Если человек невиновен, то он так и говорил, невиновен, ну а уж если виноват… то пощады не жди.
У меня и мысли не было, куда после школы идти…
Конечно, по стопам отца.
Мать я нашел, она живет там с каким-то, вроде хорошо живет, брат с сестрой у меня, но они не знаются со мной, да и мать не сказать, что рада, я и не навязываюсь.
Бабушки нет давно, один я…
– А от нас тебе чего надо?
– Я маму твою люблю, – сказал просто.
– Она старше тебя…
– На шесть лет? Это разве возраст…
– Отстань от нее, отстань, слышишь, а не то… не то…
– Что? Что, Петя? Как папку моего? Да я не боюсь, устал я один, тебе не понять, ты сопляк, эгоист, мамкин сыночек…
– Я… я не эгоист, да пошел ты! – я начал опять плакать и кидать в Илью песком, я не мог справиться с яростью…
– Ладно, не плачь, я уйду. Тебя она любит больше, чем меня… Прощай, Петя, я хотел стать тебе не отцом, так другом, прости… я не смог…
И он ушел.
Я пошел домой, меня качало от слез, мама не спала, она бросилась ко мне.
Мы проплакали с ней полночи, говорили, говорили, потом я уснул.
Через неделю я сказал маме, что не против, чтобы она встречалась с Ильей.
– Он уехал, – тихо сказала мама.
– Куда уехал?
– Не знаю, сказал, что не может жить рядом. – И мама тихо заплакала, плечи ее дрожали, совсем как у ребенка.
– Мам, не плачь, слышишь, не плачь. Я найду… я верну его. – И я побежал, я бежал как сумасшедший…
Илья Терентьевич выходил из участка.
– Илья, Илья, не уезжай! – Я бросился к нему. – Не уезжай, хоть не отцом, но другом! Я.… мама плачет… и Лилька…
– Петь, что случилось, кто обидел?
– Никто, прости, не уезжай…
– Да меня и не отпускают…
Много было недопонимания сначала, я все же был тяжелым подростком.
Потом все наладилось.
Илья сделал маму счастливой, и нас с Лилькой тоже.
Я сходил в армию, после дембеля у меня не стояло вопроса, куда идти работать.
– Батя, – я тогда, выпив водки, чего-то расчувствовался, – батя, а возьмешь меня к себе?
– Возьму…сын. – И он крепко обнял меня.
Я всю жизнь с батей, плечом к плечу.
Он плясал на моей свадьбе, он забирал из роддома мою жену, когда я валялся на больничной койке, а маме с женой он сказал, что я в командировке, в Душанбе, и только Лиля знала, где я, потому что сидела и ревела около моей кровати.
Потом была моя очередь прикрывать батю, и опять Лилька сидела у кровати и рыдала.
У него не было родных по крови детей, зато были мы, наши дети и внуки.
Мама называла нас бандой, мы трое правда были дружны, я, батя и Лилька – мы сдружились на почве любви к маме.
Он прожил хорошую жизнь, мой батя.
Смог без мамы только год…
Светлая память вам, дорогие мои родители, и простите своего глупого Петьку за все.
Я люблю тебя, батя. Мы любим тебя.
Мы еще постояли с Лилькой и пошли к машинам.
– Осень какая золотая, – услышал я чей-то голос, очень похожий на батин, но, когда оглянулся, никого рядом, конечно, не оказалось, и только ветер пробежал по верхушкам деревьев.
Вспоминая будущее
– Да сколько можно? Ты меня достала!
– А ты? Ты не достал меня?
– Ненавижу тебя, уходи…
– Да и уйду…
Они кричат и ругаются, неистово, до хрипоты в голосе, до боли в голове.
Он не выдерживает первый, хватает куртку и выскакивает на улицу: возможно, ночной холод немного отрезвит.