Родовой быт, говорят нам, уже не существовал на Руси накануне политического объединения славянства. Так говорил в свое время Аксаков, так позже говорил Ключевский. Как на доказательство разрушения родовых союзов указывали на наше древнейшее наследственное право, как оно отразилось в договорах Олега и Игоря с греками и в Русской Правде. «Уже в Олеговом договоре с греками, – говорит Ключевский, – наследование по завещанию является господствующим среди Руси. Это, как известно, не служит доказательством свежести и крепости родового союза». Ключевский указывал далее, что и порядок наследования без завещания по договорам с греками и в Русской Правде свидетельствует о том же: имущество переходит к своим, то есть к семье в тесном смысле, к сыновьям, а при неимении их – к дочерям, и только при неимении своих переходит «к малым ближикам», то есть боковой родне, братьям и племянникам. У князей, замечает названный автор, «родственные отношения по женской линии не только ставятся наравне с отношениями по мужской линии, но даже иногда как будто бы берут над ними перевес». «Итак, – заключает он, – расселение восточных славян по Русской равнине сопровождалось юридическим разрушением родового союза».
На мой взгляд, это утверждение страдает двумя недостатками. Во-первых, оно исходит из чисто схематического представления о роде как субъекте права собственности, представления выработанного главным образом при наблюдениях над переживаниями родового быта у греков и римлян. Как показывают наблюдения над пережитками родового быта у славян, к славянскому роду совершенно неприменимо это схематическое представление: и при общем родовом владении и пользовании каждый член рода считался субъектом права собственности в известной доле, которой в известных случаях он мог распоряжаться по своей воле. Это во-первых. Во-вторых, если даже подмеченные явления и служат признаками разрушения родового союза, то нельзя обобщать их в такой мере, в какой сделано это Ключевским. По договорам с греками, по Русской Правде, по княжеским отношениям нельзя умозаключать о том, как обстояло дело с родовыми союзами в народной массе. Договоры с греками отражают те юридические отношения, какие существовали в городском, торговом классе, ибо договоры разумеют именно торговую русь, ездившую в Царьград. В торговых городах родовой строй действительно мог очень рано разложиться, ибо такие города по самому происхождению своему были скопищами разного люда, сошедшегося с разных сторон, между прочим и из Скандинавии. Точно так же и указываемая статья Русской Правды говорит о порядке наследования, существовавшем в верхах общества в княжеской дружине. Но то, что существует на верхах общества, не непременно существует и на низах, в народной массе. В народной массе в различных местностях родовые союзы могли еще оставаться в полной силе и неприкосновенности. Это предложение можно подтвердить как общими соображениями, так и некоторыми фактами более позднего времени.
При своем расселении славяне, в силу естественных условий страны и своих промышленных занятий, должны были разбрасываться по стране мелкими поселками. Ключевский справедливо указал, что при таком расселении должны были нередко порываться установившиеся родовые связи. Но вместе с тем, добавим от себя, должны были нарождаться и новые: семьи, отделившиеся от родов, с течением времени ведь размножались, сами превращались в роды. У этих разросшихся семей много было причин жить вместе и сообща действовать. Вместе легче было обороняться от любого зверя, от чужого человека; вместе легче было теребить пашню из-под леса, сообща можно было шире развернуть экономическую деятельность, полнее воспользоваться благами окружающей природы: одному члену рода можно было пахать, другому следить за пчелами, третьему – за ловищами и перевесищами, четвертому – за рыбьими язами и т. д. При разнообразии промыслов, при разносторонней эксплуатации природных богатств соединение рабочих сил необходимо. Род был естественным, природным соединением таких сил. Поэтому родовые союзы в народной массе крепко держались у нас на Руси. Особенно крепки они были там, где крестьяне были первыми заимщиками земли, где создалось известное крестьянское право на землю и где ни развитие крупного землевладения, ни другие обстоятельства не заставляли их кочевать с место на место. Так было, например, на Крайнем Севере и в западнорусских землях. Почитайте акты XV–XVI веков, относящиеся к крестьянам Западной Руси, и вы на каждом шагу встретите родовые крестьянские гнезда, которые сообща владеют землей, сообща эксплуатируют ее со всеми «ухожаями», сообща отправляют повинности. В Украине, то есть Киевщине, такой порядок вещей прослеживается до самого конца XVIII века. Этим объясняется и факт существования в Западной Руси множества сел с именами на – ичи, – овичи. В рассматриваемое древнейшее время, надо думать, родовые союзы в сельской народной массе были частым явлением, и села, и деревни были сплошь и рядом родовыми поселками или селениями нескольких родов. Родовая организация могла оставаться и при синойкизме, совместном жительстве родов. Чем же иначе объяснить, что родовая месть сохранилась у нас до половины XI века, пока ее не отменили дети Ярослава? Поэтому я думаю, что летописец, писавший, что славяне по расселении в нашей стране стали жить каждый с родом своим, отправлялся в этом утверждении от того, что давала ему и современная жизнь. По быту населения сел и разных глухих местностей, которое по культуре стояло ниже населения торгово-промышленных центров, летописец естественно заключал о том, что было в старину повсеместно на Руси.
