* * *
Пять часов спустя я снова был в гостинице. За это время я успел побывать в Биллингсе, одном из немногих достаточно крупных городов в Монтане. В соответствии с данным мне советом и вопреки моим ожиданиям там действительно оказалась копировальная студия, где я получил то, что требовалось. В итоге у меня в кармане лежал новенький DVD-диск.
Проходя через холл, я вспомнил, что забронировал номер лишь на два дня после похорон, и подошел к стойке, чтобы продлить проживание. Девушка за стойкой рассеянно кивнула, не отрывая взгляда от телевизора, настроенного на новостной канал. Ведущий излагал скудные подробности, имевшиеся на данный момент о массовом убийстве в Англии, которые я уже слышал по радио, возвращаясь из Биллингса. Похоже, ничего нового пока выяснить не удалось – все повторяли одно и то же, словно некий ритуал, постепенно превращающийся в миф. Преступник где-то забаррикадировался на несколько часов, а потом покончил с собой. Вероятно, именно в это время полицейские переворачивали вверх ногами его дом, пытаясь найти хоть какое-то объяснение им содеянному.
– Ужасно, – сказал я, в основном для того, чтобы убедиться, что девушка-портье меня заметила.
Судя по объявлениям в холле, в течение недели в отеле должны были проводиться несколько корпоративных мероприятий, и мне вовсе не хотелось неожиданно лишиться номера.
Девушка отреагировала не сразу, и я уже собирался попытаться еще раз, когда заметил, что она плачет. Глаза ее были полны слез, и одна почти невидимая слезинка скатилась по щеке.
– Что с вами? – удивленно спросил я. – Все в порядке?
Она повернула голову ко мне, словно во сне, и медленно кивнула.
– Еще два дня. Комната триста четыре. Все в порядке, сэр.
– Отлично. Но что с вами?
Она быстро вытерла щеку тыльной стороной ладони.
– Ничего, – ответила она. – Просто грустно.
Затем она снова повернулась к телевизору.
Я наблюдал за ней, стоя в лифте, пока не закрылись двери. В холле было пусто. Она все так же неподвижно смотрела в экран, словно глядя в окно. Ее настолько захватило это событие – случившееся в тысячах миль отсюда, в стране, где она, вероятно, даже никогда не бывала, – словно из-за него она потеряла кого-то из своих близких. Я был бы рад сказать, что сочувствую его жертвам так же, как она, но это неправда. Дело не в том, что мне было все равно, просто я не испытывал потрясения до глубины души. Все было совсем иначе 11 сентября, когда нечто зловещее и шокирующее произошло в нашей стране, коснувшись людей, которые в детстве копили монетки в той же самой валюте. Разумом я понимал, что разницы нет, но мне так казалось – возможно, потому, что тех людей я не знал.
В номере я вынул из шкафа ноутбук, поставил его на стол и включил. Ожидая загрузки, я достал DVD-диск из кармана. Отцовская видеокассета была спрятана в багажнике взятого напрокат автомобиля, на диске же находилась ее оцифрованная копия. Когда ноутбук наконец окончательно проснулся – можно было подумать, что ему требовалось принять душ, глотнуть кофе и просмотреть свежую газету, – я вставил диск в дисковод. На рабочем столе появилась иконка. Видео было сохранено в виде четырех очень больших MPEG-файлов. Оно было слишком длинным для того, чтобы оцифровать его в полном разрешении и поместить на один диск; поэтому, сидя за компьютером в копировальном центре Биллингса, когда никто не заглядывал мне через плечо я записал первую и последнюю части в высоком разрешении, вместе с фрагментом второй части, действие которого происходило в доме родителей. Длинную сцену в баре я сохранил в более низком разрешении, но тем не менее на это потребовалось некоторое время. Все вместе едва влезло на восемнадцатигигабайтный диск.
Сперва я попытался воспользоваться "Кастинг-агентом", старой программой видеообработки, которая чертовски глючная, но иногда справляется с задачами, на которые другие программы не способны. Однако она вылетела настолько окончательно и бесповоротно, что пришлось перезагружать компьютер. В конце концов я вернулся к стандартному софту и запустил фильм на воспроизведение.
Я пропустил запись вперед до конца первой части, той, которую снимали где-то в горах, и, вырезав последние десять секунд, сохранил их на жестком диске. Затем удалил из файла видео, оставив лишь звуковую дорожку. Я знал, что на нем изображено – группа людей в черных плащах, стоящих рядом друг с другом. Мне же необходимо было знать, что сказал снимавший.
Сохранив полученный файл, я запустил профессиональный набор программ обработки звука и следующие полчаса колдовал над звуковой дорожкой, пытаясь применить разнообразные фильтры и посмотреть, что получится. Если прибавить амплитуду, звук получался хуже, хотя и громче; уменьшение частоты и шумов приводило к тому, что он начинал звучать еще неразборчивее. Самое большее, что я смог понять, – что фраза состояла из двух или трех слов.
Тогда я взялся за дело всерьез и вырезал еще один аудиоклип из фрагмента, непосредственно предшествовавшего диалогу. Проанализировав частоты, составлявшие шум ветра, я сформировал полосовой фильтр и применил его к первому фрагменту, который начал звучать отчетливее. Еще немного – и шумы постепенно начали складываться в слова. Но в какие именно? Сделав все, что было в моих силах, я достал из сумки от ноутбука наушники, надел их, запустил фрагмент по кругу и закрыл глаза.
