У нее в волосах были цветы. Жемчуг на запястьях и щиколотках. Деревья переплели пряди тумана, а тучи светлячков тихо парили, так что ее мир состоял только из сверкающих огоньков и прозрачных сновидений.
Луч солнца упал на ее лицо, и она невольно подумала, что солнце еще никогда не было таким нежным и медово-теплым, как сейчас, когда оно сияет так ярко, как надежда, готовая сбыться, угасающая надежда, которую вот-вот разгрызут чьи-то зубы и проглотят без остатка.
Она ждала. Она соорудила трон из анемонов для Булана и корону из цветов, в которой сонные пчелы продолжали дремать в сжатых ладонях цветов. Его это позабавит, думала она, улыбаясь про себя.
Прошел день.
Потом два дня. Потом три.
Они слиплись в один комок, в узел, который невозможно было развязать.
Дивата рискнула подойти к склону, который смотрел на деревню. Там она увидела Булана, в ярком оранжевом плаще, который он всегда надевал, когда шел к ней. Жители деревни плясали на весеннем празднике. Булан стоял к ней спиной, но дивата все же увидела смуглые руки другой женщины, обхватившие его шею.
Ее никогда прежде не отвергали. Для нее горе было чем-то далеким. Она ощутила его, как ощущают давление кинжала еще до того, как возникает боль. Черные, ошеломляющие секунды, когда надежда – на то, что, может быть, боли не будет – трепещет ровно столько мгновений, чтобы нанести рану, гораздо более страшную, чем удар кинжала.
Она отвернулась. От ее слез прогремели грозы и вздулись реки. Как это жестоко, что он похитил ее сердце! Приковал ее к этому месту.
В тот день она дала себе обещание.
– Никогда не позволю другому человеку похитить то, что принадлежит мне.
Возможно, если бы дивата сделала еще пару шагов, она бы увидела его – свое тускло мерцающее сердце, испачканное грязью. Оно отлетело далеко в сторону от тела Булана, прямо к той черте, где подножье горы граничило с деревней людей. Возможно, если бы хранительница горы не произнесла еще одну клятву, все могло бы быть иначе:
– Я найду свое сердце, и больше никто не украдет его у меня.
Возможно, возможно, возможно.
Все осколки сказки.
Вот почему вы не должны смеяться, когда увидите красивую женщину, роющуюся в земле, или пытающуюся дотянуться до высоких веток.
Вот почему вы должны вывернуть одежду наизнанку.
Вот почему вы должны выбросить из карманов все плоды.
Потому что хранительница горы не любит, когда вы берете вещи, которые вам не принадлежат.
Послесловие автора
Мария Макилинг
Филиппинская народная сказка
Мария Макилинг, иногда дух-хранитель, а иногда богиня доколониальных времен, ассоциируется с почитаемой на Филиппинах горой Макилинг, вершины которой напоминают профиль молодой женщины. Она всегда потрясающе прекрасна, и причины того, почему она живет на горе, варьируются в зависимости от периода времени и от рассказчика. Самые популярные истории о Марии гласят, что та похищает молодых мужчин, и они живут с ней в горных лесах. Но ее истории любви не всегда имеют счастливый конец. В одном варианте сказки, автор которой Хосе Ризал, филиппинский поэт и национальный герой, Мария влюбляется в юношу, который предает ее любовь, когда начинается призыв в армию. Вместо того, чтобы ждать Марию, он женится на смертной женщине ради возможности остаться в деревне. Она печально говорит ему, что могла бы защитить его, если бы только он ее дождался. В другой сказке о Марии она выражает свое благоволение нескольким деревенским жителям, превратив имбирь в золото. Но ее благодеяние иногда приводит к плачевным результатам: в некоторых вариантах сказки сельчане благодарны ей и демонстрируют свою любовь; в других вариантах в них просыпается жадность, и они врываются в ее горный сад, одержимые желанием проверить, все ли выращенные Марией плоды из золота.
