Пропавшая сестра

5. ХОЛОДНЫЙ ПРИЕМ

По приезде в Дублин я немедленно направился к нашему дому.

Но меня ждало страшное разочарование: никого из своих я не нашел. Моя мать уехала уже более пяти лет тому назад. От соседей я узнал следующее: после моего отъезда мистер Лири все больше и больше предавался пьянству. Работу он совершенно забросил. Сначала он пропивал доход, получаемый с мастерской, а потом стал постепенно пропивать и все обзаведение. Когда нечего уже было больше пропивать, он исчез, оставив в страшной нужде мою мать с детьми.

Вместо того, чтобы радоваться, что, наконец, она избавилась от негодяя, мать моя стала толковать о нем и решила продать остатки имущества и отправиться на розыски своего бежавшего мужа.

Выручив около 90 фунтов стерлингов от продажи дома и мастерской, она вместе с детьми отправилась в Ливерпуль, рассчитывая найти там мистера Лири, так как Ливерпуль был его родиной, и по слухам он бежал туда. Вот все, что я узнал от соседей.

Я немедленно собрался и отправился в Ливерпуль. Кроме розысков матери, я сильно хотел повидаться с миссис Хайленд и ее красавицей-дочерью Леонорой, которые тоже жили в Ливерпуле, и которых я не видел около трех лет.

Первое, что я сделал по приезде в Ливерпуль, – собрал адреса седельных и шорных мастеров, которым я написал письма с просьбой сообщить мне все то, что им известно о мистере Лири.

Затем я отправился к миссис Хайленд. Тут меня ждал страшный удар. Я рассчитывал на родственную, сердечную встречу, но принят был более, чем холодно, и миссис Хайленд всем своим поведением давала мне понять, что крайне удивлена моим посещением. Леонора, которой было 16 лет и которая из девочки, какою я ее оставил, превратилась во взрослую девушку удивительной красоты, тоже приняла меня очень сухо и холодно.

Я до того был ошеломлен таким приемом, что совершенно растерялся и по уходе от миссис Хайленд долго не мог придти в себя.

Мало-помалу я привел в порядок свои мысли и стал более хладнокровно обсуждать свое положение. Первая мысль, которая пришла мне в голову, была, что я кем-нибудь оклеветан перед миссис Хайленд и своей названной сестрой. Это мог сделать только мистер Адкинс, который был единственным человеком из всего экипажа «Леоноры», относившимся ко мне с ненавистью. Я окончательно остановился на этой мысли и решил на следующий день снова отправиться к миссис Хайленд и объясниться с ней и Леонорой.

Когда на следующее утро я приближался к дому миссис Хайленд, то увидел, что она стоит у окна. Я позвонил. Открывшая мне дверь служанка на мой вопрос ответила, что ни миссис Хайленд, ни Леоноры нет дома. Я оттолкнул от двери изумленную служанку и прошел в гостиную.

Служанка последовала за мной; я обернулся к ней и приказал:

– Скажите миссис Хайленд, что мистер Роланд Стоун здесь и не уйдет, пока не поговорит с нею.

Служанка ушла, и вскоре после этого в гостиную вошла миссис Хайленд. Она ничего не сказал, а ждала, что я ей скажу.

– Миссис Хайленд, – начал я, – я слишком близко знаком с вами и слишком глубоко уважаю вас, поэтому мне не верится, чтобы вы без достаточных причин могли так со мной обойтись. Сознание, что я ничего дурного не сделал ни вам, ни вашей семье, заставило меня вернуться и просить вас объяснить мне причины такой перемены по отношению ко мне. Ведь вы прежде принимали меня здесь, как родного сына! Что я сделал такого, чтобы потерять вашу дружбу?

– Если вам ничего не говорит по этому поводу ваша собственная совесть, – ответила она, – то нет никакой надобности и мне давать вам объяснения; вы все равно ничего не поймете. Но одно, я надеюсь, вы поймете, что ваши посещения больше нежелательны.

– Я это и понял вчера, – сказал я, – сегодня же я пришел для объяснений. Ваши собственные слова показывают, что прежде вы смотрели на меня совсем другими глазами, и я желаю знать, какие причины заставили вас так изменить свое мнение обо мне.

