Повторим брачную ночь?

– Лэйси, вы ведь отвечаете за бронирование столиков?

Лэйси кивнула, глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Тогда займитесь клиентами, per favore[5 - Пожалуйста (ит.).]. Мы будем в кабинете вашего босса.

И Ромео последовал за Мэйзи в ее кабинет. Он так осторожно закрыл за собой дверь, словно сдерживал желание изо всех сил захлопнуть ее.

Мэйзи обошла свой стол так, что он оказался между ними, и мрачно посмотрела на Ромео.

– Скажи мне, где он?

Этот вопрос он произнес с такой ледяной резкостью, что Мэйзи почувствовала тревогу.

– Зачем? – так же резко спросила она, хотя по спине ее пробежал холодок страха.

Его золотистые глаза расширились от изумления.

– Зачем? Ты что, совсем не в своем уме? Потому, что я хочу видеть его.

– И все-таки зачем?

Его лицо потемнело, и Мэйзи подняла руку, едва он успел открыть рот.

– Давай успокоимся и поговорим обо всем, как разумные люди. Мы провели вместе одну ночь. – Она покраснела, произнеся эти слова. – После чего ты ушел, не оставив даже дежурной записки с благодарностью. Ты использовал меня, а потом исчез. Через месяц я обнаружила, что беременна. И вот спустя пять лет ты вламываешься в мою дверь и требуешь, чтобы я показала тебе своего сына. Я ничего не знаю о твоем прошлом, и ты кажешься опасным человеком. Черт, я даже не знаю твоей фамилии! И ты полагаешь, что я познакомлю тебя со своим сыном?

Он какое-то время молча смотрел на нее, прежде чем резко заявить:

– Если этот ребенок мой…

Она недоверчиво рассмеялась.

– Если я правильно тебя поняла, ты приехал сюда, даже не будучи уверенным, что ребенок, которого ты так жаждешь увидеть, – твой?

– Поскольку я никогда не видел его, я не могу быть стопроцентно уверен, что он мой. Поэтому я и прошу показать его мне. Человек в моем положении должен быть абсолютно уверен в правоте притязаний на отцовство.

– Что ты имеешь в виду, говоря о своем положении?

Ее вопросы заставили его глаза сузиться еще больше.

– Ты не знаешь, кто я такой?

– Если бы знала, стала бы я спрашивать об этом? – парировала она. – Если ты хочешь, чтобы я пошла тебе навстречу, я требую, чтобы ты сказал мне свое полное имя.

Он сжал челюсти.

– Меня зовут Ромео Брунетти.

Он произнес это с таким видом, словно ожидал, что его слова будут сопровождаться звуками труб и кимвалов. Поскольку Мэйзи молчала, в его глазах появилось странное выражение.

– Это тебе ни о чем не говорит?

Она пожала плечами:

– А должно?

Он еще какое-то время рассматривал ее, потом принялся расхаживать по комнате.

– Совсем нет. Итак, наконец мы покончили с официальными представлениями.

Мэйзи откашлялась.

– Мистер Брунетти, я…

Она замерла, когда он шумно выдохнул.

Она посмотрела ему в лицо и увидела, как его взгляд замер на фотографии, стоявшей на ее столе.

– Это… это он? – спросил Ромео прерывистым хриплым шепотом.

Когда Мэйзи кивнула, он протянул руку и медленно взял рамку со снимком.

При воспоминании о холодном равнодушии, с которым ее родители относились к ее сыну и к ней самой, ей захотелось вырвать фото из его руки. И как всегда, защитить своего сына от неприятия, с которым ей пришлось жить всю ее жизнь.

Она сделала этот снимок в саду Ранелы в первый день весны. Одетый в нарядную рубашку, джинсы и ярко-голубой шерстяной джемпер, Джанлука казался воплощением здоровья и счастья, и Мэйзи не удержалась и сфотографировала его.

Она наблюдала за тем, как Ромео поднес фотографию ближе к лицу. Его черты обострились, дыхание стало медленным и сдержанным. Он почти минуту смотрел на снимок без всякого выражения, потом провел пальцем по щеке Джанлуки.

– Mio figlio, – прошептал он.

– Я не понимаю, что это значит, – так же тихо произнесла Мэйзи.

Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

– Мой сын. Это значит «мой сын». – Он посмотрел на нее с глубоким осуждением. – Он мой сын. И ты прятала его от меня.

Он почти прорычал это, и Мэйзи отступила на шаг.

– Я не делала ничего подобного. И если ты немного поразмыслишь над этим, то поймешь, как нелепы твои претензии.

Ромео принялся расхаживать по комнате, зажав фотографию в своей руке.

– Сколько ему лет? – спросил он, остановившись на мгновение.

– Через три недели исполнится четыре года.

Он снова стал ходить по комнате.

– Четыре года… Dio mio[6 - Боже мой (ит.).], четыре года я был в полном неведении, – пробормотал он.