Играя в жизни

– В очередной раз, – добавил второй.

Блюстители ушли, это оказалась обычная проверка. Какое-то время я смотрела им вслед, а когда они завернули за угол, сняла кепку и вытерла ею пот со лба. Блюстители даже не понимали, насколько близко находились к билету для себя и своей семьи.

Мне повезло. Не иначе, как везением не обзовешь то, что ко мне подошли достаточно юные блюстители, у которых еще остались, не стерлись из памяти человеческие чувства. А не великовозрастные ублюдки, которые облапают тебя со всех сторон. И плевать, что ты телом больше похожа на умирающего от голода подростка, а не девушку.

Как можно быстрее уношу ноги с площади, в последний раз бросаю взгляд на монитор и вижу там того самого Ханта. Он недавно стал управлять одним из кланов. Года три назад, не больше. Сейчас он смотрит на кого-то, его губы изгибаются в легкой улыбке, а потом один взмах руки, и нож летит прямо между глаз собеседника. Видимо, ставка сыграла, ведь синтовцы соскакивают с асфальта и прыгают перед экраном, подняв руки вверх. Они заработали марки, а я – снова нет. Желудок скручивает от боли. Есть хочется всегда. Возможно, предложение мамы Моники я все же рассмотрю.

Ухожу с площади и, направляясь на работу, думаю о кольце усопшей. Если мне удастся его продать, то я смогу что-нибудь да заработать. Но как только мысль укореняется, я тут же отказываюсь от нее. Я не должна привлекать внимание. Если меня накроют с этим кольцом, то… ничего хорошего в моей жизни больше не будет. Не то, чтобы все было замечательно, но хотя бы более-менее сносно.

До работы я дошла достаточно быстро. Миновала пункт Розалин и пошла дальше к комнате с зеркалом. Не знаю почему, но меня одолевали мысли о Ханте. Его лицо перед тем, как он убил человека… оно показывало безграничное наслаждение и бесстрашие. Ужасно. Отнять жизнь у другого и получить от этого удовольствие, это отвратительно и бесчеловечно. Даже если у меня и появятся марки, я никогда не поставлю на него. Кого я обманываю? Ставки не для таких, как я. Помню, что Ник делал ставки, не выиграл ни единого проклятого раза. Еще один из показателей, что наша семья уже давно потеряла удачу. Или ее с нами никогда и не было.

Скинув одежду, убрала ее в ящик в стене и подошла к зеркалу. Подняла руки вверх, и мои ребра стали только виднее. Серые круги под глазами вообще перестали уходить с лица. Темные волосы собраны в косу, но из-за кепки, бывшей на макушке, полнейший хаос. Остановилась и опустила руки, только после звукового сигнала. Прошла к стене и вставила руку. Произошло то, чего я так долго боялась. Кто-то схватил меня за руку и не дал возможности отойти от стены.

Сначала я просто тянула ее на себя, но с каждым вдохом, мне становилось страшнее, и я начала дергаться. Кричала и пыталась упереться коленом в зеркало. Я была готова отгрызть себе конечность лишь бы только уйти от этой стены.

Ко мне подбежала полуголая женщина и начала помогать вытащить руку, но конечность держали слишком крепко. В комнате начал подниматься гул испуганных голосов, а потом я услышала топот нескольких пар обутых ног. Кто-то бежал. И не нужно уметь предсказывать будущее, и так понятно, что бежали они за мной. Я попалась.

Дверь открылась слишком сильно, ударилась о стену и повисла на верхних петлях. Четверо блюстителей быстро подошли ко мне, надели на шею кольцо, и тело тут же пронзил разряд тока.

4. Фарс

Смутно помню, как меня тащили с работы. По улице, по зданиям. Я даже проехалась в машине – впервые в жизни, жаль, что в багажнике и абсолютно голой. Блюстители периодически дарили мне волны тока, от которых тело выгибалось, словно из него изгоняли дьявола или его приспешников. Помню, как пальцы хватались за ошейник, какая-то часть меня надеялась сорвать его и сбежать. Но от блюстителей не сбегают. Это известно всем, даже слабоумным.

Мне дали одежду только на третьи сутки. И это было сравнимо с лучшим подарком в моей жизни. Нагота равна уязвимости. А я была уязвима как никогда.

Обвинений мне не выдвинули, но я и без этого знала, за что меня будут судить. Жаль, что адвокатов больше нет. Мне бы сейчас он не помешал. В воспоминания врывается образ мамы, темные волнистые волосы, теплые карие глаза и легкая вымученная улыбка. Она была адвокатом, и я была бы рада видеть ее своим защитником. Ведь кто, если не мама, способен оградить ребенка от любых невзгод? Только мама.

