Бессонница

Сидя за красивым столом, на удобном мягком диванчике, среди уютного и уникального интерьера в ожидании вкуснейших сэндвичей и крепкого кофе можно было и забыть о том, насколько же Ньюберч-порт душный и затхлый город, спасательным кругом которого была рыбная ловля и какие-никакие офисные центры.

От чарующих ароматов завтрака меня отвлекла гурьба детишек, что бежали в школу Линкольна, в которой учился и я сам. Невероятно старое здание, вокруг которого, казалось, и была построена остальная часть города. Внутри, однако, школа выглядела более чем цивильно и современно, что удалось сделать не без помощи многих офисных рабочих – школа была одной из лучших в городе, а потому многие вкладывали деньги в будущее своих детей, как бы лишая их возможности выбрать: потратить эти деньги на новые парты в класс ребёнка или же отложить эти деньги, чтобы чадо при переходе во взрослую жизнь смогло вырваться из гниющего городка-порта. Выбор, к сожалению, был очевиден для очень большого процента родителей.

Гурьба детей семенила по улочке вдоль "Штопора", смеясь и толкаясь. Как обычно это бывает, со слишком большими рюкзаками, разноцветными коробочками для обеда и большими кепками на головах. Но вот один из детей слишком сильно пихает второго, в результате чего он падает на асфальт и вся еда из коробочки валится на землю. Проливается пакетик сока, небольшой пакетик с сэндвичем рвётся об асфальт, вываливая содержимое на пыльную дорогу. С громким хохотом толпа гадких детишек убегает в переулок, оставляя своего недавнего товарища ни с чем.

– Сэндвичи подъехали, мал… Эй! – не успел договорить мистер Фуллер, как я прошмыгнул у него под носом, выхватив сэндвичи.

Уже минуту спустя я стоял на колене перед хнычущим мальчиком лет восьми со сбитыми в кровь ладонями и коленями. Мой небольшой подарок, завёрнутый в салфетку, заставил его улыбнуться, хотя, я уверен, раны чертовски болели. Собрав остатки его собственного сэндвича и донеся их до урны, я вновь вошёл в "Штопор" и оглянулся на стеклянную дверь. Мальчик махал маленькой рукой мне на прощание и, слегка хромая, засеменил за остальными детьми в переулок.

– Джонни Мэш! Скромняга, Робин Гуд и меценат. Ты удивляешь меня, малец. – с широкой улыбкой проговорил мужчина и скрестил руки на груди.

– Прошу прощения, что так выбежал, мистер Фуллер. Сам не знаю, что на меня нашло. – со стыдом сказал я.

– Забудь, малец, забудь. Дети в наше время те ещё свиньи. Маленькие такие поросята, которым не страшны ни авторитеты в лице взрослых, ни воспитательные меры.

– Есть такое. – согласился я.

– Мелкие скворцы, что так назойливо щебечут тебе прямо в ухо, а потом порываются в него же клюнуть!

– Да, именно так.

– Змеёныши, что беззубыми пастями жуют твой палец с одной лишь целью – откусить его.

– Да… – я почувствовал, что мистер Фуллер начал уходить не в ту степь.

– Волчата…

– Мистер Фуллер…

– А? Прости-прости, малец, заболтался! Короче, завтрак тебе за счёт заведения. Только потому, что ты мне нравишься! – сказал хозяин заведения и снова хлопнул меня по плечу с дьявольской силой.

– С-спасибо, мистер Фуллер. – ответил я, потирая плечо.

Вновь сидя за столиком, я перебирал в голове эту сцену неоправданной детской жестокости. Я бы понял, будь это пьяные в хлам рыбаки, топчущие грязными и белыми от соли сапогами зелёные лужайки. Им простительно. Они уже свою часть мозга пропили, а, как известно, на дурака нельзя обижаться и понять его тоже нельзя. Но дети… Чем руководствуются дети, когда толкают со всей своей детской силы своего же друга? Или когда кидаются в кого-то камнями ради забавы. Закидывание камнями – казнь в некоторых странах, но детям по всему миру кажется это смешным и забавным. Где мы повернули не туда? В какой конкретно момент дети рефлекторно хватают камень, палку или рюкзак и считают единственно верным вариантом метнуть его в своего друга или одноклассника? Когда боль в сопровождении крови и слёз стала смешна?

Неужели это из-за родителей? Страшно даже представить, через что проходят такие дети, как Роберт. Давление на психику начинается с малых лет, если не месяцев. Но мы ведь никогда точно не знаем, каким образом повлияет появление ребёнка на жизнь семьи. Для одних это счастье и удовольствие, другим же приходится мириться с постоянным стрессом и агрессией, которая, будьте уверены, возникнет, когда уже ваш ребёнок сделает несусветную глупость. И каким бы хорошим воспитателем вы ни были – он сделает эту глупость. Она ему нужна для получения опыта, для тех самых первых шишек, на которых учатся. А вот какого рода агрессия появится в вас – спросите у своих внутренних демонов.

Но мальчик Роберт, что так сильно боится собственной мачехи, не вылезает у меня из головы. Отчасти это связано и с тем, что мы похожи. Уже остывший кофе не кажется таким холодным лишь из-за внутреннего гнева и злобы на мамашу, что взяла под такую пагубную опеку ни в чём неповинного ребёнка. И я решился.

Жгучий стыд за прокол, вызванный собственной самоуверенностью, всё ещё обитал внутри. Он же сбивал градус нахлынувших эмоций. Теперь уже я чувствовал, что мне нужен опыт. Да, те самые первые шишки, на которых я бы смог чему-то научиться. И где, как не в снах маленького мальчика, я бы смог эти шишки получить.

Совершенно не хотелось возвращаться в сны так рано, но без этого никуда. Я не смогу научиться контролировать это чёртово пространство, если не буду постоянно попадать в передряги. Но на сей раз я буду уверен, что на помощь мне никто не придёт. Дневной сон лишит меня этой возможности.

Я бросил слова прощания мистеру Фуллеру, что насвистывал лёгкую мелодию, перегнувшись через прилавок, и выбежал из "Штопора". Если мне не изменяет память, то около полудня у детей в саду по распорядку идёт час сна. И судя по синим мешкам под глазами мальчонки, он явно в это время ужасно спит.

На часах было без пяти одиннадцать, потому я неспешно дошёл до своего дома и застал, очевидно, новых соседей. Сухощавый и жилистый высокий мужчина с тёмным загаром о чём-то общался с водителем машины, на которой большими красными буквами были выведены слова "ПОГРУЗКА И ПЕРЕВОЗ ВЕЩЕЙ. КОМПАНИЯ БРУДВЕРА". Обогнув длинную гружёную машину я увидел симпатичную девушку, что сидела на краю прицепа и безучастно качала ногами. Увидев меня она легко улыбнулась и покачала головой. Усмехнувшись про себя, я всё таки её приметил – она была действительно красива.

Не желая пока тратить время, я быстро поднялся к своей квартире и, скинув вещи, сразу же решил позвонить матери. Мог бы и раньше, но привычка оставлять телефон дома когда-нибудь мне аукнется.

– "Ясли и детский сад мисс Колбер", Саманта Мэш у телефона, слушаю вас. – быстро проговорила мать в трубку.

– Привет, мам. Это Джон.

– А, Джонни, сынок! Что-то случилось?

– Тебя как-то тихо слышно, не могла бы ты говорить громче? – соврал я.

– Извини, родной, не могу. Детки уже спят.

Есть! Это мне и нужно было знать.

– Оу, хорошо. Хотел спросить, куда ты положила мои таблетки? Никак не могу их найти.

– В аптечке на верхней полке, вечно ты их раскидываешь где попало. – с упрёком ответила мать.

– Хорошо, понял. Удачного дня, мам!

– Пока, мой мальчик, отдыхай.

Я решил для себя, что раз уж не могу помочь ребёнку напрямую, то я хотя бы избавлю его от мучительных кошмаров, что наверняка терзают его день ото дня. Попытаюсь, во всяком случае. Но от своих слов не отступлю.

О выпитых накануне чашках кофе я не переживал – ни что уже не могло взбодрить меня настолько, что болезнь просто отступила бы в сторону. Я ловил себя на мысли, что мне просто нравится этот горько-кислый вкус ужасно крепкого кофе, нравится скоротечное чувство быстрого подъёма духа, будоражит учащённое сердцебиение. Есть в этом своеобразное напоминание того, что я живой, чувствую запахи и вкусы, чувствую самого себя.

