Как я влюбилась в королевского гвардейца

Бармена все нет, так что я перебираюсь за стойку и наливаю себе пиво сама.

– А что, кстати, случилось с Базом?

Он тоже бифитер и всегда добровольно вызывается поработать в баре. Вечно в плоской твидовой кепке, выцветших подтяжках или в ливерпульской футбольной майке, он уже стал такой же неотъемлемой частью бара, как и стойка.

– Вчера вечером заглянули несколько парней из его старого полка, и после того как выяснилось, что он один из них, они на каждую заказанную пинту наливали и ему тоже. Он все еще спит в подсобке.

Я представляю себе База, потягивающего джин через щербинку между передними зубами – его коронный трюк после пары-тройки пинт.

– Сегодня попозже должны зайти какие-то крутые люди из Канадского посольства, так что мы обещали «присмотреть тут за баром», пока он дрыхнет, – ехидно хихикает отец. Я замечаю, что все трое уже слегка покачиваются на своих стульях.

– Ну конечно, вы обещали.

Я закатываю глаза и засовываю десятифунтовую банкноту в щель в кассе, а потом возвращаюсь на свое место.

Некоторое время я слушаю, как они, уже навеселе, ворчат по поводу губернатора Тауэра, их босса, и нескольких других бифитеров. Я не знаю, кто придумал стереотип о тетушках среднего возраста, обожающих сплетни; они просто не встречали бифитеров под шестьдесят.

– Видали Ланчбокса, который вел экскурсию сегодня утром? Заявился – ни носков, ни ботинок, стоял там со своими волосатыми ногами, что твой хоббит, как будто так и надо! Мне жаль детишек, которым пришлось стоять рядом с ним. – Чарли изображает приступ тошноты. Остальные двое обмениваются брезгливыми взглядами.

– Ты шутишь? – Отец оглаживает рыжую бороду своей большой ладонью и улыбается. – От него разило?

– Не-а, совершенно трезвый. Но он постоянно краснеет, как его жена.

– Ай, обычная печальная история – двухсот восьмидесятифунтовыйбывший морпех за шестьдесят, переживающий чертову менопаузу. Идиот.

Годдерс качает головой и смеется, хотя по звукам кажется, что кашляет, а потом делает еще один глоток своего быстро исчезающего пива.

Я только тихо посмеиваюсь и восторженно наблюдаю за их оживленной беседой. Они же прирожденные артисты, и их компания намного веселее и увлекательнее любого высокобюджетного субботнего телешоу.

– Как нынче жизнь в билетных кассах, Мэгги? – Теперь Годдерс переключает свое внимание на меня.

Чарли кивает.

– Как там Кевин, все такой же козел?

– Ты прямо снял у меня с языка. Это невыносимо. Знаешь, на той неделе он сказал посетителю, что Тауэр построил Генрих VIII. Я еле сдержалась от того, чтобы встать и уйти прямо тогда.

Три бифитера ворчат и осуждающе качают головами.

– Кто только нанимает этих клоунов? И эти люди не дают моей девочке работу смотрителя Белой башни, несмотря на то что она знает больше, чем все они вместе взятые.

Отец смотрит на меня с сочувствием. Я морщусь, не зная, что сказать на эту вспышку отцовской любви.

К счастью, он сразу продолжает:

– Хотя это еще ничего, меня вот в понедельник туристка спросила… – Он поднимает бровь, глядя на Годдерса и Чарли, которые дружно закатывают глаза.

– Оно мне точно надо? – стонет Чарли, явно опасаясь услышать то, чем хочет поделиться отец.

– Во-первых, она спросила меня: «Как называется тот мост с башнями по бокам?» Я ответил: «Он называется, как и следовало ожидать, Тауэрский мост, мадам». На что она на полном серьезе сказала: «И он идет через всю реку?»

– Господи Исусе, – бормочет Годдерс и опять заливается своим раскатистым смехом.

Пиво, которого я как раз глотнула, прыскает у меня изо рта прямо на стойку бара.

– Как же ты на это ответил? Интересно, какие мосты строят у нее в стране.

– Что ты ей сказал? – подхватывает Годдерс.

– Ну, сначала я подумал, она шутит, но потом понял, что она ждет ответа. Единственное, что пришло мне в голову, было: «Ну, он же не Тауэрский пирс называется, не так ли?» Честно говоря, она вроде бы озадачилась, а я только и смог спросить, откуда она, и скорее свалил оттуда, чтобы отсмеяться.