Что за глупости? О чем я думаю? Мамы уже давно нет в живых. Я больше не ребенок. Адвокатов нет. Остались только я и проклятая буква закона. Черт!

Кольцо на шее так и не сняли, и я знала, что стоит мне только выйти за рамку квадрата, нарисованную на полу, как меня тут же ударит током. И этот разряд принесет не каплю боли, а вырубит меня. Приду в себя снова в квадрате.

Таких квадратов тут не меньше сотни. Длинный коридор, у которого нет ни конца ни края. Кажется, я находилась где-то посередине или около того. Если бы я легла на пол и посмотрела на потолок, то я увидела бы отражение. Зеркальная поверхность давит сильнее, чем очерченные разными цветами квадраты.

Заняты несколько из них – оно и не мудрено. Даже если в Синте и случаются преступления, то они расследуются и решаются довольно быстро и кратко. Пуля в лоб, веревка на шею, нож в бок. Не всех тащат в это место и располагают "с почестями". Я же удостоилась того, что меня не казнили на месте, прямо на пункте осмотра.

Вдалеке от меня сидела девочка, которой исполнилось не больше одиннадцати лет от роду. Иногда я слышала ее плач и шепот. Возможно, она молилась или кого-то проклинала. Она была облачена в светлое грязное платье ниже колен, обуви либо никогда не было, либо ее забрали блюстители.

Ближе, чем девчонку, расположили парня, и я постоянно бросала на него короткие взгляды. Он напоминал мне Элвиса. Не внешне, запахом гниющего тела. Парень был выше Элвиса, как минимум на голову, и худее. Он тоже иногда смотрел на меня, я же, в свою очередь, заметив это, отводила взгляд в сторону. Словно стоило нам встретиться глазами, то разговор был бы неизбежен. А что говорить в подобной ситуации, я не знала, а смысла в этом было не больше, чем в суде, на который меня вероятнее всего отправят.

На две клетки ближе "двойника Элвиса" сидел еще один парень. Он никогда не поворачивался ко мне лицом. Смотрела на его спину и понимала, он не простой, не такой, как я, девчонка и двойник. Он из другого теста. Руки, шея и спина даже отдаленно не напоминали худобу, сплошные мышцы. По цвету кожи ясно, что он не работал с синтетиком и не употреблял его. Даже со спины парень выглядит максимально здоровым. В Синте я таких прежде не наблюдала. Тут все выглядят так, словно вот-вот отдадут концы, словно последний вздох не за горами.

Отвернувшись от парня, села в полоборота ко всем, кого перечислила. Я уже устала разглядывать их. Девчонка вот-вот впадет в истерику, двойнику, кажется, плевать на все, что происходит вокруг, а третий вообще словно инопланетянин, если бы увидела его в другой обстановке, то позавидовала бы здоровому виду его кожи и отсутствию вони, но сейчас это не имеет значения, мы все по уши в дерьме.

Постоянно очень хотелось спать, глаза слипались, но я старалась держать их открытыми. За три дня нас кормили дважды. По нужде можно было ходить в самый правый угол каждого квадрата. Сначала я терпела, а потом плюнула на всеи сделала это. Никто не обратил внимания, в свою очередь, я пыталась ответить им подобной любезностью. Не знаю, как они, но я испытывала максимальное количество стыда. Израсходовала его на годы вперед. Если бы они у меня были, эти годы.

Невидимая клетка не способствовала спокойствию. Ведь стоило закрыть глаза, как я ожидала какого-то нападения. Я была постоянно настороже и ждала того, что кто-то из обвиненных причинит мне боль. И именно из-за недостатка сна, я в него проваливаюсь и не с первого раза услышала, как ко мне обратился работник корпорации при Синте.

– Вставай.

Я поднялась с пола и, подтянув сползающие штаны, молча смотрела на сорокалетнюю женщину. На ней был костюм бледно-желтого цвета, рукава немного коротковаты, и это говорит о том, что какой бы чистой и ухоженной она не выглядела, ей так же, как и всем нам, не хватает марок на нормальную одежду. А на еду хватает. Небольшой живот выпирает над пуговкой брюк. И тут есть два варианта, либо она слишком много съела, либо беременна.

– Клеймо, – выплюнула она и начала нетерпеливо сучить пальцами в воздухе.

Я протянула руку, и сканер прошелся по метке на моем запястье. Желтая что-то нажимала в планшете, отступила на шаг от линии моей камеры и сказала:

– Выходи.

Я посмотрела себе под ноги. Линия, которая удерживала меня тут три дня, никуда не делась, как и страх перед ней.

– Быстрее!