Если исходить из предположения, что родовой быт держался в народной массе восточного славянства ко времени появления князей, то легко будет объяснить и существование в то время многочисленных городков в южных областях Руси. Здесь города и городки, можно сказать, были преобладающим типом поселков. Вот почему и неизвестный географ Баварский IX века так своеобразно описывает нашу страну: «Уличи, – читаем у него, – народ многочисленный: у него 318 городов; бужане имеют 231 город, волыняне (Veluncani) – 70, северяне – 325». Скандинавам, приезжавшим на Русь, она представлялась страной городов, и они так и величают ее в своих сагах – Гардарикия. С этими показаниями вполне согласуются и показания нашей летописи о городах уличей и тиверцев, о многих городах, существовавших в Черниговской и Рязанской землях и т. д., а также и археологические данные о многочисленных городищах на юге нашей страны. Но кто мог строить эти городки? Едва ли семьи, как думает Ключевский. Для отдельных семей эта работа в большинстве случаев должна быть непосильной. Скорее всего, городки воздвигались объединенными усилиями нескольких семей, и именно таких, которые соединены были друг с другом уже ранее поселения, то есть родственных. Другими словами, многочисленные городки, скорее всего, были не чем иным, как именно родовыми поселками. Так смотрит на дело отчасти и составитель сказания о начале Руси. Киев, по этому сказанию, был первоначально городком трех братьев, которые поселились в нем со своими родами, то есть семьями. Утверждая это, автор сказания, очевидно, имел перед глазами некоторые современные ему данные о маленьких городках и перенес эти данные в отдаленные времена.
Итак, на основании всех вышеприведенных соображений мы не будем отрицать существования родового быта у восточных славян накануне объединения их под властью князей. Не будем только подобно Эверсу и его последователям обобщать наши наблюдения и отрицать существование в то время и других общественных союзов. Весьма вероятно, что уже и в то время в некоторых местах были мелкие общественные союзы чужеродцев, организовавшиеся по типу родовых. Такое предположение можно сделать по аналогии с тем, что приходится наблюдать в позднейшем быту западнорусского крестьянства. Наряду с чисто родовыми организациями можно встретить там и товарищества чужеродцев, организовавшиеся по типу родовых, наряду с родичами так называемых сябров, или шабров, или чужеродцев.
Остатки племенных организаций
Несомненно затем, что рядом с мелкими союзами у восточных славян накануне их объединения были и крупные союзы, включавшие в себя мелкие, и притом разных типов. Во-первых, кое-где, несомненно, были племенные организации, союзы родственных родов, под началом племенных старейшин или князей. Такая организация была, быть может, у древлян. У древлян не было крупного города в качестве политического средоточия, и земля древлянская не была городовой волостью, как, например, Новгородская, Смоленская, Полоцкая, Киевская. И тем не менее в рассказе летописи она выступает политически объединенной, с общим вечем, со своим племенным князем Малом. С такой же организацией выступают и вятичи, у которых также не было крупных торговых городов, но которые являются объединенными. Составитель сказания о начале Руси представляет вятичей именно как родственный союз, происходящий от одного родоначальника – Вятка. Таким же союзом он считает и радимичей, идущих от Радима. Имея в виду аналогичные названия у славян южных и западных для обозначения именно племен, союзов родственных родов, мы можем вполне поверить и приведенному объяснению составителя сказания о начале Руси. Не чем иным далее, как наблюдением над уцелевшими племенными организациями, объясняется и утверждение названного составителя, что у полян было свое княжение, у древлян свое, у дреговичей свое и т. д. Этим же наблюдением подсказана была и теория Костомарова о племенном происхождении крупных общественных союзов, существовавших у восточных славян накануне их объединения. В этой теории, таким образом, есть доля правды, но не вся.
