Парни из преисподней

Вот гремящая железом мусорка на первой космической скорости выходит на орбиту Земли и, рассеивая содержимое над странами и континентами, стыкуется с обвешенной водорослями Международной Космической Станцией…

«Аплодисменты. Откуда-то выныривает Баалбей, дожидается тишины в эфире и продолжает:

– Я одобряю средне дробную схему использования порожденного Геей человечества. Это всего лишь развитие идеи Кростуатару. Пальму первенства уступаю. Итак, в популяции гоминид создаем четыре расы, с различными цветами кожи и глаз, а также пропорций тела. Оставляем возможность скрещивания. Это создаст долгосрочную напряжённость, которая даст богатый инструментарий для манипуляций.

Аплодисменты».

Картины исходили из разных точек пустоты, как Баалбей, как МКС со дна океана, но Илье удалось вычленить сущность, жестко сводя глаза в одну точку пространства, где изображение не тасовалось с другими, а было стабильным. Как лошадь с шорами у глаз, он двигался по прямой, прокладывая идеально ровную лыжню.

И под влиянием одного лишь из видений он вдруг взял и изменил ей!

Трудно найти слова, чтобы отразить кошмар проснувшегося в холодном поту человека. Так и сейчас. Увиденное неожиданно пробудило спящее сознание: цепочка странных силуэтов ковыляла по его путаной лыжне среди темного леса. Произошло это единожды и потому не является достаточно достоверным.

Страшные органические творения преисподней из легенд о вампирах и упырях – без красоты, света и радости, с единственно неизбывной тоской в глубоких глазницах – они влачили тела под лунным светом. И лишь когда вдруг поднялись опущенные головы, то в глазницах несчастных исчадий отразился свет. Он был всего лишь тусклым светом луны. Если б не этот случайный блик, то головы этих феерических созданий верней было б назвать черепами, а тела –скелетами; их в целом –живыми мертвецами-навьими.

И кто знает, коли б не этот проблеск, то и в остывающем сердце зомби не всколыхнулась бы ни одна человеческая струнка…

Миражное видение заставило Илью остановиться. Это было нелегко. Обмороженные губы не работали.

Команда «Рота, стой!» сработала лишь с третьего раза.

Обхватившему дерево руками человеку, удалось-таки согнуть ноги и прошептать секретный пси-код. Всех курсантов на курсах по слому матрицы заставляли их выучить наизусть в прямом и обратном порядке.

«Семь-раз-образ-раз».

Код запустил процесс синтеза пси-фракталов.

«Половцы держали на цепи» …«нижний лимит гипноза»…«играть в биты все равно»…«младенцу боксировать с Хабибом»…

Лишенных смысла, их выделили как способных реструктурировать сознание.

…Невидимые путы слетели, как струпья с тела больного при выздоровлении. Ноги двинулись с места, да и сразу в карьер.

Ледяные розги ветвей хлестали по щекам. Ноги мчались вперед так, что туловище отставало. Обледеневшую голову закручивало вбок на девяносто, сто градусов. Глаза вспучивало. Язык выдирало.

Рукава цеплялись за сучья, раздиравшие одежду. Одной рукой то и дело приходилось вышибать другую, застрявшую в ловушках…

Расщепленное восприятие лишь спустя некоторое время разродилось элементами реальности в виде тощих елок.

Еловый лес сначала казался бороной, брошенной гигантом на сопку. Борона причесывала звездное небо.

Илья лежал на спине, уже контролируя процесс.

Он понял: был день, но кончился, и наступила ночь, и он отбился от холодного духа Сибири.

Илья встал, выпрямился и пошел дальше в поисках людей с их теплыми очагами и сердцами.

Огибая метлой торчащих из одного буерака елей, Илья поднял голову, и его взору предстала страшная когда-то, но сейчас милая до слез, знакомая с детства, картинка.

Окруженная безмолвным лесом среди залитой лунным светом поляны стояла избушка на курьих лапках.

Илья осел в сугроб, зачерпнул пригоршней снег и с блаженным чувством ощутил вкус воды, за которым пришло чувство голода.

Присмотрелся. Не лапки это вовсе. Сваи. Трехметровые. Для тайги – обычное дело. Делают так по двум причинам. Чтобы избежать затопления в период половодья и чтобы спасти от разорения медведями.

Ни одна тропка, ни один след не вели к избе. Труба не дымила. Лишь стекла малюсеньких окон вспыхнули неожиданно ярким светом…

Он вздрогнул: избушка показалась обитаемой.

Сделал несколько шагов. Блестящий огонь передвинулся вместе с ним и исчез. Это было всего лишь отражение луны и звезд…

– Избушка-избушка, стань к лесу задом!

Он произнес эту фразу вслух, и лес поглотил ее жадным молчанием, будто изголодавшийся малыш – сдобный пряник.

Отцепив лыжи, он поднимался по лесенке на порог, будто в старый забытый столетие назад отчий дом.

«Командорская изба» –гласила надпись над входом.

Дернул за узкую скобу – дверь отворилась. И сразу зашуршало в дальнем верхнем углу сеней. С царапаньем и писком, да осыпанием трухи завозился комок переплетенных нетопырей и выпорхнул наружу, исчез в прямоугольнике дверного проема.

«Летучая мышь или сова», – решил Илья и повернулся к внутренней двери.

Не заморачиваясь правильным произношением, повторил усердно три раза заговорные слова, и прямо и обратно.

С каждым разом из избы вылетал темный дым, и, обдавая Илью потоком воздуха, таял в звездном небе.

Продолжая по инерции шевелить губами, вошел Илья на кухню, отделенную от другой части избы печкой и тесовой перегородкой. При лунном сиянии нашлись спички, разожглась керосиновая лампа – и набитая дровами печь затрещала, загудела, готовая варить, тушить и жарить.

Илья вытряс в казанок с водой целую пачку с надписью «Макароны, 1ст. Гост. П1720, СССР».

После насыщения сон свалил Илью на дощатое ложе, прислоненное к бревенчатой стене…И приснились ему

«…аплодисменты.

–Наряду с живыми, будем использовать мертвых, и чем дальше, тем больше. В этом моё ноу-хау.

аплодисменты…аплодисменты…»

Проснулся, когда солнце достигло высоты двух елей над горизонтом. Утлое одеяло держало тепло, хоть и засыпал он дрожа. Дыхнул –изо рта валит густой пар.

Испуганный человеком зверек с черными полосками на гибкой спине выпрыгнул из-под лоскутного комья на полатях. Вот уж он на рукомойнике, далее – на иконке с потухшей свечой.

Молнией замелькал бурундук, прыгая из угла в угол. С колченогого табурета – по занавеске – под потолок. Вот на полатях –и вот под лоскутным одеялом. Взлохматив ворох, вылез с другого конца. Цепляясь за свободный конец бечевы от занавесок, раскачивается – и выдирает паклю из стены. Повисает вертикально вниз –и вот снова наверху. С выбитой из пола половицы сигает на щербатый подоконник. Прячется в горшках зеленого сухоцвета.

Видно, что зверек занимается этим изо дня в день, считая избу своим жильем.

Илья бездумно следил за прыгуном. Траектории бурундука шнуровали темные события вчерашнего дня, будто одноразовый ботинок, которого уже завтра не будет ни на ноге, ни в памяти.