уже все обсудили, а теперь нет времени. Я только хочу сказать, что ты останешься жив и вернешься в Британию; говорю, потому что знаю. Я умею видеть будущее. Ты вернешься.
– Не обязательно видеть будущее, чтобы знать это. Я должен вернуться. Быть может, тогда…
– Не надо, – снова оборвала она, почти гневно. – Это не важно. Какая разница? У нас всего час, а мы тратим его зря. Идем.
Он обнял ее и повел к пещере, расстегивая на ходу брошь, скреплявшую ее плащ.
– Хорошо, идем.
Часть первая
Вяхирь
Глава 1
Когда мой дядя Камлах вернулся домой, мне как раз исполнилось шесть лет. Я помню его таким, каким увидел в первый раз: высоким юношей, порывистым, как его отец – мой дед, голубоглазым и огненно-рыжим, похожим на мою мать, а она казалась мне очень красивой. Сентябрьским вечером, на закате, он въехал в Маридунум с небольшим воинским отрядом. Я, ребенок, был с женщинами в старой длинной комнате, где занимались рукоделием. Женщины пряли, мать сидела за ткацким станком – я даже помню, что она ткала: алое полотно с узкой зеленой каймой. Я сидел на полу у ее ног и играл бабками. Солнце светило прямо в окна, и золотые прямоугольники лежали на растрескавшемся мозаичном полу; на улице в траве гудели пчелы, и даже постукивание ткацкого станка наводило дрему. Женщины переговаривались, но вполголоса, склонившись над прялками, а Моравик, моя нянька, сидя в солнечном прямоугольнике, откровенно храпела на своем табурете.
На дворе послышался топот, потом раздались крики. Стук станка оборвался вместе с женской болтовней. Моравик всхрапнула, дернулась и проснулась. Мать выпрямилась, как струна, и прислушивалась, вскинув голову. Челнок выпал из ее рук. Я видел, как они переглянулись с Моравик.
Я бросился к окну, но нянька отозвала меня с полпути таким тоном, что я тут же послушно подошел к ней. Она принялась суетливо одергивать мою тунику и приглаживать мне волосы. Я понял, что ждут кого-то важного. У меня заколотилось сердце: похоже, меня собирались показать гостю! Это было странно – обычно меня в таких случаях прятали с глаз долой. Я терпеливо ждал, пока Моравик причешет меня. Они с матерью шепотом перебрасывались короткими, отрывистыми фразами. Я слушал вполуха и ничего не понял. Я жадно прислушивался к конскому топоту и крикам людей на дворе. Язык, на котором переговаривались, не был ни валлийским, ни латынью – они говорили по-кельтски, и выговор был бретонский. Я понимал их, потому что моя нянька, Моравик, была из Малой Британии и я выучил ее язык одновременно со своим родным.
До меня донесся раскатистый хохот деда. К нему присоединился другой. Потом голоса затихли – дед, должно быть, увел гостей в дом, и теперь во дворе слышался только звон упряжи и топот лошадей, которых разводили по стойлам.
Я вырвался от Моравик и подбежал к матери.
– Мама, кто это?
– Мой брат Камлах, сын короля.
Не глядя на меня, она указала на оброненный челнок. Я поднял его и отдал ей. Она снова принялась ткать, медленно, словно машинально.
– Значит, война кончилась, да?
– Война давно кончилась. Твой дядя был на юге, с верховным королем.
– А теперь он вернулся, потому что дядя Дивед умер?
Дивед был наследником, старшим сыном короля. Он скоропостижно скончался от колик в желудке, и его жена, Элен, вернулась домой к отцу (детей у них с Диведом не было). Конечно, поговаривали об отраве, как всегда бывает, но всерьез в это никто не верил: Диведа все любили. Он был отважный воин и хороший хозяин, умел быть и щедрым, когда нужно.
– Говорят, дядя женится. Правда, мама? – Я гордился своей осведомленностью и с радостью предвкушал свадебный пир. – Он, наверное, женится на Керидвен, раз дядя Дивед умер…
– Что-о-о?
Челнок замер в руках матери, и она резко повернулась ко мне. Но, видимо, мое лицо ее успокоило, потому что гнев в ее голосе исчез, хотя она все еще хмурилась, и Моравик негодующе зашипела на меня.
– Где ты этого набрался? Слишком много слушаешь, чего тебе не понять. Забудь все это и помалкивай.
Челнок снова задвигался, но медленно.
– Слушай, Мерлин, сынок, когда они придут посмотреть на тебя, будь тише мыши. Понял?
– Да, мама.
Я понял ее очень хорошо. Меня давно приучили не попадаться на глаза королю.
– А они что, придут на меня посмотреть? Почему на меня?