Истинная для двоих

– Маш, садись, я все сама сделаю, – обняла ее, прижала к себе.

– А-ань, как мы… как мы теперь будем? – всхлипнула, обхватила меня руками, вжимаясь, словно и я вот-вот исчезну.

– Потихоньку. Будем… привыкать, – произнесла я ненавистное слово.

– В кладовке лампочка перегорела, а на балконе полка шатается, – будто это ее успокаивало, начала перечислять Маша. – Мне нужно алгебру подтянуть и… биологию…

– Я помогу, – начала гладить ее по голове, чувствуя, что меня начинает трясти. – Я.

– Ты в алгебре ноль без палочки.

– Научусь. Буду с тобой учить, вспомню.

Нужно было найти слова, но их уже давно не было. Они закончились. И теперь никто не смог бы их отыскать, чтобы успокоить и ее, и меня. Остались слезы, которым не было края, и отчаяние. Я смогла спрятать его, сделать все, чтобы Маша не поняла, как трудно нам будет. Не знаю, сумею ли сделать все, что нужно, но постараюсь.

Она высвободилась из моих объятий и пошла к двери.

– Ты куда? – обеспокоенно спросила у нее.

– Попытаюсь пару часов поспать, – замерла, не оборачиваясь. – Лучше я все равно не сделаю, только испорчу еще что-нибудь…

– Маш…

Она ушла.

Мы справимся, мы сумеем пережить все, вынести все испытания. Это просто жизнь, ничего больше. Все идет своим чередом, как должно.

Я посмотрела на разбитые яйца, но убирать не стала. Слезы застили глаза, хотелось убежать на край света, только подальше отсюда, подальше от всего, что напоминало о них.

Боль. Нам с Машкой осталась только боль. Пустое место в душе. Дырка в сердце. Ее не заполнить, не заклеить, не починить. Все кончено.

Кое-как я дошла до зала и рухнула в кресло. На журнальном столике стояла фотография. Помню, как мама ругалась, что у нас нет ни одного нормального совместного фото, как она заставила сделать его, когда мы поехали на природу. Здесь все счастливы по-настоящему, без фальши, без обмана.

Родители и две дочери. Простая семья.

Которой больше нет.

Жизнь слишком хрупкая штука. Сегодня ты есть, а завтра от тебя не останется даже воспоминаний. Кто о нас вспомнит?

Наши дети.

Папа всегда говорил, что дети – это продолжение, это то, ради чего стоит жить. Вот мы и остались, когда их больше нет.

Мне двадцать три! Всего лишь. Что я могу сделать, что дать Машке? Это сейчас она позволяет себя обнять, разговаривает со мной, но что будет через месяц? А через год? Я не мать, а сестра, зачем слушать того, кто не может похвастаться опытом?

Мама бы разозлилась из-за моего решения, но я не могу иначе. Маша заслуживает нормальной жизни, а я… Я свое отгуляла. Сегодняшняя ночь прямое тому доказательство. Хватит. Я побыла в отношениях, пожила почти семейной жизнью. Отучилась. Попутешествовала немного. И теперь буду жить ради сестры. Она хотела в этом году подтянуть с папой предметы, значит, помогать ей буду я.

Нам осталось только пережить завтрашний день.

Я бы не хотела, чтобы она там была, не видела, как папу отключают от аппарата, но разве я смогу ее остановить? Папа был бы против. Но он уже ничего не скажет. Их с мамой разделила неделя. Целую неделю мы верили, что он к нам вернется.

Неделя…

В их комнате стоит урна с ее пеплом. Как я должна поставить там вторую? Увезти на кладбище и закопать? Ни за что! Мне так хочется, чтобы они оба были рядом. Со мной. С нами.

Но это невозможно.

– Проклятый сентябрь! Что же ты наделал!

Я плакала и знала, что за стеной плачет Машка.

Все, что у нас есть, это мы. В целом мире у нас больше никого нет.

Глава 3

– Анна Михайловна, – я устало подняла глаза. – Почему еще нет документов на «Гермес»?

Лидия Сергеевна меня раздражала. Хотелось схватить со стола клавиатуру и вмазать по ее наштукатуренной морде. Но я сдержалась, потому что начальство бить нельзя, это может плохо закончиться.

– Потому что они прислали мне реквизиты пятнадцать минут назад. Сейчас оформляю.

– Поторопись!

Фыркнула и ушла.

И чего приходила, спрашивается? Просто позлить? Да, такого от нее можно было ожидать. Начальница отдела вечно пыталась показать, что она и только она здесь всем руководит. Мымра крашенная.

Я опустила голову на руки.

Нервы пора лечить. Еще немного и не выдержу, или разревусь, или прибью кого-нибудь. А все из-за Машки, которая вдруг решила, что она взрослая! И как мне с ней быть?

Всего два месяца прошло с того самого дня. Неделю мы плакали, а потом начали возвращаться к нормальной жизни. Если можно ее так назвать. Нормальная… В этом нет ничего нормального.

И вечный стресс привел к тому, что я была сама не своя, реагировала неадекватно, злилась по пустякам.

– Ань, – Ксеня уселась на край моего стола. – Как на счет обеда?

При мысли о готовых обедах, которые можно было купить в нашей столовой, мне стало дурно.

– Нет, я пас. Последний раз закончился не очень хорошо.

– А что такое?

– Кажется, я отравилась, – поморщилась, вспоминая не лучшие минуты прошедших дней.

– О-о-о, – подруга слезла со стола и поправила юбку. – Может, тогда в кафешку сгоняем?

– Не могу, мне этот «Гермес» нужно оформить, они затянули с документами, а мне расхлебывать.