Самая страшная книга 2021

– Кто?

– Медуза горгона из сказки. От ее взгляда люди каменели. Мы с девочками друг друга пугали разными историями.

– Какими историями?

– Про детей, которые превратились в камень. Однажды у меня затекла нога, и я испугалась, что становлюсь каменной.

– А в вашем детстве, – спросил Артем, – у Медузы были глаза?

– Были, – поразмыслив, сказала официантка. – Ох и страшные.

Слопав половину пиццы и утолив голод, Артем набрал номер, предоставленный сторожем Вадиком. Ответили после пятого гудка. Голос был глухим, далеким.

– Слушаю.

– Здравствуйте, – взбодрился Артем. – Мне ваш телефон дали в «Знаменосце». Мы с друзьями боремся за сохранение советской мозаики. Говорят, вы собирали панно с Медузой и флагами и лично знали художника.

– Допустим, – буркнул Иван Борисович.

– Могу я задать вам несколько вопросов? Касательно Галаса? Он был выдающимся монументалистом, но в Интернете о нем очень мало сведений. Ни родственников не осталось, ни коллег, которые бы его помнили…

– Завтра, – сказал Борисович односложно. – В полдень возле «Макдоналдса». Мой зять вас встретит.

– Эм, – замялся Артем. – Я в Зализном проездом, я киевлянин… Возможно, вы…

– Завтра, – прервал его глухой голос.

В динамиках повисла тишина. Артем поаллокал и глянул на экран, на заставку с кобзарем работы Аллы Горской.

– И вам хорошего дня, – пробормотал Артем.

Он спросил у губастой официантки по поводу гостиниц и был проинструктирован. Снова ехал в автобусе, глядя сквозь замызганное стекло на пятиэтажки и порыжевшие от жары каштаны. Отсутствие пробок на дорогах было едва ли не единственным плюсом города. Самым популярным словом на уличных вывесках являлось слово «Аренда». Редкие пешеходы сонно плелись в знойном мареве. Их облаивали чумазые псы. Бросалось в глаза запустение. Неубранный мусор разлагался у обочин, а промышленные объекты напоминали декорации к постапокалиптическому фильму.

Центр отличался от окраин лишь количеством рекламы: баннерами постарались облепить каждый сантиметр домов и магазинов. На площади торчал осиротевший постамент без скульптуры, украшенный полустертым трезубом.

В Зализном не было хостелов, но был пафосный отель по соседству с убитой, разваливающейся поликлиникой. Артем отвалил полторы тысячи гривен за ночь и поднялся в номер. Окна выходили на заросший сорняком двор поликлиники, но сам номер оказался не хуже столичных.

Прохладный душ подействовал, как энергетик. Втирая в волосы шампунь, Артем пел про молодого Ленина и грядущий Октябрь. Он даже отжался от пола, чего не делал с весны. Распаковал рюкзак, сменил плавки и переоделся в свежую футболку. Вооружившись телефоном, рухнул на кровать.

Первая же фотка, загрузившаяся в новостной ленте, изображала Оленку. Голубые глаза, вздернутый нос. Полтора года прошло, но сердце Артема до сих пор щемило при виде бывшей. Оленка и ее Пикман зазывали на столичную выставку райтеров. Артем закрыл вкладку, отмел ностальгические мысли. Решительно защелкал клавиатурой, вбивая в строку поиска имя Галаса.

Пятидесятилетняя жизнь творца ссохлась до кратких биографических фактов. Украинский художник-монументалист, родился в тридцатом году. Учился в Львовском государственном институте прикладного и декоративного искусства на факультете керамики. Позже окончил Ленинградское высшее художественно-промышленное училище имени Веры Мухиной. Работал на Киевском заводе художественного стекла. С шестьдесят пятого – член Национального Союза художников Украины. В середине семидесятых впал в немилость властей, расписав библиотеку портретами поэтов Мыколы Бажана и Максима Рыльского. В рисунках усмотрели национализм – росписи были уничтожены. Умер от инфаркта в восьмидесятом году.

На фотографиях – интеллигентный мужчина с клиновидной бородкой и одесский Посейдон. Про «Знаменосца» Интернет пока не знал.

«Исправим», – подумал Артем.

О современном скульпторе Куприянове информации было и того меньше. Конкретно – куцая заметка в газете «Червони Зори». Две тысячи пятнадцатый, художники Зализного устраивают аукцион, собирают средства на лечение внука своего товарища И. Б. Куприянова.