Городовые волости и варяжские княжения
Дело в том, что наряду с уцелевшими племенными организациями у восточных славян в то время были уже союзы и разноплеменные, группировавшиеся вокруг некоторых крупных городов – Новгородский, Полоцкий, Смоленский, Киевский. Эти союзы располагались как раз по великому водному пути из варяг в греки, по которому шла бойкая, оживленная торговля. Эти союзы возникли в недрах некоторых племен, – словен ильменских, кривичей и полян, но уже вне племенных ограничений. В возникшие здесь торговые города сбился пришлый люд с разных сторон; к этим городам стали тяготеть, волей или неволей приступили к ним в союз, поселки разных окрестных племен. Поэтому и во главе этих союзов стали становиться уже не племенные князья или старейшины, а тоже разные пришлые, сильные люди. В качестве таких вождей и явились в этих союзах норманнские конунги, в IX и X веках рыскавшие по всей Европе со своими дружинами. К нам на Русь они явились отчасти для грабежа и поборов с населения, отчасти в качестве купцов, торговавших с Византией и Востоком. В XI веке еще помнили об некоторых конунгах, стоявших во главе городовых союзов восточного славянства. Таковы были Рюрик, стоявший во главе Новгородского союза; Аскольд и Дир, стоявшие во главе Киевского союза; Рогвольд, стоявший во главе Полоцкого союза; Тур, княживший у дреговичей в городе, получившем его имя Туров, и т. д. – так находит свое приложение и теория Ключевского о городовых волостях.
Общие выводы
Итак, общественная организация восточного славянства накануне его политического объединения была, несомненно, сложная и разнообразная. В ней можно наблюдать наслоения разных эпох, разных стадий общественного развития. Жива была еще и родовая организация; кое-где уцелела организация племенная; но наряду с этим образовались уже чисто политические союзы людей, объединенных соседством и общностью интересов. Наряду с родовыми старейшинами и племенными князьями у восточного славянства появились уже пришлые вожди с дружинами, навязывавшие свою власть населению.
Рядом с простотой социального состава в родоплеменных союзах появились и сложные социальные организации в больших городах, где уже отложился богатый класс, появились большие и меньшие люди, купцы, житьи люди, рабы и челядь.
В таком предположении нет ничего невероятного. Разнообразие, сложность общественной организации и быта наблюдается во все исторические эпохи. Тем более могли иметь место эти разнообразие и сложность у восточных славян в ту эпоху, когда они не слились еще в один народ, не объединились под одной государственной властью, представляли ряд местных союзов, раскиданных на огромных пространствах Восточной Европы.
Глава седьмая
Объединение восточных славян под властью великого князя Русского; первоначальная формация Русского государства
Первые достоверные известия об объединении восточных славян
По свидетельствам арабских писателей IX и даже X века, восточные славяне не составляли одного народа, но делились на множество отдельных племен, между которыми царствовала вечная вражда. «Если бы славяне, – писал Масуди (начало X века), – не были так раздроблены и если бы между отдельными их племенами было менее несогласия, то ни один народ в мире не в состоянии был бы им противиться».
Отзывы эти, однако, для своего времени были уже анахронизмом. Имеются несомненные показания, что к началу X века восточное славянство, если не все, то в значительной части, образовало союз под главенством одного вождя. Таким вождем является великий князь Русский Олег. В 907 году, по рассказу летописи, заключив с греками договор, после удачного нападения на Царьград, Олег взял с них «уклады», контрибуцию для городов Киева, Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Любеча и других: «по тем бо городом седяху велиции князи, под Олгом суще», объясняет летописец, излагающий договор, по-видимому, на основании официального акта. Послы, отправленные Олегом в Царьград четыре года спустя «построити мира и положити ряды межи Греки и Русью», заключали договор от имени «Олга, великого князя русского и от всех, иже суть под рукой его, светлых и великих князь и его великих бояр». Так гласит сам текст договора, внесенный в летопись. В 944 году прибывшие в Константинополь русские послы договорились также от имени Игоря, великого князя Русского, «и от всея княжья и от всех людей Русской земли». Известное политическое объединение восточного славянства выступает в этих показаниях в виде несомненного факта. Как же оно произошло?
Подготовка этого объединения. Владычество хазар
Начальная русская летопись, как известно, считает это объединение делом варяжских князей, князей двух-трех поколений. Утвердившись первоначально в земле ильменских славян, чуди и веси, варяжские князья передвинулись отсюда на юг, подчинили себе города, лежавшие по великому водному пути из варяг в греки, и все окрестные племена, не выпуская из своих рук и Новгорода. Так образовалось Великое княжество Русское, объединившее в себе восточных славян. Однако есть данные, указывающие на то, что объединение восточного славянства совершилось при известной исторической подготовке, не так быстро, как изображено в летописи, и не одними только усилиями варяжских князей. В деле объединения восточного славянства варяги имели своих предшественников – хазар.
Выше уже было указано, что славяне расселились широко в южных областях нынешней Европейской России под защитой и под властью Хазарского царства, что каган Хазарский был их повелителем. В Хазарском царстве славяне получили первую подготовку к широкому политическому объединению для борьбы за существование. Подчинение власти киевских варяжских людей для славян нашего юга было только простой сменой властителей. Наша летопись чрезвычайно выпукло отметила этот факт. По ее рассказу, Аскольд и Дир, явившись к полянам, спросили их: «Кому дань даете?» – «Хазарам», – был ответ. «Платите нам», – сказали князья, и поляне подчинились варяжским князьям. То же самое происходило, по рассказу летописи, позднее у северян, радимичей и вятичей, когда появились у них Олег и затем Святослав. Но чем объясняется эта смена властителей?
Прорыв кочевников в южные степи Восточной Европы в IX веке
В IX веке Хазарское царство оказывалось уже не в состоянии ограждать славян, расселившихся в южных областях Восточной Европы, от набегов кочевников. Эти кочевники стали прорываться в наши южные степи и производить здесь опустошения. В 837 году, по рассказу Вертинской летописи, прибыли к императору Людовику Благочестивому послы от византийского императора Феофила и привели с собой каких-то людей из народа русь. Этих людей посылал к императору Феофилу царь их, названием хакан (rex illorum, chacanus vocabulo), для засвидетельствования ему своей дружбы. Но по случаю диких народов, перенявших им путь, они не могли вернуться прямым путем и должны были поехать в обход. Когда их стали подробнее расспрашивать, кто они такие, оказалось, что они были шведского происхождения (ex gente Sueonum). Очевидно, это была русь, находившаяся на службе кагана Хазарского (и впоследствии, в X веке, русь и славяне, по известиям арабов, обычно проживали в столице Хазарии). Но какие это были дикие племена, перенявшие им путь при возвращении к кагану? В настоящее время уже можно ответить на этот вопрос с большей или меньшей определенностью. По известиям арабских писателей, в середине IX века в наших степях уже проживали угры. Эти угры непрестанно нападали на славян, брали у них пленников, отводили их в Карх (по-видимому, Керчь) и променивали грекам на парчу, пестрые шерстяные ковры и другие греческие товары. По другому арабскому известию, «они господствуют над всеми соседними славянами, отягощают их тяжелой данью и обращаются с ними, как со своими рабами». Очевидно, хазары уже не в состоянии были сдерживать кочевые орды, напиравшие с востока, и пропустили угров. Вслед за уграми прорвалась в наши степи в 70— 80-х годах того же века орда печенегов, которых теснили с востока узы (или торки наших летописей). Печенеги оттеснили на запад угров, которые расположились в области рек Днестр, Прут и Серет.
По призыву византийского правительства угры приняли было участие в войне греков с болгарами в 892 году. Но болгары призвали против них печенегов, и угры, попав между двух огней, бросились вверх по Дунаю, на кочевья гуннов и аваров и тут поселились. Об этом передвижении племен по нашему югу сообщают и Константин Багрянородный, и западный летописец-монах Регинон, разногласия только в датах (Константин относит прибытие венгров в Среднедунайскую низменность в 898 году, а Регинон – к 889-м). Особенно любопытно сообщение Регинона. «В 889 году, – пишет он, – вышел народ венгров из скиеских болот, где течет Танаис, выгнанный из своего местожительства соседними народами, которые называются Pecinati».
Последствия этого вторжения для славян
Вторжение хищных орд произвело большие перемены в жизни нашего юга. Славяне, разбросавшиеся по степным рекам и речкам в бассейнах нижнего Дона, нижнего Днепра, Южного Буга, нижнего Днестра, частью были истреблены, частью должны были покинуть свои селения, свои городки. Вот почему и составитель сказания о начале Руси выпустил бассейн Дона из области славянского расселения. Вот почему и о жительстве уличей и тиверцев на Черноморском побережье он сообщает уже как о факте прошлого времени: «И суть гради их до сего дне». Припонтийские и приазовские степи, захваченные прежде славянской колонизацией, к началу X века уже опустели и сделались привольем кочевых орд. На Черноморском и Азовском побережье уцелели только немногие населенные места под защитой крепких стен, моря или топей речных дельт. Таковы были города – Белгород при устье Днестра, переименованный тюрками в Аккерман, Черноград, ныне Очаков, на Днепробугском лимане, Олешье при устье Днепра в ольховой заросли, старинные греческие колонии в Крыму и при устье Дона и, наконец, Тмутаракань на болотистом Таманском полуострове, в низовьях Кубани.
Сильно ухудшились условия жизни и для славян, расселившихся в лесной области Восточной Европы. Эти славяне усердно занимались охотой и бортничеством и сбывали свою добычу купцам, ездившим по великому водному пути из варяг в греки и по Волге. Многочисленные клады с арабскими и византийскими монетами VII–IX веков свидетельствуют об установившейся торговле с Хазарией и Византией. Эта торговля, получившая для восточного славянства первостепенное, жизненное значение, стала теперь подвергаться опасности и на Днепре, и на Волге. Это обстоятельство в связи с постоянными набегами кочевников и заставило всех славян, живших по великому водному пути, соединиться для того, чтобы сообща охранять торговые пути и отражать кочевников.
Объединение восточных славян под властью киевских князей
Это объединительное движение вышло из Новгорода и во главе его стали варяжские князья, то есть скандинавские конунги с их дружинами. Варяги-скандинавы уже давно посещали нашу страну для грабежа и сбора дани, а главным образом для торговли и даже стали осаживаться на постоянное житье в главных городах восточных славян. Их вожди-конунги во второй половине IX века стали утверждаться в качестве местных вождей или князей в этих городах. Один из этих конунгов, Олег, по-скандинавски Hilga, передвинулся со своей дружиной из Новгорода на юг, утвердился в Киеве, бывшем главным узлом торговых путей, ведших из Руси в Царьград, и, опираясь на многочисленный здесь скандинавский элемент, заставил себя признать главным вождем всего восточного славянства. Под его власть стали и другие варяжские конунги, утвердившиеся в городах восточных славян, и существовавшие у них кое-где племенные князья и старейшины. Вот почему и договоры с греками стали заключаться от имени «Олга, великого князя Русского и от всех, иже суть под рукой его, светлых и великих князь, и его великих бояр». Этот великий князь стал охранять торговлю восточных славян и отражать набеги кочевников, а по временам предпринимать и далекие походы для грабежа и добычи, как это было в обычае у норманнских конунгов. Торговля восточных славян стала теперь вестись под охраной особых экспедиций, снаряжавшихся князьями. Князья в течение зимы собирали дань с подвластного им населения – мехами, воском и медом.
Весной, с открытием рек, князья нагружали собранную дань на лодки и отправляли из Киева вниз по Днепру целую флотилию судов.
