Невидимые люди

Вероника была молода, но достаточно умна и опытна, чтобы понимать: жизнь – штука несправедливая и коварная, чтобы много иметь, надо многое уметь, мужики любят стерв… И еще много банальных пошлостей, которые она выучила на психологическом тренинге под названием «Как влюбить в себя любого мужчину, чтобы он потерял голову навсегда».

Строго говоря, жаловаться Веронике совершенно не стоило: внешность у нее была очень симпатичная, характер – незлобивый и доброжелательный, она умела заливисто смеяться любой глупости, могла не обращать внимания на откровенное хамство, была всегда готова к любви и весьма непривередлива в выборе поклонников. Все эти качества вкупе с выученным курсом «влюбления любого мужчины» давали отличные результаты – воздыхателей у Вероники было хоть отбавляй. Но ей хотелось не этого! Хотелось выйти замуж, потому что возвращаться в Зажопинск, из которого она приехала, Вероника не испытывала ни малейшего желания.

Она была единственным ребенком в семье. Родители жили плохо и бедно. Ее детство сопровождалось вечной руганью и скандалами. Когда Вероника была совсем маленькой, то страшно боялась этих криков. Она забиралась в шкаф, куталась в одеяло или закрывалась в туалете и слышала, как отец с матерью бранятся, как мать проклинает отца последними словами, желает ему сдохнуть, загнуться, околеть, окочуриться, закончить бесславный жизненный путь в канаве, под забором, на свалке, среди вонючих крыс, а она, так уж и быть, придет на его опознание, чтобы в жизни его больше не видеть.

А отец, обычно пьяный, обзывал ее нехорошими словами и грозился прибить. Как правило, после этих угроз, которые никогда не исполнялись, он сидел на табурете на кухне за маленьким столиком, покрытым клеенкой, пил водку и горько плакал. Красный отсвет от матерчатого абажура, висевшего на потолке, придавал его фигуре какую-то особенную скорбную трагичность.

Маленькая Вероника, которая папу любила больше, чем маму, выползала из своего укрытия, садилась рядом и гладила его по руке или по спине, пока он горько всхлипывал в такт ее прикосновениям. Отца она действительно жалела, потому что он, как ей казалось, был человеком добрым. По крайней мере, никогда не обижал ее, слова грубого не говорил, в отличие от матери, которая лупила ее нещадно и без всякого повода. Просто мать, обладая дурным, вздорным характером, вечно была в плохом настроении.

Когда Веронике исполнилось четырнадцать, родители развелись. Ну как развелись… Юридически-то они оформили развод и перестали считаться мужем и женой, но разъехаться не разъехались. Сначала решили, что это временно, потому что квартира-то одна, да еще и трехкомнатная, в центре города. Ни одна из сторон конфликта не собиралась делить трехкомнатную квартиру в центре на две однокомнатные на окраине.

Поэтому мать с отцом, не прекращая переругиваться, перемещались из одной комнаты в другую, каждый раз торжественно вываливая свои вещи из шкафов и перетаскивая их в стан противника, а затем с тем же вызовом возвращались обратно, попутно прихватывая какие-нибудь трофеи от вражеской стороны. Поэтому то и дело раздавались истошные крики матери:

– Сволочь! Ты мою лампу настольную спер!

Или отцовское:

– Корова вонючая! Ты своей жопой мои очки раздавила!

Мнения Вероники по этому вопросу, естественно, никто не спрашивал, потому что, во-первых, она несовершеннолетняя, а во-вторых, оно просто никого не интересовало. Сама Вероника наблюдала за этими метаниями изнутри и снаружи одновременно. Изнутри – потому что была непосредственным участником процесса, а снаружи – потому что ее принципиальная позиция, если бы такая имелась, в расчет не бралась никем.