Статью о Медузе иллюстрировала картина Караваджо. Извивы пресмыкающихся на отсеченной голове чудища. Артем освежил в памяти классический сюжет. Одна из трех сестер горгон (наряду с Эвриалой и Сфено), Медуза была обманута и обезглавлена Персеем. Чтобы не окаменеть, Персей смотрел в отражение на полированном медном щите. Чего Артем не помнил, так это того, что Медуза была беременна от Посейдона. Вместе с потоком крови из обрубка шеи вылез великан Хрисаор, крылатый конь Пегас и змеи, уничтожившие все живое в Ливии. Умели греки рассказывать истории.

Артем пожевал губу и набросал:

«Зализный, Медуза горгона».

Ссылки предлагали купить кольцо из нержавейки с головой античной горгоны и книгу «Мифы Древней Греции»; сделать по скидке татуировку змеевласки.

Артем сократил запрос до «Зализный, Медуза», и узнал, что пожилая дама пострадала в Крыму от жгучих обитателей моря. Он уже собирался закрыть браузер, как взгляд зацепился за третью ссылку.

«Друзья, – задавал вопрос пользователь ЖЖ. – Все же в курсе, что на панно кинотеатра „Знаменосец“, если снизу смотреть, флаги превращаются в Медузу?»

Артем спустился к ветке обсуждения. Комментарии датировались одиннадцатым годом.

«Помню ее! Малым говорил бабушке, что в знаменах прячется злая тетя, а она думала, я сочиняю».

«Говорят, – подключилась некто SaraStar33, – художник ненавидел детей. И замаскировал Медузу от взрослых. Чтобы пугать малоросликов».

«Это был наш секрет, – писал GoblinBzzGolovy. – Мы родителям не рассказывали. По-моему, считалось, что, если ребенок расскажет о Медузе, умрет или папа с мамой умрут, как-то так».

«Бляха! У нас в компании тоже так говорили. И про Медузу не рассказывали никому».

«Я слышал, дети умирали. Превращались в камень натурально».

«Кто пустил сюда школоту?»

«Правда, была такая городская легенда. Если долго на Медузу смотреть, рука отсохнет. Или нога, не помню уже».

Артем пролистал до конца, встал с постели и прогулялся к окну. Сумерки окутывали город. По двору поликлиники расползались тени, похожие на клубок змей.

«Странно, – нахмурился Артем. – Столь ловкая иллюзия заслуживает куда большего внимания. В городе без особых достопримечательностей „Знаменосец“ мог бы стать культовым местом. Да, взрослые не видят Горгону, но сколько поколений детей выросло за сорок лет! Где телепередачи, статьи, фоторепортажи?»

«Всем начхать на твою мозаику, – сказал внутренний голос. – Они выбросили ее из памяти, как выбрасывали школьные дневники с голографическими картинками на обложках. Их интересует лишь выживание».

Тени-змеи, неясно чем порожденные, копошились в траве. За дверью кто-то раскатисто засмеялся. Артем поежился неуютно. Один в незнакомом городе, такой же чужой, как героиня древнегреческих мифов на фасаде советского кинотеатра.

Ночью ему приснилась Медуза. Они с Оленкой убегали по темным коридорам художественной галереи. Мрачные залы были увешаны соцреалистическими полотнами. На холстах балерины мутировали в шипящих ехидн и эриний, а сталевары – в гигантов с драконьими хвостами. Чешуйчатый Пифон воспарял над толпой гимнастов. Из черных вод Стикса вырастали гидроэлектростанции. Колхозницы доили химер, а кобылицы Диомеда пожирали революционных матросов. У Сталина во лбу открывался третий глаз.

Оленка спотыкалась и падала, умоляла бросить ее. Медуза догоняла. Она была красной, как Элизабет Батори после душа, с серыми пиксельными квадратами вместо глаз. Живые дредлоки шипели и извивались на голове.

– Не смотри! – закричала Оленка.

Артем проснулся.

В полдень, как было условлено, он вышел из «Макдоналдса», доедая вафельный рожок. Солнце нещадно жгло – вот-вот затлеют и вспыхнут трамвайные билетики, трепыхающиеся в канаве. По кольцу, как вялые жуки, ползли автомобили. Припарковавшийся у обочины синий «жигуль» посигналил. Артем прищурился, слизывая тающее мороженое. Сигналы стали настойчивее, высунувшаяся из салона рука нетерпеливо помахала. Артем выбросил в урну рожок.

К немалому удивлению, он узнал водителя – небритого, чернявого, пучеглазого. Покопался в памяти:

– Вадик?