После примерно сорока повторов я понял. "Соломенные люди".
Я остановил воспроизведение и снял наушники, уверенный, что не ошибся. "Соломенные люди", действительно. Проблема заключалась в том, что слова эти не имели никакого смысла. Они звучали словно название альтернативной рок-группы – хотя я сомневался, что снятые на видео люди зарабатывали себе на жизнь недоделанными кошачьими концертами. Участники рок-групп не живут вместе на лыжных курортах. Они строят себе поместья в псевдотюдоровском стиле в противоположных концах планеты и встречаются только тогда, когда им предварительно платят. Все, что мне удалось, – лишь добавить еще больше необъяснимого к запечатленному на кассете. Я снова просмотрел видео, запустив его с DVD, просто на всякий случай – возможно, другой формат помог бы заметить нечто новое. Но ничего нового я так и не обнаружил.
Я немного посидел в кресле, глядя в никуда и чувствуя, как мною овладевает сон. Время от времени слышались чьи-то шаги в коридоре, снаружи доносился шум машин или отдаленные отголоски разговоров людей, которых я не знаю и никогда не встречу. Впрочем, сейчас мне было совершенно все равно.
* * *
Около шести утра зазвонил мобильник, вырвав меня из полудремы. Нашарив телефон, я нажал на кнопку ответа.
– Хей! – послышалось в трубке. Где-то в отдалении раздавались другие голоса и приглушенная музыка. – Уорд, это Бобби.
– Привет, старик, – сказал я, протирая глаза. – Спасибо за совет. В Биллингсе все получилось лучше некуда.
– Здорово, – ответил он. – Но я звоню не из-за этого. Я тут в одном заведении, как там, черт побери, оно называется... "Сакагавея". Что-то типа бара. Вроде того. На главной улице. С охрененной вывеской.
Неожиданно я полностью проснулся.
– Ты в Дайерсбурге?
– Именно. Только что прилетел.
– Зачем, черт бы тебя побрал?
– Ну, понимаешь, после того как ты позвонил, мне вдруг стало немного скучно. Я поразмыслил над тем, про что ты говорил, покопался тут и там...
– Покопался в чем?
– Кое в чем. Уорд, давай поднимай задницу и дуй сюда. Пиво тебя уже ждет. Мне нужно кое-что тебе рассказать, дружище, и не по телефону.
– Почему? – Я уже упаковывал компьютер.
– Потому что тебе может стать страшно.
Глава 10
«Сакагавея» – это большой мотель на главной улице. Его украшает огромная разноцветная неоновая вывеска, которая видна на расстоянии примерно в полмили с любого направления, притягивая неосторожных путников, словно магнит. Я даже как-то раз останавливался там минут на десять, когда впервые приехал в гости к родителям. Комната, которую мне дали, была обставлена в дешевом стиле шестидесятых годов, а ворс на коврах свалялся, словно шерсть на нелюбимой собаке. Сперва я решил, что это проявление местной экстравагантности, но, присмотревшись внимательнее, понял, что обстановка в номере попросту не менялась с тех пор, как я родился. Обнаружив, что обслуживание гостей здесь не предусмотрено, я послал все к черту и отказался от номера. Никогда не останавливаюсь в гостиницах, где нет обслуживания в номерах. Просто терпеть этого не могу.
Холл был маленьким, сырым и провонявшим хлоркой – вероятно, из-за крошечного бассейна, находившегося в соседнем помещении. Иссохший старик за стойкой направил меня наверх, не прибегая к словам, – одним лишь любопытным взглядом. Оказавшись в баре, я понял почему. Здесь было практически безжизненно. Посреди зала располагалась стойка с одинокой официанткой, а вдоль стены – ряд древних игральных автоматов в которые безмятежно бросали монетки несколько столь же престарелых посетителей. Большие окна в передней части помещения выходили на автостоянку и не слишком оживленную улицу. В разных местах зала сидело несколько пар, громко беседуя, будто в надежде, что это создаст в баре хоть сколько-нибудь подходящую атмосферу. Но тщетно.
За столиком возле окна я увидел Бобби Найгарда.
– Что это за хрень такая – Сакагавея? – первое, что он спросил.
Я сел напротив.
– Сакагавея – так звали одну индейскую девицу, которая путешествовала вместе с Льюисом и Кларком. Помогала им общаться с местным населением, чтобы их не убили, и все такое. Экспедиция проходила недалеко отсюда, по пути к горам Биттеррут.
– Спасибо, профессор. Но разве сейчас можно говорить "девица"? Это ведь вроде как проявление сексизма, или как оно там называется?
– Вероятно, – сказал я. – И знаешь что? Мне на это наплевать. Всяко лучше, чем "скво".
– А лучше ли? Может, и нет. Может, это как "ниггер". Символ гордыни. Использование терминологии угнетателей.
– Пусть будет так, Бобби. Рад тебя видеть.
Он подмигнул, и мы чокнулись кружками. Бобби выглядел практически так же, как обычно, хотя я не виделся с ним два года. Он был чуть ниже меня ростом, чуть шире в плечах. Короткая стрижка, всегда казавшееся слегка покрасневшим лицо, и вид человека, готового многое стерпеть, не особо при этом переживая. В свое время он служил в армии, и порой кажется, что служит до сих пор, только не в тех подразделениях, о которых можно услышать в новостях.
После того как мы выпили, Бобби поставил кружку на столик и огляделся по сторонам.
– Ну и дыра же тут, скажу я тебе.