Наконец порешили: мать остается жить в одной комнате, бывшей когда-то супружеской спальней. Там были двуспальная кровать, розовые обои в цветочек, толстый ковер на стене, подаренный, кажется, на свадьбу чьей-то бабушкой, и большое окно, выходящее во двор, на помойку. Отцу досталась комната поменьше, в которой помещались диван, ковер, который лежал на полу, как ему и положено, узкий шкаф, где висели немногочисленные помятые костюмы, и большой телевизор с плазменным экраном. А Вероника поселилась между ними, в проходной комнате, в зале, как ее называла мама, куда стекались все члены семейства за любой надобностью и без, таким образом абсолютно лишая Веронику приватности.

После развода мать, используя положение незамужней женщины, энергично занялась устройством личной жизни. Отныне ее старая, видавшая виды супружеская постель редко пустовала, зато кряхтела и стонала отчаянно, как заржавевшая скрипучая дверь.

Отец, тоже человек свободный и независимый, проводил целые дни перед огромным плазменным телевизором с бутылкой пива в руках. Правда, он уже не плакал, и Вероника его больше не жалела. Наоборот, она стала испытывать к нему брезгливость и отвращение, когда он выходил из своей комнаты в грязной засаленной белой майке, в широких просторных трусах, высоко натянутых на его толстое брюхо, из которых вываливались болтающиеся мужские причиндалы. Он напоминал старого вонючего козла. Веронику воротило от одного вида отца, и она избегала встреч с ним.

Поэтому, когда однажды он выпил не в меру и обратил внимание на свою подросшую дочь, ставшую к тому времени настоящей красоткой, Вероника не была особенно удивлена. И когда он попытался приобнять ее, сначала по-отечески нежно, но потом все настойчивее, все горячее; когда она почуяла запах перегара, горячие губы, впившиеся в ее шею, потные руки, мявшие ее груди, она двинула ему по морде первым, что попалось под руку.

Потом она узнала, что это была пустая бутылка из-под пива, которых у отца было множество. Она разбила бутылку о его голову и, когда он взвыл и повалился на пол, выпустив ее, убежала из комнаты. Много позже, вспоминая этот случай, она даже удивилась, как легко он отделался. В тот момент она была готова его убить.

Не дожидаясь, пока отец протрезвеет и придет в себя, а может, и в ярость, Вероника сбежала из дома. Так с девятнадцати лет она начала вести самостоятельную взрослую жизнь.

Сначала ночевала у подружек, соседей и случайных знакомых. Потом познакомилась с молодым человеком, в которого даже влюбилась. Ну как влюбилась… Нельзя сказать, что до беспамятства, но он, по крайней мере, не был ей противен, наоборот, даже нравился. Он был добр к ней, водил ее на дискотеки и корпоративы. Тогда как раз началась мода на корпоративные мероприятия, где мелкие клерки, манагеры и прочая обслуга могли изредка почувствовать себя белыми людьми, снять осточертевшие галстуки и надеть нормальную человеческую одежду, привести своих подружек, хвастаясь ими перед коллегами и начальством. Вот в этом и состояла тактическая ошибка Вероникиного поклонника! Он не рассчитал, что такая красотка может привлекать не только его, но и вызвать интерес у вышестоящего начальства.

Так и произошло: с корпоратива Вероника уехала уже на дорогом «Мерседесе» с тонированными стеклами в съемную квартиру своего нового благодетеля. Потом был еще один, но его вскоре убили. А потом – другой, судья в отставке, но он быстро сел…

Потом еще было много всякого-разного, и каждый раз Вероника понимала, что ее молодое тело и красоту используют лишь для собственной выгоды, она же не получает ничего, кроме унижений и жалких подачек. Но Вероника и здесь не растерялась и не пала духом Она уехала в Израиль, хотя сама мысль об этом до того момента казалась ей невероятной.

В Израиль она попала благодаря удачному знакомству. Как-то с подружкой отправилась отдыхать в Турцию. Шикарный отель, теплое море, яркое солнце, бесплатное спиртное и турецкие бани прекрасно справились со своей задачей: Вероника не только отдохнула, но и познакомилась с мужчиной по имени Эли – человеком немолодым, но очень богатым (по крайней мере, по его собственным словам).

