Дриады внесли лепту в судьбу никчемного калеки. Все шрамы были тщательно скрыты под иероглифы их культуры, черная краска на лице стала символом вновь обретенной силы. Буду век признателен могучим старцам за исключительный показатель индивидуальности. Я даже сумел найти себе друзей, влиться в общество, но никогда не предполагал, что мне достанется роль лидера. Людей всегда должен кто-то вести. У девушек Филориума бессменная королева Блэр Темперенс, а парни остались одни, блеющие, подобно овцам, и не знающие, куда податься. Я дал им новый путь, новых Пегасов, но сам еще не дорос до этой новизны, раз полез все решать с помощью магии.
– Свейг, братишка, пошли внутрь! Там факир показывает такие фокусы с огнем! Конечно, не сравнится с твоим выходом со змеей, но все же… – произнес над ухом Дракар, похлопывая меня по плечу.
Я поддался на уговоры вернуться на вечеринку, но через несколько минут уже пожалел об этом.
– Пойдем, покажешь мне свою комнату, – шепнула Тауни, прежде не проявляя ко мне интереса.
Заклинание подействовало и на всю свиту Блэр, они вились вокруг меня, конкурируя за возможность поцеловаться.
– Что-то не хочется, – ответил я, высвободив руку из цепкой хватки девушки.
– Свейг, не обижай меня! Ну же, пойдем! – буквально волокла за собой Тауни.
– Эй, ты куда опять собрался? Все ждут от нашего лидера речь! – дернул за плечо Юнас.
– Речь! Речь! – подхватили окружающие и умножили это слово в толпе.
Я что-то мямлил себе под нос, но мое тело подхватили и вытолкали на сцену в холле особняка. Глядя на людей еще и с высоты подмостков, ощутил ярко выраженное отвращение к себе. Что они все почувствуют, когда стукнет двенадцать ночи и чары рассеются? Останутся ли в восхищении от вечеринки или забудут о ней на утро, как и обо мне?
Я не смог вымолвить ни слова и выбежал на улицу, жадно глотая воздух. Вечерняя прохлада трезвила и приводила в чувства. В особняке все грустно ахали, но потом переключились на приглашенных музыкантов. У меня появилась минутка самоуничтожения, и я хотел предаться этому чувству сполна.
Но тут кусты рядом с домом Пегасов раздвинулись, и из них вышел белый тигр. Он рычал, оскаливал клыки и вызывал у меня опасения.
– Луций, дружище, если ты злишься из-за поцелуя с Блэр…
Я не успел договорить, как зверь бросился на меня, применяя различные приемы укусов и порезов. Пришлось использовать несколько заклинаний, чтобы не дать окончательно разодрать себя на куски. Дриады научили материализовать в руке искру, которой можно управлять, как указкой.
Воспользовался моментом, когда тигр отпрыгнул для разбега, сотворил в руке светящийся жезл и ударил хищника по животу, когда тот совершал прыжок. Гнев Луция невозможно было подавить какой-то искрящейся палкой: он нападал вновь и вновь, при этом истекая кровью. Пришлось использовать последний в этом месяце телепорт, чтобы перенестись вглубь леса, подальше от ревнивца.
Да, я сам виноват: посягнул на святую Блэр Темперенс, но кто не хотел бы поцеловать ее пухлые губки? Надеюсь, тигры не умеют читать мысли. Оказавшись среди темных зарослей, попытался найти лечащие раны травы. Я обучался целительству ни один год, поэтому не растерялся при виде крови. Правда, поиски трав затянулись, а раны саднило так, что голова кружилась и еще больше мешала скорейшему выздоровлению.
– Вот ты где! Я везде тебя искала, чтобы сказать…
– Мне не до тебя, Харика. Неужели не видишь? – прервал речь девушки.
– Нет, ты выслушаешь меня! Разве все наше общение ничего не значит? Я, как дура, каждый вечер неслась в особняк Пегасов, чтобы увидеться с тобой, позаниматься, помочь с вечеринкой! Я всерьез думала, Свейг, что ты не целуешь меня только из-за нерешительности, из-за страха оказаться отвергнутым…
– Мда…Тебе совсем снесло голову! – опять перебил я.
Видимо, чем ближе на часах полночь, тем заклинание действует сильнее, и любовь ко мне становится безумием.
– Может, и снесло. Я ведь люблю тебя! – продолжала Харика, – Мои родители никогда не давали почувствовать эти ощущения. Я думала, что не способна на них, но все же полюбила!
– Вздор! Не желаю это слушать! Оставь меня в покое, поговорим завтра, когда придешь в себя, – разозлился на навязчивость девушки.
Признаться, честно: желал всем сердцем услышать подобное от Харики, но без проклятого заклинания, а так все эти слова ложь. Собеседница не стала еще больше унижаться передо мной и побрела прочь, куда ее и отправил. Вновь остался один, раненый и никому не нужный. Роланд, наверняка, был бы доволен: я все такой же неудачник, как и раньше.
Туман поглотил всю низину, где я валялся в беспамятстве. Под конец все же удалось найти травы, но их действие протекало слишком медленно, и я заснул в лесу, пока ожидал исцеления. Утром, вернувшись в кампус полностью здоровым, не заметил ничего необычного. Люди так же здоровались со мной, как и раньше, без театрального энтузиазма и любвеобильности.
– Нам нужно поговорить, – вдруг обогнала мой ход Блэр, перегородив дорогу.
– Точно, ты ведь все помнишь! Но можешь не читать морали, я уже отхватил от Луция, – заныл я, не желая повторных препираний.
– Да, ты зря решил попробовать свой шарм на мне, когда местный тигр сбрендил и кусает всех подряд, – усмехнулась Блэр, – но я здесь не за этим.
– Что тогда тебе нужно? – удивился в ответ.
Девушка пихнула мне какую-то старую книгу, словно я сразу должен был уловить то, что она хочет сказать.
– Читай, балбес! – выругалась королева Филориума.
Я кинул взор туда, куда указал ее пальчик, а затем обомлел от ужаса. В однотомнике говорилось о моем заклинание, при котором люди на сутки начинают любить и уважать волшебника, что произнесет его. Но мелким шрифтом гласило примечание: «Тот, кто истинно любит, не поддастся чарам, он лишь испытает боль от охватившего всех заклятья».
– Значит, Харика… – я не мог произнести осознание, озарившее мысли.
– Да, она в самом деле любит тебя, дурачина, – закончила за меня Блэр, не щадя мое сердце.
Блэр
Слухи об очередной драке тигра с кем-то из Филориума разнеслись по всему кампусу. На этот раз жертвой Луция стал Свейг, и я понимала, по какой причине они схлестнулись. Анимаг узнал о поцелуе и предался ревностным мотивам. Я не могла сопоставить того сдержанного юношу, каким всегда являлся Луций, с тем хищным зверем, что сейчас внушает у всех ужас.
Думая о случившемся, я вышла на балкон. Погода уже не располагала к уютному пребыванию на свежем воздухе, потому что по Багряному королевству гулял холодный ветер осени. Но мне все равно становилось лучше, когда вечерняя прохлада освежала мысли и успокаивала душу.
У подножия дерева, чуть ниже балконов, я заметила сидевшего во мраке тигра. Только его глаза сверкали пламенем, но сам он находился в состоянии покоя. Что хотел сейчас сказать мне Луций? На самом деле, виновен ли юноша в содеянном, или, как говорит Ривер, есть другая сторона медали?
Я могла бы вечно стоять вот так и вглядываться во тьму глаз возлюбленного, но решила отправиться к брату и узнать, что он имел в виду.
– Блэр, какого черта ты делаешь в моих покоях? Как прошла через Огров незамеченной? – всполошился Ривер.
Я застала его врасплох: молодой человек уже лежал в постели и читал какую-то древнюю книженцию.
– Заклинание забвения помогло. Мне нужно знать, почему ты считаешь, что Луций не виноват в моих увечьях?
– Мы не могли это обсудить при свете дня? – выругался Ривер, но не пытался выдворить из спальни, – Им управлял в тот момент отец, – добавил собеседник.
– Овини? Неужели он способен на такое?! – в ужасе воскликнула я.
– Похоже, профессор Кай неподобающе познакомил вас с папочкой, – усмехнулся Ривер.
Только сейчас я заметила, что мы разговариваем, словно старые приятели, а не кровные враги. Может, ночь так благоволила к искренним разговорам.
– Будь с ним аккуратнее: старик способен и не на такое, – предупредил Ривер.
– Что ты имеешь в виду? – уточнила я.
– Когда ты попросила отправить весточку Кэсси о твоем отце, я все же сделал это, но ее перехватили на полпути. Думаю, Овини причастен к подобного рода пакостям, – серьезно заявил Ривер, открыто выказывая свое беспокойство за меня.
В его фразе я услышала не только о предостережении насчет профессора Овини, но и заботу, которая помогла нерадивому брату отправить все же весточку моему отцу. К сожалению, Ривер тоже понял, что облажался с проявлением чувств, и тут же сменил тон разговора: