Девчонки шумят, смеются, веселятся, трещат без умолку. Распаковывают костюмы, что принесли с собой.
– Смотри, что мы тебе нашли! Отлично пойдет!
Мила протягивает мне кучку гладкой золотистой ткани. Расправляю и развешиваю на стуле, разглядывая. Не знаю, как называется ткань, но она сядет на мне как вторая кожа. Штаны с низкой талией и крупным ремнём и короткий топ такого же цвета с отложным воротником. И маска – тоже золотая.
– И вот ещё, если хочешь, Надюш, держи, – Эля бросает парик.
Я ловлю его и примеряю. Длинная, пышная белокурая копна. Мне идёт, кстати.
Поколебавшись ещё несколько секунд, я переодеваюсь в костюм, натягиваю и фиксирую парик, делаю яркий макияж. Губы алым, ресницы гуще. Сценический макияж для меня не в новинку. Маска скрывает половину лица.
Смотрю на себя в зеркало в полный рост. Никто точно меня не узнает. Это не Надина Ансупова. Пусть и всего на пару часов.
– Надя, образ великолепный получился! – трещат девчонки. – Очень сексуально!
Менеджер приходит за нами минут через двадцать и говорит готовиться. Танцуем трижды по две песни, чередуясь с ещё одной группой. Своеобразный разогрев дискотеки. А уже позже, когда публика будет горячей, будет стрип-выступление.
Мне тоже хочется посмотреть, я никогда не видела в реальности. Даже чисто с технической стороны, потому что танец у пилона – один из сложнейших. Нужна недюжая сила мышц, отточенные движения, уверенность в себе. И я сейчас не о смелости раздеться во время танца. Это вообще отдельная тема.
Мы толпимся в коридорчике возле железной двери, из-под которой яркими разноцветными вспышками простреливает свет. Я, как и остальные девчонки, разминаю ступни, вытягиваю руки, тяну спину. Чувствую, как сердце начинает стучать быстрее, кровь наполняется адреналином. Маленькая шалость для хорошей папиной дочки. Никто не узнает, а девчонки не расскажут.
Из зала звучит начало знакомого трека, девочки подтягиваются, расправляют плечи. Как ни крути, мне до их профессионализма далеко.
– Пошли! – командует Лика и открывает дверь.
Музыка врывается в серость коридора ярко и громко. Момент, когда идёшь к публике и больше не принадлежишь себе. Теперь ты – их.
Я сглатываю и вздёргиваю нос. Улыбаюсь и иду вперёд.
На сцене я с самого детства, умею чувствовать зрителя, умею подать себя. Но тут немного иначе. Нужно раскрыться не голосом, а движением. А ещё зритель ближе. Нет барьера сцена-партер. Они рядом, в паре метров, на одном с тобой уровне. И они смотрят.
Так мне кажется, по крайней мере, когда мы занимаем свои места. На самом же деле, что тоже оказывается непривычным, мы лишь фон. Как музыка, световое оформление, как диджей. Хотя последний воспринимается посетителями клуба более субъективно, всё же. А вот танцовщицы гоу-гоу – нет. Нам принадлежат лишь отдельные взгляды. Но такова наша роль – подтолкнуть, завести.
Я двигаюсь, сплетаясь с музыкой, и понимаю, что я делаю сейчас это не для толпы. Для себя. И так становится хорошо от этого понимания! Я расслабляюсь, раскрываюсь, отдаюсь. Чувствую свободу. Чувствую! Не ощущаю себя заведённой куклой, как обычно, а чувствую себя: свои эмоции, свои ощущения. Я кайфую.
Да, на нас начинают смотреть. Народ просыпается и тоже подтягивается на танцпол. Заводится, загорается. Но я за маской, как за стеной. Это не я, это блондинка в золотой маске.
Когда мы заканчиваем, вернувшись после последнего выхода, у меня внутри эмоции бурлят как лава в жерле вулкана. Хочется улыбаться, смеяться, веселиться. Становится легко, несмотря на быстро отбивающий в венах пульс.
Мы возвращаемся в комнату персонала, переодеваемся.
– Надь, ты останешься потусить? – спрашивает Мила. – Нас там парни приглашали, Петрушевский и Кот из «Wer rain».
Без парика и в обычной одежде никто во мне не узнает ту, что только что танцевала под сценой. Так что ненадолго вполне можно.
Но тут я слышу звук сообщения, телефон в рюкзаке тихо вибрирует. Открываю переписку и с ужасом вижу, что отец пишет, что сегодня вернётся домой раньше. Минут через тридцать-сорок уже дожен быть.
– Нет, мне нужно домой, – с сожалением поджимаю губы. – В другой раз, девчонки. Ребятам привет передавайте.
Они уходят в зал, а я тороплюсь по коридору к чёрному ходу. Пытаюсь вызвать такси, но сеть тут не ловит.
Ладно, не проблема. Тут совсем рядом я видела стоянку такси. Дойти – пять минут. Дольше пытаться вызвать и ждать.
Охранник выпускает меня и прикрывает дверь, щёлкнув задвижкой изнутри и отрезав меня от шума и музыки.
На улице тихо. Музыка доносится лишь отголосками. Уже почти одиннадцать, но луна большая, она стоит высоко и светит ярко, заливая всё серебряным светом. Фонарей с тыльной стороны здания немного.
Свежо, так что я застёгиваю лёгкую кожаную куртку полностью и забрасывю рюкзак на спину, чтобы спрятать руки в карманы.
До стоянки такси идти в обход, вдоль парадной стороны здания, долго, а если напрямик отсюда – пять минут. Мне некогда терять время. Вон ярко освещённую стоянку даже видно, нужно только быстренько пройти через «зады» клуба и соседних зданий.
Сжав телефон в кармане куртки, я быстро иду в нужном мне направлении. Вон там за узкой аллеей и выход к стоянке.
Я в туфлях на плоской подошве, но кажется, будто эхо моих шагов разносится на километры, отдаваясь эхом. Я останавливаюсь перед аллеей, чтобы достать достать телефон и включить фонарик, вот только эхо от моих шагов длится несколько дольше, чем должно. Или мне кажется?
Оглядываюсь по сторонам, но я тут по-прежнему одна. Тихий стук покатившегося камешка заставляет вздрогнуть, и я роняю телефон.
– Блин! – наклоняюсь, чтобы поднять.
И тут сбоку, заледенев внутри от страха, улавливаю что-то тёмное. Ботинки. Мужские.
– Очень нехорошей идеей было идти одной в таком месте в такое время, моя Канарейка.
Глава 6
Горло тут же пересыхает, а сердце замирает, а потом начинает тарахтеть с оглушительным звуком, слышимым далеко за пределами моего тела. Так мне, по крайней мере, кажется.
Я, едва дыша, медленно поднимаюсь, боясь моргнуть или отвести от мужчины взгляд. Высокий, широкоплечий, с мощной грудью и длинными сильными ногами. Стоит, расставив извини широко, уверен в себе и своей силе. Весь в тёмном, на голове капюшон, он опущен и скрывает глаза. Нижняя часть лица тоже не видна – в тени капюшона, ещё и, кажется, прикрыта чёрной косынкой.
Мне кажется, я сплю, а это просто мой кошмар.
– Ты… – выдыхаю, тщетно пытаясь, чтобы мой голос звучал твёрдо.
– Рад столь долгожданной встрече, – голос глубокий и приглушённый.
– Что тебе нужно?
С маньяками лучше не встречаться, но если уж так вышло, психологи говорят, что нужно попытаться с ними настроить диалог. Выиграть время. Только вот что даст это время мне, если его выиграть и получится? Не похоже, что по этой аллее в такое время кто-то спешит пройтись. Это только у меня ума хватило. Дура.
– Ты уже задавала этот вопрос, Надина, – он стоит неподвижно, я тоже – боюсь пошевелиться. – И уже получила на него ответ.
«Что тебе нужно от меня? Чего ты хочешь?»
Sleep’s shadow
«Тебя»
Память вспышкой подкидывает кусок переписки, и от этих строк по позвоночнику снова бежит мороз. Только тогда преследователь был за экраном, а сейчас он здесь, из плоти и крови, и он стоит в метре от меня. Я могу видеть, как вздымается от дыхания его широкая грудь, как вздрогнули секунду назад пальцы на правой руке. Его ладони перебинтованы полосками красной ткани, как у борцов, обнажая пальцы ниже костяшек.