Я вернула внимание на Желток, и внутри удивительным образом начало подниматься безразличие. Безразличие ко всему, к этой женщине, к тому, куда она меня уведет, что со мной сделают. Я один хрен уже труп.

Не сводя взгляда с Желтка, я переступила линию, меня не ударило током, и это несомненно порадовало, но позитивная нотка слишком быстро стухла. Не задавая никаких вопросов, я пошла следом за женщиной, даже имени которой не знала. Желток тем временем уверенно прошла до самого конца кратковременного содержания преступников и, приложив свое запястье к сканеру на стене, открыла дверь без ручек. Она откатилась в сторону практически беззвучно.

Я вышла вслед за Желтком, и тут же у меня появляется конвой в лице двоих вооруженных блюстителей. Они пристроились за спиной, и мы пошли дальше по коридору, который становился ниже и уже. Или нет? Скорее всего мне это показалось. Все из-за нервов, которые снова стали натягиваться, возможно, именно сегодня я съеду с катушек. Тяжело осознавать, что твоя жизнь вот-вот закончится. Я последняя выжившая из своей семьи. Никогда раньше не думала об этом, но меня даже оплакать некому. Нет родителей, братьев и сестер, которые бы закопали мое тело. Вместо того, чтобы быть погребенной, я буду валяться на улице, пока не начну раздражать прохожих трупной вонью, только после этого меня смоют, закинут в контейнер и выкинут за пределы сектора.

В конце коридора, который уменьшился до состояния гороха, находилась лестница вниз. Спускались мы достаточно долго, и в какой-то момент я останавливаюсь. Меня словно на казнь вели. А ведь еще даже не было слушания. Так нельзя. Пусть…

Додумать мысль не дал один из блюстителей, он просто толкнул меня в спину, и я практически сбила с ног женщину Желтка. Она же в свою очередь даже не обернулась, чтобы посмотреть, что творится за ее спиной. Она ходила тут десятки раз и знает, блюстители обо всем позаботятся. Женщине не нужно меня бояться.

Спустившись вниз, Желток посмотрела в планшет и указала рукой на третью дверь справа.

– Туда ее.

Не дожидаясь, пока блюстители начнут толкать меня, я сама прошла к двери, они ее открыли. Один шаг, и я оказываюсь в полумраке. На середине стоял белый лакированный стол прямоугольной формы, с дальних концов расположили по стулу с высокими спинками. Меня подвели к тому, что дальше, посадили, надавив на плечо, и Желток сказала, что-то нажимая у себя в планшете:

– Если ты встанешь со стула, то получишь удар током. Поэтому, советую не злоупотреблять прогулками.

Она еще и шутит. Понятно. Прямая работа на корпорацию уже повлияла на нее. Человечность и банальная эмпатия уже покинули Желтка, а она этого даже не заметила.

Женщина первой вышла из кабинета, следом за ней отправились блюстители, но что-то подсказывало мне, что они остались за дверью и никуда не ушли.

Когда-то давно мама работала адвокатом, но никогда не рассказывала об этом этапе своей жизни. Может, ей нельзя было распространяться о слушаниях, или она молчала по своему желанию. А потом адвокатов и вовсе упразднили. На тот момент мама уже не работала, но ее опыт оказался бы сейчас кстати.

Тяжело понимать, что даже примерно не знаешь, чего ожидать.

Разглядывая скудную обстановку, я осознала, что рада наконец-то оказаться одной. Одиночество – прекрасное чувство, если тебе в нем комфортно. Мне комфортно. Не люблю скопление людей, они меня напрягают. Постоянно нахожусь в нервозном состоянии.

Делаю глубокий вдох и протяжно выдыхаю. Возможно, это последняя безмятежная минута в моей жизни.

Время идет, но в кабинете, кроме меня, так никто и не появляется. Сложив перед собой руки, положила на них голову. Прикрыла глаза и практически сразу же заснула. Открыв глаза, зевнула и потянулась. Первое желание было – встать и размяться, но я вовремя вспомнила, что в случае разминки меня шандарахнет током. Шея и без этого раза болела. Уверена, там даже образовался синяк.

Просовываю пальцы под обруч и слегка оттягиваю его в сторону. Ток начинает потрескивать, и я убираю пальцы.

Дверь открывается, и в кабинет входит мужчина. Стены съезжаются, чувствую, мне недостает кислорода.

Мэр поднимает темные брови с тонкими седыми полосами. Его впалые глаза и щеки выглядят устрашающе. Если честно, наш мэр всегда, по крайней мере, сколько я его помню, выглядел как давно умерший. Если бы внешность имела запах, то мэр пах бы землей, старостью и немного тухлостью, забрызганной духами с едким цветочным ароматом.