– Причина заключается в том, что вы нисколько не ценили и не дорожили нашей дружбой. Другого объяснения я не могу вам дать, кроме того, что вы оказались виновным в неблагодарности и в нечестном отношении к тем, которые были вашими лучшими друзьями. Ваших же оправданий я выслушивать не желаю.

– Один только вопрос! – вскричал я, стараясь, насколько мог, сдерживать свои чувства. – Во имя справедливости я спрашиваю вас, в чем же меня обвиняют? Я не уйду, пока не узнаю этого.

Миссис Хайленд, возмущенная, по-видимому, моим тоном, повернулась ко мне спиною и вышла из комнаты.

Я взял газету и стал читать, или пытался читать.

Около двух часов я продолжал это занятие. Потом я встал и позвонил.

– Скажите мисс Леоноре, – сказал я вошедшей служанке, – что я желаю ее видеть, и что вся ливерпульская полиция не заставит меня удалиться из этого дома, пока я не увижу ее.

Служанка скрылась за дверью, и вскоре после этого в комнату вошла Леонора с легкой улыбкой на своем прекрасном лице.

– Леонора, – сказал я, когда она вошла, – в вас я надеюсь еще найти друга, несмотря на ваш холодный прием. Я прошу вас объяснить мне все это.

– Единственное, что могу вам сказать, – сказала она, – что мама и я, вероятно, обмануты. Вас обвиняет один человек в неблагодарности и других преступлениях, может быть, еще более ужасных.

– Адкинс! – вскричал я. – Это Адкинс, старший подшкипер «Леоноры»! Больше некому!

– Да, это он вас и обвиняет и, к несчастью, ваше поведение делало довольно правдоподобной ту историю, которую он рассказал нам. О, Роланд! Тяжело было верить, что вы виноваты в неблагодарности и в других преступлениях, но ваше продолжительное, необъяснимое для нас отсутствие служило доказательством справедливости обвинений. Вы даже ни разу не написали нам. Из этого вышло то, что вам теперь почти невозможно восстановить доброе мнение о себе в глазах моей матери.

– И в ваших Леонора?

Она опустила свою голову, не давая ответа.

– Скажите, в чем же меня обвиняют? – спросил я.

– Я хочу, – ответила она, – Роланд, прежде чем услышу от вас первое слово оправдания, сказать вам, что я никогда не верила, чтобы вы были так виновны. Я слишком хорошо вас знала, чтобы поверить, что вы могли совершить такие поступки при таких обстоятельства, как вас обвиняют. Это не в вашем характере.

– Благодарю вас, Леонора! – сказал я. Вы теперь такая же, какою были и раньше: то есть, самая прекрасная и самая благородная девушка во всем свете.

– Не говорите этого, Роланд! Ничто кроме ваших собственных слов не могло бы изменить мое положение о вас, которое составлялось в продолжение многих лет, когда мы оба были еще детьми. Я скажу вам, почему моя мать так относится теперь к вам. Когда мой отец умер в Новом Орлеане, мистер Адкинс привел обратно корабль, и вы не возвратились на нем. Мы были этим очень удивлены и спросили мистера Адкинса о причине, почему он не привез вас домой. Он сначала не мог дать удовлетворительного объяснения, но когда мы стали настаивать, он объяснил. Он сказал нам, что вы не только пренебрегли своими обязанностями и доставили много горя моему отцу, когда он находился на смертном одре, но, узнав, что нет никакой надежды на его выздоровление, вы стали обращаться с ним, как с человеком, не имеющим уже для вас никакой цены. Он рассказал, что вы еще прежде смерти моего отца убежали с корабля, и никакие его просьбы не могли убедить вас остаться с ним. Это не могло быть правдой, я знала, что вы не могли сделать. Но моя мать думает, что в обвинениях, возводимых на вас мистером Адкинсом, есть частица правды, и она вам никогда этого не простит. Ваш обвинитель утверждает также, что, когда вы оставили корабль, то захватили часть чужих вещей, но это он сказал несколько месяцев спустя, когда и самая мысль о вашем возвращении сюда стала казаться невозможной.