Мария прочно привязана к ландшафту. Люди до сих пор сообщают, будто видели женщину в белых одеждах, идущую вниз по длинной горной дороге. Иногда она пытается попросить кого-нибудь подвезти ее вниз с горы, словно пытается поскорее убежать от чего-то.
Я выбрала эту историю потому, что ни одна сказка не может точно описать личность этой горной богини. Но все без исключения сказки о Дайанг предостерегают нас, что у нее нельзя воровать. Я хотела понять почему. «Запретный плод» – это мое исследование ее истории и моя дань уважения ее мистическому присутствию.
Алисса Вонг
Стол Оливии
Оливия влетела в город вместе с бурей и направилась прямо в гостиницу «Гранд-Сильвер». Баночки и контейнеры с соусами и маринадами дребезжали в багажнике ее «тойоты», она уложила их туда вместе с продуктами, которые привезла из Феникса. Вечернее небо нависло тяжелыми черными тучами, но заходящее солнце Аризоны все еще жгло ей руки сквозь стекла автомобиля.
Бисден был одним из тех шахтерских поселков, которые возникли в начале девятнадцатого века, некоторое время процветали, а потом почти умерли, когда залежи серебра закончились. Теперь городок зарабатывал на туристах, которые стекались в него, надеясь увидеть две вещи: настоящий город-призрак Дикого Запада, и одно из самых посещаемых привидениями исторических мест на юго-западе.
После того, как Оливия все детство ездила сюда из Феникса, она едва ли нуждалась в подсказках GPS. Она ехала мимо редких «пало верде»[2 - Дерево с корой зеленого цвета, символ штата Аризона.], растущих вдоль витрин старых лавочек. Снаружи ветер поднимал в воздух колючие тучи пыли и каменной крошки, гнал их по голой грунтовой дороге красного цвета, проходящей через городскую площадь Бисдена. Воздух приобрел светло-коричневый оттенок, и Оливия щурилась, чтобы хоть что-то видеть сквозь пыль.
Перед обшитым досками салуном два актера в полном облачении ковбоев времен Дикого Запада бросали вызов приближающейся пыльной буре, держа руки на висящих у бедра пистолетах. Большинство туристов уже вошли внутрь; лишь несколько задержались и наблюдали за актерами, заслоняя ладонью глаза или снимая их на свои телефоны.
И еще там были привидения, десятки привидений, толпящихся вокруг туристов и качающихся на ветру, как ковыль. Некоторые призраки были одеты красиво – в длинные юбки и блузки, застегнутые до самого горла, с шейными платками, заправленными под облегающие жилеты, – но большинство носило рабочую одежду. Широкополые шляпы, прочные брюки, свободные рубахи. Лишь некоторые из них были белыми. На всех виднелись следы от травм; торс одного джентльмена был пробит россыпью дыр от ружейных выстрелов; тела группы женщин, державшихся поодаль, возле салуна, обгорели и почернели, а обрывки платьев колыхались вокруг них, как тучи пепла.
Оливия вздохнула. Они еще и расположились прямо перед гостиницей «Гранд-Сильвер». Наверняка намеренно.
Она забросила на плечо рюкзак и сунула в карман телефон. Ее коса расплелась, но девушка не обратила на это внимания. Заперев машину, Оливия вытащила длинный конверт с бумажными талисманами, которые много лет назад написала ее бабушка. Налепила по одному на каждое окно автомобиля, и медный след магии вспыхнул искрами в воздухе. Небо над головой рокотало, когда она достала упаковку липучек и заклеила ими талисманы. Если сработает, талисманы отпугнут привидения от машины, а липучки предохранят талисманы от дождя.
Это должно сработать, твердо сказала она себе. Срабатывало же у мамы каждый раз, когда они приезжали сюда вместе. И хотя сейчас мамы здесь не было, Оливия много лет смотрела, как та обеспечивала таким образом безопасность своей машины.
Нет времени для сомнений. Она направилась к гостинице мимо актеров и туристов. Ей пришлось расталкивать призраков на ходу. Их тела были более плотными, чем в другое время года, а ткань одежды касалась рук, пока она пробиралась сквозь толпу. «Извините», – бормотала она. Две женщины из индейского племени хопи посмотрели на нее свысока из-под полей шляп и посторонились, чтобы она могла протиснуться мимо. Группа рудокопов-китайцев, их тела изломаны и раздавлены… «Обвал в шахте, – подумала она, – авария». Они следили за ней издалека, не двигаясь. Никто из туристов, по-видимому, не видел призраков, они смотрели сквозь них на девушку, которая, почему-то лавируя, шла по совершенно свободной площади.
Трехэтажная гостиница «Гранд-Сильвер» цеплялась за последние остатки своего великолепия. Внутри в старых светильниках сияли новые электрические лампочки, а потрепанный ковер хрустел под теннисными туфлями Оливии. Как и все другие заведения в городе, «Гранд-Сильвер» держался на плаву, рекламируя свое собственное привидение. Картина маслом, на которой была изображена Плачущая Дама, висела на стене над стойкой администратора, а вращающийся стенд с открытками, большая часть которых была репродукциями той же картины, лениво вращался у двери лифта. Пожилая женщина за стойкой улыбнулась при виде Оливии. На ее нагрудном бейдже стояло имя «Рени».
– Добро пожаловать в гостиницу «Гранд-Сильвер». Чем мы можем вам сегодня помочь?
– Я приехала на Фестиваль привидений, – ответила Оливия. Ее голос прозвучал слишком громко в почти пустом вестибюле. Она очень не любила слушать свой голос; разговоры давались ей с трудом. – Мне нужен номер на сегодняшнюю и на завтрашнюю ночь, и мне нужна помощь, чтобы перенести вещи из машины.
Рени повеселела.
– Конечно. Фестиваль привидений состоится завтра ночью, это одно из самых интересных событий Бисдена. Кстати, приехало еще несколько туристических групп, которые явились сюда, чтобы его увидеть, так что вы не будете одиноки. Ничего опасного, но мы все же просим всех оставаться в гостинице и держаться на разумном расстоянии от призраков…
– Я не туристка, – сказала Оливия. – Я приехала готовить еду для вечеринки, – она полезла за водительскими правами, но первым выскользнул ее студенческий билет. Она подхватила его раньше, чем он упал на землю. – Вы прежде работали с моей мамой. Амори Чан.
Администратор прищурилась.
– Так вы – дочь экзорцистки Чан? Вы действительно немного похожи на нее.
«С ее стороны очень любезно солгать», – подумала Оливия.
– Она много лет нас выручала. Каждое лето, в ту ночь, когда призраки выходят и бродят среди людей. А ее стряпня, разумеется, превосходна.
«Спасибо», – хотела сказать Оливия, но слова застряли у нее в горле. Рени, казалось, этого не заметила.
– Мы с нетерпением будем ждать вас на Фестивале привидений. Всегда было удивительно интересно смотреть на работу Чан. Отличное представление, а ее старания много лет обеспечивали безопасность города, – когда Оливия зарегистрировалась в своем номере, Рени прибавила, помолчав: – Кстати, наша Плачущая Дама становится… неуправляемой. Не могли бы вы попробовать это исправить или найти ей замену? Прошло уже почти десять лет с тех пор, как ваша мать приводила в порядок наше привидение.
Картина с изображением Плачущей Дамы мирно висела на стене. Это была пышнотелая молодая женщина в подвенечном платье и вуали, закрывающей лицо. Покинутая невеста-самоубийца, чьи рыдания можно было изредка слышать поздней ночью. Не слишком оригинально.
– Я этим займусь, – пообещала Оливия.