Не то чтобы Эли сильно понравился Веронике, и не то чтобы ей очень хотелось продолжать с ним отношения, но Эли был ласков и настойчив, он звонил ей каждый день и приглашал на свою виллу на берегу Средиземного моря, где обещал роскошную жизнь и никаких обязательств. Общались они на ломаном французском. При этом Эли говорил вполне сносно, а Вероника – так себе. Хотя, строго говоря, их общение не предполагало длительных разговоров и сводилось почти исключительно к слиянию тел.

Конечно, Вероника была не настолько глупа, чтобы верить этим банальным мужским уловкам (все-таки прослушивание в YouTube многочисленных тренингов давало о себе знать), но ей так хотелось жить богато, и она была так молода и привлекательна, что не устояла перед соблазном.

Приехав к ухажеру в Израиль, она действительно обнаружила, что он живет на брегу моря, но только не на вилле, а в старой полуразвалившейся хибарке, где помимо Эли жили еще его жена, четверо детей и престарелая мама. А соседями Эли были не олигархи и голливудские звезды, как мечтала Вероника, а чернокожие нелегалы из Судана.

Вероника поплакала, конечно. А кто на ее месте бы не плакал? Но веселый нрав, умение не впадать в уныние и находить выход из любой ситуации и здесь помогли ей справиться с ударом судьбы. Она приняла ситуацию, не возмущаясь и не ропща, как всегда, с задорной улыбкой на хорошеньком личике.

Эли, кажется, был искренне рад ее появлению. Он снял для Вероники комнату, где навещал ее не реже двух раз в неделю, водил по ресторанам и знакомил с уважаемыми друзьями и родственниками. Все они представлялись Веронике очень богатыми и успешными, потому что ездили на дорогих машинах и на их рубашках было написано «Polo» или «Boss». Каждого из них Вероника жадно рассматривала в качестве потенциального жениха, но, правда, ни один из них пока не проявил желания вступить с ней в брак.

Таким образом, легкость ее характера, незамутненность мысли и неприхотливость в быту позволяли Веронике худо-бедно справляться с превратностями судьбы, а симпатичное личико и стройная фигурка всячески этому способствовали. Но сама девушка понимала, что одной лишь любовью Эли ей не прожить и нужно искать работу. Уборки она отмела сразу же. Во-первых, это тяжело, а Вероника совершенно не собиралась гробить свою молодую жизнь на тяжелой работе. Во-вторых, это неэстетично, а Вероника совершенно не планировала растрачивать свою красоту попусту. А в-третьих, ей просто было лень. И однажды она спросила Эли, развалившегося на ее кровати и почесывающего волосатый живот:

– Эличка, а ты можешь помочь мне найти работу?

Эли удивленно уставился на нее. Казалось, ему вообще не приходило в голову, как и на что она живет. И он спросил:

– А ты чего-нибудь делать умеешь? Ну, кроме этого…

Веронике было стыдно признаться в том, что она отучилась два курса в пединституте по специальности «Учитель русского языка и литературы». Правда, на занятиях она почти не появлялась, а зачеты ей ставили автоматом, по знакомству – очень близкому знакомству, надо сказать… Поэтому она бойко ответила:

– Конечно! Я отлично делаю маникюр.

– Маникюр – это хорошо, – задумчиво почесал живот Эли. – Прекрасная работа! – Он был убежден, что для женщины, обладающей такими талантами, как у Вероники, работа маникюрши – это отличное профессиональное достижение. – Я тебе помогу, – пообещал он.

И действительно, буквально через пару дней он явился с прекрасной новостью:

– Я устроил тебя на работу! Хорошее место. Клиентура солидная. Чаевые по десять шекелей, не меньше.

– А что делать-то? – заволновалась Вероника.

– Ногти пилить.…

* * *

Тамара была явно недовольна своим внешним видом. С недавних пор ее мучили проблемы с пищеварением и всякие другие неприятности, связанные со здоровьем, да к тому же ночью приснилась змея, а это, как известно, не к добру. В общем, день не складывался.