К княжеским лодкам присоединялись купеческие из Киева, Чернигова, Смоленска, Новгорода и других городов. Флотилию сопровождали вооруженные люди. Когда суда достигали четвертого порога, купцы выгружали товар, высаживали скованных невольников и на расстоянии 600 шагов шли берегом. Здесь обыкновенно приходилось вступать в бой с поджидавшими их печенегами. Отразив варваров, русские садились вновь на лодки, выходили в море и, следуя вдоль западного берега его, достигали Царьграда. Так рассказывает Константин Багрянородный в своем сочинении «Об управлении империей». Его рассказ подтверждается и договорами первых князей с греками, свидетельствующими, что в составе купеческих караванов, прибывавших из Руси, всегда были и княжеские корабли с послами князя. Кроме охраны торговли, князья стали отбивать и нападения кочевников на украйны славянской оседлости. Поэтому те славянские племена, которые подвергались нападению кочевников, охотно подчинились им; некоторые, впрочем, им пришлось «примучивать».
Тем или другим способом, но в конце концов восточное славянство объединилось под властью киевского князя, и создался политический союз всех восточных славян.
Вопрос о варягах-руси
Это объяснение происхождения Русского государства хотя и не совпадает вполне с летописным, но все-таки стоит на одной с ним почве фактов и воззрений. В нем так или иначе отводится значительная роль варягам, то есть скандинавским дружинам с их конунгами, которые представляются активной объединяющей силой. Но прежде чем остановиться на этом объяснении окончательно, мы должны тщательно перебрать факты и воззрения, лежащие в его основе. Дело в том, что объяснения происхождения Русского государства, так или иначе согласующиеся с летописным повествованием, издавна возбуждали и возбуждают до сих пор горячие протесты.
Мнение о славяно-балтийском происхождении варягов и руси
Еще Ломоносов, воевавший с немцами в Академии наук, ополчился против них и в историографии. Когда академик Миллер написал речь, в которой согласно с летописью и с доводами академика Баера доказывал скандинавское происхождение варягов-руссов, Ломоносов выступил против него с резкой, запальчивой критикой и с собственной теорией, которая считала варягов-руссов славянами с Балтийского поморья. Ломоносов приурочил родину варяго-руссов к принеманской области, указывая на то, что Неман в нижнем течении называется Русом. Итак, хотя варяго-руссы и были пришлые люди среди восточного славянства, но все же свои, соплеменники, а не чужеродцы – немцы. У Ломоносова нашлись последователи. Профессор Московского университета Морошкин доказывал, что варяги вышли из славянской области Вагрии – с Балтийского поморья, а руссы, которых он отличает от варягов, с острова Рюгена. Теорию Морошкина развил и обставил доказательствами Забелин в своей «Истории русской жизни». По его мнению, начальная летопись, перечисляя народы Иафетова колена, расселившиеся на севере Европы, приурочивает русь к балтийскому славянскому побережью. И действительно, говорит он, на этом побережье мы видим множество географических названий с корнями: рус, рос, руг, рун. Здесь встречаем между прочим область Ругию, остров Рюген, который в географических сочинениях конца XVI века прямо называется Русией. Итак, родина руси – славянское Балтийское поморье. Здесь же и родина варягов, в которых Забелин видит славянское племя вагров. Забелин указывает, что балтийские славяне в IX веке были не земледельцами только, но и предприимчивыми торговцами и мореходами, с успехом соперничавшими с норманнами и шведами. Особенно отличалось своей отвагой и предприимчивостью племя вагры, вагиры или варги. Это и были варяги нашей летописи. В IX и X веках балтийские славяне вели оживленную торговлю со Скандинавией и Востоком и прибывали в нашу страну; они должны были заводить здесь свои фактории, содержать в важнейших пунктах края свои гарнизоны, разыскивать отсюда новые торговые пути. Результатом этого и было возникновение в Ильменском крае колонии западного славянства – Новгорода. Забелин полагает, что первый славянский поселок должен был возникнуть здесь, по крайней мере, во время Птолемея. И русь приднепровская, по его мнению, ведет начало от той же балтийской руси, которая переселилась сюда еще в очень далекие времена, так что стала известной в I веке Страбону, который и упоминает о ней под именем роксалан.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: