Прежде чем я осознаю, куда приехала, проходит час, и я жму на тормоз. За пустой стоянкой – небольшое кирпичное здание. Мой взгляд скользит по бордюру, ограждающему склон холма. Я хмурюсь и не выхожу из машины. Окидываюсь на спинку сиденья и сама себе задаю вопрос: какого черта я сюда приехала?
В ту ночь, когда я наткнулась на парня в косухе и выцветших черных джинсах, я впервые оказалась здесь, и я даже не помню, как я сюда попала. А сейчас тем более не понимаю, как снова нашла это место. В прошлый раз я то и дело сворачивала не туда, прежде чем отыскала обратную дорогу.
Ладно, может быть, Сай все-таки рассказал отцу.
Рискнуть и зайти в магазинчик, хозяин которого платит мафии, которая его крышует? Это чревато неприятностями.
Он платит моему отцу?
Семье Фикиле?
Мысль о Фикиле внезапно отрезвляет меня, и рука инстинктивно опускается в пространство между сиденьями. Кончики пальцев касаются маленького ножа, который всегда наготове. Если я залезу под сиденье, там будет пистолет, а в бардачке лежит заточка. Под полом с двойным дном припрятан дробовик, а на случай, если потребуется сделать все тихо, – арбалет и стрелы. Таких мер предосторожности потребовали Сай и отец, когда я отстояла право на собственное транспортное средство. Будь их воля, меня бы усаживали в лимузин с пуленепробиваемыми черными стеклами, когда позарез нужно куда-то, а что более вероятно, держали бы взаперти в Грейсон Мэнор.
Я притворяюсь, что копаюсь в бардачке, чтобы те, кто наблюдает за мной – наверняка ведь наблюдают? – подумали, что у них есть время.
Отец пришел бы в ярость и за меньший проступок, так что же он сделает, посмей кто-то прикоснуться к его любимой дочери без его ведома? Это верный билет на глубину два метра под землей.
Вообще, я сомневаюсь, что сегодня вечером мне понадобится оружие. Это место – ничья территория: я проверила сразу же, как вернулась домой той ночью.
Вспоминаю того парня, которого они скинули вниз. И как же получилось, что Бастиан смог… решить свою проблему без всяких затруднений? Владелец магазина, не имеющий отношения к криминальным семьям, в чьем подчинении город, должен был запаниковать, не так ли? По идее, если б он увидел, что происходит у него под носом, запер бы двери, позвал бы на помощь… Так почему же он этого не сделал? Он что, боится плохого парня в побитой ржавой тачке?
Если да, у него есть на то основания.
Что мы имеем? Этот парень себе на уме и может пробраться в места, где ему запрещено показываться. Все крысы так делают. Вот зачем существуют дезинсекторы – наши отличаются от обычных лишь тем, что у них на стволах есть глушители. Держу пари, он даже не смог бы купить пистолет, если б захотел. Во-первых, это дорого. Во-вторых, у него, вероятно, неплохой послужной список – у таких, как он, что-то всегда есть в активе.
Почему его не поймали, когда он прокрался в «Энтерпрайз»? Перепутали с кем-то? Что за чушь. Он не похож ни за кого, кого я могу вспомнить. Может, он дальний родственник Вейлов из Сент-Чарльза? Их внук прошлой осенью начал учиться в Грейсон Элит и с каждым месяцем добавляет все больше чернил на свое тело.
Татуировки сами по себе не вызывают неодобрения в нашем мире. Многие криминальные семьи наносят на тело свои фамильные гербы, а наши телохранители набивают себе наш. Но если ты не тот человек, которого все должны знать, ты тот, кто должен уметь слиться с толпой, а тело, покрытое чернильными произведениями искусства, обязательно привлечет внимание.
Бастиан не позволил мне увидеть что-то, когда дразнил меня игрушкой на кончике своего члена.
С этой мыслью я откидываюсь на спинку сиденья и достаю телефон, набирая запрос.
Пирсинг члена.
Нажимаю поиск, и мои брови подпрыгивают, когда появляются изображения.
Несколько экземпляров с обвисшей кожей, натянутой между кольцами, похожими на обручи, по два и три по прямой линии вдоль уздечки, другие с крючком, продетым прямо в уретру.
Определенно нет…
Мои губы расплываются в улыбке, и я закрываю глаза, вспоминая, как его украшение выпирало бугорком из-под косухи, как холод металла коснулся моей вагины, когда он дразнил меня головкой…
Головка!
Пробую еще раз.
Пирсинг головки члена.
Мой телефон на секунду задумывается, прежде чем появляется новое изображение.
У меня отвисает челюсть, когда я читаю название пирсинга. Да, я знала про такое, но, черт возьми…
– Черт возьми, ай, – говорю я тихо.
Это «Принц Альберт» – изогнутая штанга, почти как крюк, прямо через входное отверстие уретры.
Какого черта понадобилось это делать?
Начинаю читать описание, дохожу до преимуществ, и все становится ясно. Теперь я понимаю.
Прокручиваю назад к изображениям, увеличивая фото гордо стоящей головки члена.
– Хорошая догадка, но неверная.
Мой телефон падает мне на грудь, нож в мгновение ока оказывается у меня между пальцами. Смотрю в окно и вижу знакомую тень.
Мое сердце начинает бешено колотиться, уровень адреналина в крови снова подскакивает, и я резко откидываю голову на сиденье.
Господи, Роклин, проснись, черт возьми. Ты бы уже была мертва, если б это был кто-то другой.
Подождите, что?
Мои мышцы напрягаются, эта мысль до ужаса нежелательна. Я даже не знаю этого парня. Он появляется, когда захочет, и присылает странные сообщения, заставляя меня думать, будто он наблюдает за мной.
Он бы не узнал, когда руки Дамиано коснулись меня, если бы это был блеф.
Что бы он сделал, если бы я позволила Даму уложить меня на кровать?
Наблюдал бы и потом писал мне всякие гадости?
Или ворвался и расквасил физиономию симпатичному мальчику?
Или ушел, даже не оглянувшись?
– Чего хмуришься, богатая девочка?
Юмор в его тоне отвлекает меня от воображаемых картин. Я смотрю прямо перед собой, но все же нажимаю на кнопку, чтобы открылась дверь с пассажирской стороны.
Он не двигается целых пятнадцать секунд, затем раздражающе медленно обходит машину, и я бросаю взгляд в зеркало заднего вида, чтобы мельком увидеть его, прежде чем снова посмотреть вперед.
Что ты делаешь, Роклин?
Это же все, о чем предупреждал тебя отец.
Может быть, именно поэтому я здесь, чтобы ощутить вкус бунтарства.
Может быть, я больше похожа на свою сестру, чем готова признаться самой себе.