– Где же теперь мистер Адкинс? – спросил я.

– Он в настоящее время в плавании, на пути из Нового Орлеана, на «Леоноре». Он овладел доверием моей матери и служит у нас капитаном «Леоноры». Недавно он сделался мне окончательно противен, когда объяснился мне в любви. Это было уже слишком! Моя мать, я боюсь, слишком уж доверяет всему, что он говорит. Она очень благодарна ему за его внимание к моему отцу перед его смертью и за те заботы, которые он проявляет о нашем благополучии. В последнее время его обращение сильно изменилось. Он держит себя так, как будто он уже член нашей семьи и собственник корабля. Я думаю, что он в самом непродолжительном времени, через несколько дней, прибудет в Ливерпуль.

– Я хотел бы, чтобы он был в Ливерпуле теперь, – сказал я. – Когда он приедет, я заставлю его признаться, что он лжец, Леонора! Никто никогда не относился ко мне с большою добротою, чем ваш отец и ваша мать. И не в моем характере платить им за это неблагодарностью и подлостью! Корабль вашего отца был моим домом; я не оставил этого дома без достаточных причин. Меня прогнал с корабля сам этот негодяй, который же меня и обвинил. Я останусь в Ливерпуле до его возвращения и когда я обличу его и докажу, насколько я ценил вашу дружбу, я снова уйду с чистым сердцем и полным сознанием своей правоты!

Расставаясь, я просил Леонору передать матери, что не потревожу ее больше своим посещением до приезда мистера Адкинса и тогда только явлюсь, чтобы доказать, что я не был виновным в тех преступлениях, которые возводит на меня этот человек.

На этом моя беседа с Леонорой закончилась.

6. ВСТРЕЧА С ТРУСОМ

Вскоре я получил ответ от двух шорных мастеров, которые знали мистера Лири. Мне сообщили, что Лири действительно жил в Ливерпуле, но года три или четыре тому назад уехал Австралию. Я отправился по адресам и лично расспросил обо всем шорников, чтобы найти какие-нибудь следы моей матери.

Мистер Лири уехал в Австралию один, но в скором времени в Ливерпуль приехала какая-то женщина, по-видимому, его жена, и все о нем разузнала. Без сомнения, это была моя мать. Но где она теперь и как жила в продолжении этих пяти лет? Все это было покрыто мрамором, рассеять который мне не удалось, несмотря на все мои старания. Я остановился на самом вероятном предположении, что она вслед за мастером Лири отправились в Австралию, и, следовательно, для розысков мне придется, в конце концов, ехать в Австралию самому.

Пока же я решил остаться в Ливерпуле и дождаться приезда мистера Адкинса. Надо было разоблачить этого негодяя. Я слишком дорожил дружбою миссис Хайленд и, должен сознаться, сильно и страстно полюбил Леонору, свою названую сестру.

Прошло уже около трех недель после моего посещения миссис Хайленд и ее дочери. Просматривая «Корабельный указатель», я прочитал о прибытии из Нового Орлеана «Леоноры», под командой капитана Адкинса.

Я отправился тотчас же на док и нашел «Леонору», но мистера Адкинса на корабле уже не было. По прибытии он сошел на берег и отправился в гостиницу, в которой обыкновенно останавливался, когда бывал в Ливерпуле.

В гостинице я его уже не застал. Мне сообщили, что, позавтракав, он утром ушел из дому.

Из гостиницы я в сильном волнении поспешил к дому миссис Хайленд. Как я и предполагал, мистер Адкинс был у миссис Хайленд. Когда я подошел к двери, Адкинс как раз выходил оттуда.

– Здравствуйте, мистер Адкинс! – сказал я, сдерживая, насколько возможно, душивший меня гнев. – Мы опять встречаемся, и уверяю вас, с моей стороны, с глубоким удовольствием.

Он хотел пройти не отвечая, но я загородил ему дорогу.

– Кто вы такой и что вам от меня нужно? – спросил он задорным тоном и с тем вызывающим видом, какой он любил принимать и прежде.