Да, видок у нее был уже не тот, что раньше… Волосы, покрашенные в самый глубокий черный цвет, торчали, словно сухая трава, и отказывались укладываться в прическу. Кроме того, на макушке они начали заметно редеть, что вызывало у Тамары ощущение отчаяния и вместе с тем горькую ярость.

Чтобы скрыть проплешину, а может, просто в знак протеста, Тамара выкрасила челку в кричащий красный цвет. Поэтому получилось что-то совсем уж невероятное: черные взлохмаченные редеющие волосы с красным клоком на лбу. К тому же, будучи женщиной яркой и независимой, Тамара так же интенсивно красила черными тенями глаза и красной помадой губы.

От такой разноцветной, яростно-кровавой красоты некоторые приходили в ужас, но многие – в восторг. Все-таки Тамара была незаурядной дамой! Крупная, с тяжелым взглядом, громким голосом и невероятным боевым раскрасом, она мало кого оставляла равнодушным. Ее боялись и уж точно уважали.

Все-таки уже шестой десяток пошел, а она все еще бой-девица, огонь! И, строго говоря, Тамара права – ей было за что себя уважать. Приехала в страну в тридцать лет, с ребенком под мышкой и родителями на руках, зато с профессией. Принимала поначалу дома, завела приличную клиентуру, но вскоре характер взял свое, и ей потребовалось срочно выйти в люди, чтобы не скучать.

Так она стала хозяйкой крошечного салона под названием «Клеопатра» на неухоженной улице рядом с закусочной «У Йоси», где располагались три парикмахерские, два круглосуточных киоска, в которых продавали пиво и кальян, а также круглосуточно заседали скучающие пенсионеры, бросая сальные взгляды на проходящих дам и сопровождая их непристойными шуточками.

Кроме того, на этой улице размещались четыре нещадно смердящих мусорных бака и десятки бездомных кошек, которые шлялись куда вздумается без всякого стеснения, как и положено свободным кошкам в свободной стране. Это людям приходится вкалывать, а кошкам здесь раздолье. Вот и Тамара, даром что красавица, каких поискать еще, но и ей приходится пахать изо всех сил. За съем заплати, за электричество и воду заплати, так еще и налоги, и зарплаты, и расходные материалы. Что остается в конце месяца? Вот-вот, курам на смех. А клиенты! Ну разве это нормальные клиенты? Один хамит, другая мужиков клеит, да-да, прямо в салоне, не отходя от кассы, шалава. Третий недоплачивает, четвертый опаздывает. Но Тамара молчит. Губы поджимает, зубы стискивает, улыбается натужно и молчит. Работа у нее такая. Обслуживающий персонал.

Когда Эли привел свою «племянницу из России», Тамара, как женщина опытная, вопросов задавать не стала, но и отказать не смогла. Когда-то, когда ей позарез нужны были деньги для открытия собственного салона, он помог ей. Она была с ним давно знакома, еще в те времена, когда работала в парикмахерской на хозяина. Он принципиально обслуживался только у нее, потому что считал, что «лучше русских никто не стрижет».

Все-таки у нее были кое-какие преимущества перед местными: во-первых, яркая внешность, во-вторых, удивительная природная гибкость и умение выживать в любой ситуации. Плюс феноменальная выносливость, благодаря которой она могла работать по двенадцать, а то и четырнадцать часов в сутки. Все эти качества делали ее практически неуязвимой перед завистниками и недоброжелателями.

Короче говоря, отказать Эли она не могла, поэтому, когда он привел Веронику, Тамара не стала задавать лишних вопросов и понимающе кивнула. А когда Вероника нарядилась в униформу, придуманную лично хозяйкой, состоящую из обтягивающих лосин и короткого белого халатика, который соблазнительно обозначил ладную фигурку, то Эли восхищенно зачмокал толстыми губами:

– Ах, яфа! Красавица!

А потом, после пышных восточных любезностей, сказал: