Пока смерть не разлучит нас

Глава IX, в которой двое пьют из одного кубка

В дверях нас поджидал мастер Джереми Спэрроу, успевший уже освободиться от своих помятых доспехов. Он радушно улыбался и держал в руках букет.

– Когда выяснилось, что к нам пожаловали не испанцы, а всего-навсего этот королевский любимчик, я незаметно ушел, чтобы приготовить дом к вашему приходу, – весело сказал он. – Примите эти розы, сударыня, и не будьте к ним так жестоки, как к тем, которые я подарил вам в прошлый раз.

Она с улыбкой взяла букет, и мы вошли в дом. Спэрроу показал нам наши апартаменты – три просторные, чисто прибранные комнаты, скудно обставленные, но светлые и уютные. Повсюду были расставлены глиняные горшки со свежими цветами, на столе стояло блюдо, полное больших спелых груш, а в раскрытые окна веял прохладный ветерок, пропитанный ароматом сосен.

– Вот ваши владения, – объявил пастор. – Сам я поселился на втором этаже, в комнате мастера Бака. Ах, как мне хочется, чтобы этот славный человек поскорее выздоровел, вернулся в свой дом и, наконец, освободил меня от бремени всей этой роскоши. Я создан для жизни пустынника и мне негоже жить в таких королевских хоромах.

Эта искренняя вера в то, что довольство и благополучие противны его природе, и стремление сменить их на келью анахорета представляли собой весьма поучительное зрелище. Впрочем, не менее возвышенными были и его очевидная гордость за свое жилище, глубокое удовлетворение, с которым он показал мне ухоженный тенистый сад, и сердечный восторг, с коим он выставил на стол угощение: огромный пирог и графин вина.

– У меня сегодня пост, – сказал он. – Я положил себе не есть и не пить, покуда не зайдет солнце. Плоть – это могучий великан, исполненный гордыни и желания хорошо пожить, и дух должен постоянно бдить, пользуясь всякой возможностью, чтобы смирять и укрощать своего противника. Тетушка Аллен все еще стоит, разинув рот, в толпе у форта, ваш слуга и служанка вашей супруги еще не прибыли, но если вам что-нибудь понадобится, то я в комнате наверху и весь к вашим услугам. А сейчас мистрис Перси наверняка хочется отдохнуть после долгого путешествия верхом.

Он вышел, и мы остались одни. Она стояла напротив меня у окна, от которого не отходила с тех пор, как мы вошли в комнату. На щеках ее все еще рдел яркий румянец, глаза сверкали, а в руках она по-прежнему держала охапку роз, которые преподнес ей Спэрроу. Я подошел к столу.

– Погодите! – промолвила она, и я снова повернулся к ней. – Вы ни о чем меня не спрашиваете? – проговорила она.

Я покачал головой:

– Нет, сударыня.

– Я сбежала от своего опекуна, а им был сам король! – вскричала она.

Я поклонился, ничего не сказав, хотя видел, что она ждет моих вопросов.

Наконец она заговорила сама – гордо и вместе с тем жалобно:

– Если вы согласитесь меня выслушать… то я расскажу, как вышло, что я… что я причинила вам такое зло!

– Я слушаю вас, сударыня, – ответил я.

Она стояла спиной к свету, прямо держа голову и прижимая к груди букет роз, и глядела на меня своими темными глазами.

– Моя мать умерла, когда я родилась, отец – когда я была еще ребенком. Моим опекуном стал король. Пока королева была жива, я жила с нею; думаю, она меня любила. И король тоже был ко мне добр – он часто просил меня спеть, рассказывал о ведовстве, о Священном Писании и о том, что бунт против короля есть бунт против Бога[56 - Ведовство и божественное происхождение королевской власти – излюбленные темы Иакова I. Он даже писал по ним трактаты.]. Когда мне было шестнадцать лет, он просватал меня за одного шотландского лорда. Я того джентльмена ни разу не видела, а значит, и не любила. И я попросила короля взять деньги, причитавшиеся ему за устройство моего брака, и оставить мне мою свободу. Он в ту пору был ко мне милостив – и шотландский лорд женился на другой, а я с легким сердцем танцевала на его свадьбе. Время шло, и король по-прежнему был мне добрым господином. Но вот в один черный день при дворе появился милорд Карнэл, и вскоре король стал смотреть на него чаще, чем на милорда Бэкингема. А через несколько месяцев он уже исполнял все, чего бы этот человек ни захотел. Чтобы доставить новому любимцу удовольствие, он позабыл свою прежнюю доброту и даже пренебрег законом. Я была его родственницей и еще не достигла совершеннолетия, когда он объявил мне, что отдаст мою руку тому, кому пожелает. Он желал отдать ее лорду Карнэлу.

Она вдруг умолкла, отвернула от меня лицо и устремила взгляд на косые лучи солнца, падавшие в окно. До сих пор она говорила спокойно, и голос ее, и манера держаться были исполнены какого-то гордого терпения. Но сейчас она стояла и молчала, а я не прерывал молчания, и очень скоро от воспоминаний о перенесенных обидах щеки ее опять залились густым румянцем, а в глазах разгорелся гнев. Внезапно она со страстью воскликнула:

– Что ж, король есть король! Что значит воля подданной против его воли? Что значит сердце женщины против его каприза? Ему и дела не было до того, что рука моя стыла и немела, когда к ней прикасался тот, кому он хотел ее отдать. Что с того, что я не желала этого брака? Ведь воля девушки – ничто! Ее надо просто сломить… Кроме короля у меня не было в жизни опоры. Я была одинока, и я всего лишь женщина, молодая и неискушенная. О, как жестоко они принуждали меня, как изводили… Я была вне себя от гнева! Заступиться за меня было некому. Никто не захотел помочь мне в беде, показать какой-нибудь иной путь спасения, нежели тот, что выбрала я. Всем сердцем, всеми силами своей души я НЕНАВИЖУ этого человека, которого привез нынче королевский корабль! Вы знаете, что я сделала, чтобы избавиться от него, избавиться от них всех. Я бежала из Англии в платье своей служанки, назвавшись ее именем. Под этой личиной я приехала в Виргинию. Я позволила выставить себя на продажу на том лугу за церковью, позволила разглядывать себя, оценивать, словно и впрямь была товаром, за который себя выдавала. Единственного человека, который отнесся ко мне с уважением, я бессовестно обманула. Я позволила ему дать мне свое имя и теперь за этим именем укрываюсь. Я втянула его в свою распрю. Я… о, вы имеете полное право меня презирать. Но вы не сможете презирать меня больше, чем я презираю себя сама!

Я стоял, опираясь рукой на стол и пристально разглядывая тени дикого винограда на полу. Все, что она сказала, было правдой, но я мысленно видел фигуру в черно-алом, красивое смуглое лицо… Я тоже ненавидел милорда Карнэла.

– Я не презираю вас, сударыня, – сказал я наконец. – Того, что совершилось две недели назад на лугу за церковью, уже не изменить. Не будем больше говорить об этом. Все, что я имею, принадлежит вам, хотя кроме шпаги и моего имени у меня есть немного. Первая всегда к услугам моей жены – это разумеется само собой; что до второго, то я горжусь тем, что сохранил его незапятнанным. Теперь оно также и в ваших руках. И я знаю: мне нечего за него бояться.

Говоря, я смотрел в сад за окном, но сейчас взглянул на нее и увидел, что она вся дрожит и шатается, будто вот-вот упадет. Я бросился к ней.

– Розы… – проговорила она, – они такие тяжелые. Ах, как я устала… и комната… плывет.

Я успел подхватить ее и осторожно уложил на пол. На столе стояла вода, и я плеснул немного ей в лицо, смочил губы. Потом кинулся к двери, чтобы позвать на помощь какую-нибудь женщину, и столкнулся с Диконом.

– Наконец-то я доставил сюда эту окаянную клячу, сэр, – начал он. – Ну, скажу я вам… – Тут он оторвал взгляд от моего лица и осекся.

– Не стой как истукан! – скомандовал я. – Иди и приведи первую женщину, какую увидишь.

– Она мертва? – чуть слышно пролепетал он. – Вы ее убили?

– Я ее убил?! Да что ты мелешь, дурак! – заорал я. – Ты что, никогда не видел женского обморока?

– У нее вид, как у покойницы, – пробормотал он. – Я думал…

– Он думал! – вскричал я. – Больно много думаешь! Поди вон и позови кого-нибудь на помощь!

– Тут Анджела, – буркнул он, и не подумав сдвинуться с места.

В комнату быстро и неслышно скользнула черная служанка моей жены, тихая, кроткая женщина с большими коровьими глазами. Когда я увидел, как она опустилась на колени возле своей неподвижно лежащей хозяйки, приподняла ей голову, начала расстегивать корсаж, и ее темное лицо стало таким же нежным, как у любой английской матери, склонившейся над своим ребенком, когда я увидел, как жена моя со слабым стоном прильнула к ее груди, я вполне успокоился.

– Идем! – сказал я и вместе с Диконом вышел из комнаты и закрыл за собою дверь.

Милорд Карнэл был не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик. Уже через час ко мне прибыл его картель[57 - Картель – письменный вызов на дуэль.], доставленный самим секретарем Совета колонии.

Я снял это послание с кончика рапиры достойного мастера Пори и прочел:

«Сэр! Где и в котором часу завтра вы предпочли бы умереть? И каким оружием мне вас убить?»

– Не сомневаюсь, капитан Перси поверит, что лишь с величайшею неохотой я согласился участвовать в деле, направленном против джентльмена и офицера, столь уважаемого в колонии, – произнес мастер Пори, приложив руку к сердцу. – Когда я скажу, что некогда в Париже сражался на дуэли вместе с покойным лордом Карнэлом (нас тогда было трое против троих) и что во время моего последнего пребывания при дворе граф Уорик соблаговолил представить меня нынешнему лорду, капитан Перси, несомненно, поймет, что я никак не мог отказаться, когда последний попросил меня оказать ему услугу.

– Бескорыстие мастера Пори всем известно, – сказал я без тени улыбки. – Если он всегда принимает сторону сильного, то, разумеется, лишь потому, что у него есть на то веские причины. Он весьма меня обяжет, если передаст тому, кто его послал, что самым приятным часом для кончины я всегда почитал рассвет, а самым подходящим местом, по моему мнению, является поле за церковью, поскольку оттуда рукой подать до кладбища. Я слыхал, что его милость хорошо владеет шпагой, но и я слыву неплохим фехтовальщиком. Впрочем, если он предпочитает драться на пистолетах или кинжалах, я не против.

– Думаю, мы остановимся на шпагах, – ответил мастер Пори.

Я поклонился.

– Вы будете с другом? – поинтересовался он.

– Надеюсь, – ответил я, – хотя тот, кто согласится стать моим секундантом, подвергнет себя немалой опасности.

– Вы оба намерены биться насмерть, не так ли?

– Насколько я знаю, да.

– Тогда неплохо бы пригласить доктора Бохуна. Выжившему могут понадобиться его услуги.

– Приглашайте, если угодно, – ответил я, – хотя мой слуга Дикон прекрасно справляется с перевязкой моих царапин.

Мастер Пори прикусил губу, чтобы не рассмеяться, но не смог погасить веселые искорки в глазах.

– Я вижу, вы уверены в победе, – заметил он. – Как ни странно, его милость тоже. Ну вот, с формальностями как будто покончено, не так ли? Вы деретесь завтра на рассвете, за церковью, на рапирах?

– Совершенно верно.