Врать самому себе и матери уже вошло в привычку. Таблетки утром я, естественно, не выпил, но тому вполне могло быть более здравое объяснение – я просто рассеянный из-за вечной сонливости и мог просто забыть их выпить. Да, простое объяснение, которое имеет логику.

Сон подкатил внезапно. Я уже и забыл тот день, когда точно мог сказать, что вот-вот отключусь. Это было удобно и существенно облегчало жизнь. Как по таймеру ты мысленно засекал десять минут, после чего отключался на какое-то время, напугав всех прохожих, и сон как рукой снимало. Теперь это чувство было сродни чувству опьянения в видеоиграх. Оно также сильно било по голове, как и алкоголь персонажу, и уже спустя несколько секунд герой игры чувствует все те десять опрокинутых стопок, а я чувствую такую усталость, будто бежал всю ночь без остановки.

Действовать надо было быстро, потому как я не знал точно, насколько отключусь. Двухминутный сон, помните? За такое время я могу и не увидеть сновидений, а равно и не помочь парнишке.

К счастью, я таки попал в какое-то захолустье, где вокруг только и видны были, что стада быков да старые разбитые лачуги с покосившимися дверями и сломанными ставнями. На меня уже шёл какой-то ужасно старый мужчина с мешком травы за плечами, потому я не стал раздумывать, а просто нащупал материю сна, что зарябила прямо за мной, и вышел за неё. Старик тут же переключил внимание на одиноко стоящего быка, который каким-то чудом выбрался из загона.

– Как пить дать он бы сейчас попросил меня о каком-то максимально бредовом одолжении, вроде перекинуть этого быка обратно за изгородь… – думал я, ускоряя шаг подальше от квинтэссенции окраин южных штатов.

Наступающая темнота больше не вызывала трепета и тревоги, равно как и чувство полной глухонемоты, что появлялось крайне неожиданно. Я чувствовал себя так, будто шагаю в ночи, в то время как вокруг носятся демоны и черти из всех возможных мифов и легенд. Скрываются, скрипят зубами, изредка подставляют хвосты и лапы под незримый прожектор, что слабо освещает мой путь в никуда. Они вот-вот отхватят от меня кусок острейшими когтями, вытянут из меня все соки тончайшими хоботками, опустошат мои мысли и сердце дьявольской силой, заставляя повиноваться им и только им. Но я продолжаю идти.

Как только я почувствовал, что достиг той самой точки в полной тьме мира снов, как только почувствовал вибрацию надвигающегося сновидения, то тут же подумал о маленьком мальчике Роберте, что так пугливо жался в ноги истеричной мачехи. Несколько шагов вперёд чётко дали понять, что под ногами вода, а потому я встал на месте и позволил местному Морфею утащить меня в сон. Из воды, медленно обхватывая моё тело, вылезло с десяток тонких рук с ещё более тонкими пальцами. Они бегали по моему телу, облепляя каждый сантиметр, растягивали свои пальцы, обматывая мои конечности.

– Войди в сон…

– Бойся…

– Ходящий во снах…

– Дыши тьмой…

Их шёпот встревожил меня до бескрайности. Если к нечеловеческим рукам я был готов, то этот холодный, безжизненный шёпот, исходящий откуда-то из-под водной глади, заставил моё сердце вновь попытаться выбраться через грудную клетку. Кровь прилила к голове, в висках больно застучало, я зажмурился и быстро одышливо задышал.

– Страх…

– Страх…

– СТРАХ!

Последняя фраза прозвенела в моих ушах невозможно громким визгом, после чего руки с огромной скоростью втянули меня под воду. На секунду я подумал о том дне на Доуб-ривер, вспомнил ту холодную тёмную воду и крик матери "Давай, Джонни, плыви!". Если бы только мертвецы умели плавать.

Раскрыв глаза я обнаружил, что Роберт как минимум боится темноты, потому как место, в котором я находился, было похоже на очень тёмный сельский домик. Из тех, куда приезжают родные на выходные чтобы пожарить барбекю и, удобно устроившись в гамаке, почитать безликую книжонку, над которой не пришлось бы думать.

Слегка потоптавшись на месте, я двинулся осматривать эту лачугу. Очень скоро я понял, что дом куда страшнее, чем казалось по началу. Он выполнен в виде лабиринта, а та комната, где сейчас находился я, была его центром. И судя по криво нацарапанной мелом карте, непонятно откуда взявшейся, он был невероятных размеров. Тёмные коридоры почти всегда моментально оказывались тупиками, а единственный верный проход был завален мебелью.

Куда бы я не пошёл, я каждый раз оказывался перед завалом из мебели, который понемногу разваливался сам по себе. То стул отпадёт, то старая деревянная кровать отвалится с громким треском. Не видя других вариантов, я кое-как разгрёб небольшой проход, создав довольно прочную арку, но стоило мне проползти под ней, как она тут же развалилась, намертво закрыв проход каркасами диванов, битыми стульями и столами, а также высокими шкафами и мощными тяжёлыми тумбами.

Аккуратно двигаться было крайне сложно. Каждый мой шаг отдавался гулким скрипом чёртовых половиц, а темень вокруг только больше нагоняла жути. Коридоры были уж слишком широкими, потому создавалось впечатление, что куда бы ты не шёл – вокруг тебя только тьма.

Громкое эхо моих шагов и скрипа половиц стало давить на сознание. Я стал улавливать в скрипе не то стоны, не то плач; всё больше казалось, что за мной наблюдают и идут эти "кто-то" прямо по моим шагам… За мной!

Резкий оборот ничего не дал. Я как был в одиночестве, наедине лишь со своей паранойей, так с нею и остался. А затем меня кто-то коснулся. Лёгкий такой тычок пальцем в область макушки. Лёгкий-лёгкий, почти поглаживание. Отвратительное, липкое поглаживание. Будто у этого существа совсем скоро отвалится кожа на пальце, разбухшая от воды или чего-то ещё более мерзкого.

Я попытался взять себя в руки. Я ведь пришёл в сон не для того, чтобы в очередной раз облажаться. Здесь где-то бродит маленький мальчик, испуганный в десятки раз больше, чем я сам. Потому надо…

Более уверенное касание прямо в шею заставило меня почти что проглотить язык. Такое же отвратно склизкое, липкое. Я дёрнулся от отвращения и испуга, сильно ударившись плечом об стену. Сколько здесь этих существ? Они опасны? Где же, мать твою, Таша?!

Вдох. Выдох. Спокойнее, Джонни, успокойся. Таши нет и не будет. Ты сейчас во сне, помни об этом. Здесь нет ничего реального. Ничего реального…

Когда, наконец, удалось выровнять дыхание, я пошарил по карманам и вытащил мобильный телефон. Фонарик! Как же я мог забыть! Но страх сковал мне руки. Я очень долго не решался включить фонарик, страшась того, что могу увидеть перед собой. Дрожащими пальцами я разблокировал телефон, чуть не выронил его, пока искал фонарик, а затем зажмурился и нажал на кнопку включения.

Тонкое, невероятно худое тело, всё в синяках. Ни единого волоска. Пустое, бесформенное лицо которое тихо урчало перед фонариком. Видит ли оно меня? А может ли слышать? Существо чуть склонило голову набок, а свои мокрые, склизкие руки, которые, как казалось, были не то заспиртованы, не то раздулись от воды, поднесло к свету фонаря.

Я боялся шевельнуться. Панически боялся вдыхать и выдыхать. Как только руки существа прильнули к телефону, я почти лишился сознания. Невозможно хотелось кричать и звать на помощь, но упрямая идея не давала мне совершить ошибку – я во сне, оно ненастоящее. Ненастоящее… Я во сне… Сон…

Существо рвануло мои руки на себя, выбив тем самым телефона на пол. Я вскрикнул, от ужаса вжался в стену и дышал так часто, что готов был пропустить весь спёртый воздух этого невероятного лабиринта через себя. Оно ненастоящее! Я во сне!

Безликий монстр подлез совсем близко ко мне, находясь теперь на расстоянии всего нескольких десятков сантиметров. Если бы у этого чудовища был рот, то я бы уже отчетливо ощущал его мерзостное, гнилостное дыхание. Существо вновь тихо заурчало и на сей раз я не стал дожидаться новых выпадов или продвижений ещё ближе к моему телу. В дикой панике я вспомнил про нож, что должен был лежать у меня под подушкой. Да! Теперь, как это делала Таша…