– Дальше!
– Итак, на рудник нападают некие не-люди, не?люди, черти, бесы, мутанты. Люди погибают уже пачками. И что делают наши доблестные власти? Трубят о первом в мире контакте? Бросают сюда войска и лучшие умы? Извещают об опасности мировое сообщество?
Нет! Присылают шестьдесят «духов» и двоих вояк после госпиталя – тех, кто поближе. Где следователи, ученые, ксенологи, медики? Никого… Рудник, пьяное начальство и пятьсот километров тайги в любую сторону. Или здесь происходит какой-то чудовищный эксперимент, или рудник тихой сапой «сливают» этим краснорожим тварям. По предварительной договоренности.
Алексей хмыкнул.
– Снова теория заговора? Да еще с чертями? Бато, кончай гонять компьютерные игрушки каждую свободную минуту. Мир устроен просто.
– Не веришь? Про халифат тоже четырнадцать лет назад никто не верил. Все хотели жить и ни во что не верить, – так ведь удобно было! Все православных попов ругали. А потом что? В один прекрасный день проснулись в совсем другом государстве. Думали наши родители об этом? Не думали и не верили, и тоже все про теорию заговора шутили. Ладно, Сибирь под халифат не попала…
– Не топчись по больному! – поморщился Алексей.
– А вот как – не топчись? Что бы вы делали без нас? Союз Свободных Сибирских Регионов сохранил все: армию, которая стояла на китайской границе, военную разведку, государственный аппарат, систему МВД, весь институт государственной безопасности! Это, между прочим, на золото, вырученное от нашего газа и от нашей нефти, ваши повстанцы закупали оружие и подкупали генералов халифата! И это наше правительство подтянуло силы европейских союзников и сумело договориться о поставках оружия через «ОлСиб»[9 - «ОлСиб» – воздушный путь из Аляски в России, проходящий через Якутию и Сибирь. По этому пути во время Второй Мировой войны, из Америки в СССР летели самолеты, поставляемые по лендлизу] с североамериканцами!
– Ага, ну ты дашь забыть, как же! – Алексей помолчал. – Короче, нам выжить надо и приказ выполнить, как всегда. Я сейчас Вечному стукану, расскажу, что здесь творится.
– Ты только по общему каналу не стучи, стучи по закрытому.
– В курсе, мать писала! – ответил Алексей. – Странно это все. Я тебе еще не сказал: я молнии видел как раз во время нападения. А на небе – ни облачка. Даже не молнии, а словно бы всполохи, как северное сияние, только ярче. Знаешь, я раньше вообще ни в каких чупакабр или в НЛО не верил, а теперь…
– А я и теперь не верю! Твари это какие-то местные, не иначе! – хмыкнул Бато, – давай в дом, холодно! Пожрем чего-нибудь, у меня пара бутеров есть, да я тебе несколько файлов покажу. Покемарить все равно не получится.
….Весь день они провели в красном уголке управы, выйдя оттуда только один раз – на обед.
Зоновский «лепила» Федулов оказался неряшливым типом со свалявшимися кудрявыми волосами. Одутловатое лицо, тонкие губы, мутные глаза, большой пивной живот. Речь у него была быстрая, с шепелявинкой. Федулов не смог добавить ничего нового к тому, что им уже было известно о первых жертвах. Да, люди были подвергнуты вивисекции и заживо зажарены каким-то электромагнитным излучением, да, анализ показал наличие на коже смеси кислотных соединений, да, все материалы и пробы отправлены в Москву, но оттуда до сих пор нет ни ответа, ни инструкций. Были ли погибшие до самого конца живыми?
– Я затрудняюсь ответить, – сказал Федулов. – Я же не паталогоанатом и не судмедэксперт. Я считаю, что нельзя остаться в живых после того, как тебя выпотрошили. Человек погибнет от болевого шока и от кровопотери. Но и стопроцентной гарантии, что они уже умерли к тому времени, как их поджаривали, я не могу дать. Возможно, жизнь поддерживалась чем-то специально. Возможно. А возможно, и нет. Если говорить просто – то вот тут, – Федулов показал на правую ключицу, – и вот тут, – он ткнул пальцем в вену на руке, – у некоторых есть специфические следы, вроде бы как от уколов. Но такие метки есть не на всех телах. А чем кололи людей и кололи ли вообще, я ответить не могу.
Новости, которые он поведал друзьям о жертвах последней ночи, ничего нового не дали – люди были мертвы, но все погибли от различных травм, нанесенных когтями и острыми зубами.
– Собак я только осматривал, но там то же самое, сто процентов! – Федулов сидел в кресле напротив друзей, прикрыв глаза и стараясь казаться спокойным, но его выдавали руки.
Когда он попросил разрешения закурить, Алексей отчетливо увидел, как трясется в прокуренных, толстых пальцах сигарета. Федулов и сам понял, что Алексей заметил это, усмехнулся.
– Да, сержант, нервы тут у всех сдают. Спиртного в поселении почти не осталось. И ладно у нас, даже в Новой Нерхе в трех километрах отсюда у местных почти все выпили! Мужики по несколько тысяч рубликов за бутылку отдать готовы! «Под шофе» караул разводят! Пусть лучше пьют, но работу делают!
– Как вы считаете, кому выгодно остановить работу рудника? – спросил Алексей.
Федулов пожал плечами.
– Откуда ж мне знать? Китаю, халифату, нашим европейским союзникам. Короче, любому, кто не хочет, чтобы федерация была сильной. Ничего не ответил на вопрос, да? Я ж не политик, я же фельдшер. Кому нужно остановить работу рудника здесь? Не знаю, – Федулов пожал плечами, прикурил от окурка новую сигарету, окурок вмял в вонючую пепельницу на столе.
– А капитану?
– Нет, капитану – невыгодно. У него вся жизнь – в руднике.
– А Шестопалову?
– Ну Шестопалову – тем более! – Федулов вдруг запнулся. Запинка была небольшая, крохотная, но Алексей ее все равно уловил. Уловил и запомнил.
– Хорошо… Подскажите тогда вот что: ходит тут по поселению бродяга один такой. Худой, бритый, в черной телаге. Хрипит так странно: «Хатумба, братела!» – Алексей изобразил своего нового знакомого. – Живет, говорит, возле управы.
– Хатумба? Хатумба и есть! Семен Хатумба.
– Он что, заключенный?
– Нет! Ну то есть он сидел когда-то, не исключено, что и не раз, но не здесь! У нас в колонии смертники сидят или те, у кого срок больше двадцати пяти лет. На волю не выходят. А Хатумба из местных! Вырос здесь, в поселке. Он эти места как свои пять пальцев знает. С поселка к нам и прибился. Свои его не очень любят, ну вот он у нас и околачивается. Кочегарит – отапливает общагу, дрова заготавливает для домиков. Да тут он не один из местных работает, но остальные в поселке живут, а он так здесь и пробавляется, что днем, что ночью.
– А почему – Хатумба? Фамилия, что ли?
– Да леший его знает! Служил по молодости где-то. То ли на Гаити, то ли в Зимбабве. Оттуда и нахватался всяких дурацких приветствий. А может, и врет. А фамилия у него какая-то простецкая, вроде Сидорова или Козлова. Запамятовал…
На этом разговор с Федуловым закончили.
– Это вы че, вроде следаки из столицы? – с сомнением спросил охранник, которого вызвали в красный уголок следующим.
Звали его Вадим Быстрицкий. Это был жилистый тридцатипятилетний мужчина с короткими темными волосами и светлыми глазами. На лице главным был нос. Острый, с крутой переносицей, похожий на большой вороний клюв.
– Не вроде, а следователи! – уверенно пресек любые сомнения Алексей. – По особо важным делам. Усек? – Алексей повысил голос.
– Угу, – мотнул головой Быстрицкий. – один сержант, а второй рядовой. Следователи!
– Гражданин Быстрицкий! – не моргнув глазом, подыграл ему Бато. – Отвечайте на наши вопросы! Где вы были в тот момент, когда пропал охранник Сафронов?
– Я-то? – смутить охранника оказалось непросто. Он пожал плечами. – В караулке у Саньки сидел, там мониторы же, ну и увидели, че творится. Ну сразу же в ружье да туда полетели. Санек в караулке остался, ему пост покидать не положено. А я крикнул еще Поливанова и Берка.
– А Санька – это кто?
– Санька – это Парфенов, – глаза Быстрицкого вдруг потемнели. – Убили его недавно. Поймали по дороге в поселок. Пошел, чего греха таить, за водкой, любил он это дело, ну конечно, в свободное от работы время. Вот и поплатился…
– Дальше!
– А че дальше… Пока бежали, черти эти его уже уволокли.
– Почему черти? – заинтересованно спросил Бато.
– Вы их встречали? – Быстрицкий вопросительно глянул на друзей. – А! Ясно! Ну как встретите, так все поймете. Похожи они! – объяснил он, увидев непонимающие глаза «следователей». – На демонов, бесов, короче, на чертей. У нас их кто бесами, кто чертями кличет. Некоторые вон грехи по ночам замаливают, другие бухать начали. Старожилы поговаривают, что место это шаманами проклято. Мол, когда рудник открывали, с местными не договорились путем, вот ихние духи нам и мстят!
– И вы, Быстрицкий, верите в это?
Быстрицкий почесал в затылке.
– Да как сказать… Вот сижу сейчас с вами, светло, тепло, и все это такой ерундой кажется, а когда стоишь на посту, кругом тайга, а внутри зоны – сто убивцев сидят! И тишина вокруг. А в минус сорок деревья от мороза трещат и туман кругом. Тут во все, что угодно, верить начнешь. Тут некоторые белого шамана видели.
– Кого?..
– Шамана! А другие – шаманку. Стоишь вот так в карауле, особенно, если метель. И они – за забором, у ближайших деревьев появляются, кружат, в бубен бьют да камлают. Я не шучу, мужики! – вдруг взмолился Быстрицкий, увидев удивленные глаза Алексея. – По ночам правда всякое мерещиться начинает!