Это подиум, детка! Сага о московских куколках

– Ян, – представился он, – и можно на ты… Не волнуйся, тебе никто и слова не скажет.

– Почему вы так уверены? – нахмурилась она. Разве мог он, обладатель золотых часов и начищенных туфель, знать, насколько важно для нее не опростоволоситься? За ее плечами – месяцы игнора, провал на шоу боди-арт… А на этой презентации неплохо платили – сто пятьдесят долларов за вечер, да и работа была совсем непыльной. Разве может он понимать, этот лощеный тип, переборщивший с солярием, что сто пятьдесят долларов – Аленин спасательный круг? Он, наверное, столько оставляет гардеробщику на чай.

– Можешь мне верить, – рассмеялся он, продемонстрировав безупречные виниры, – ведь винный дом Cherie принадлежит мне. Стоит мне слово сказать – тебе заплатят по двойному тарифу. Кстати, сколько ты получаешь?

– Простите?

– За сегодняшний вечер, дурочка!

Под его изучающим взглядом Алене захотелось съежиться и еще желательно одеться – в джинсы, глухой свитер и застегнутое на все пуговицы пальто. Его взгляд, казалось, обладал рентгеновскими свойствами и легко мог проникнуть под тончайшую золотую ткань.

– Сто пятьдесят долларов, – промямлила она.

Его брови (похоже, оформленные косметологом) удивленно взлетели.

– Всего? Это просто фантастика! Девушка с самыми длинными в мире ногами получает копейки и работает черт знает кем… Где твои родители?

– В N-ске, – лаконично ответила она.

Мимо прошла Зинаида, тоже промо-girl, в такой же, как у Алены, тунике. Она явно переборщила с каблуками и теперь шла немного на полусогнутых, сгибаясь под тяжестью подноса. Алена перехватила ее мимолетный взгляд – проницательный, презрительный, немного завистливый. Зина явно истолковала Аленино отлынивание от работы по-своему – подумала, что напарница подло кокетничает с гостями, предоставив всю тяжелую и неприятную работу ей, Зинаиде.

– Извините, – быстро сказала Алена, которой вовсе не хотелось приобретать репутацию беспринципной суки, – мне надо работать.

– Какая прелесть, – умилился он, – ладно, милая, работайте. Но мы скоро увидимся, я надеюсь?

– Не знаю, – промямлила она.

– Ну же, ступайте. Я вам позвоню. Я обязательно найду вас – через агентство. Не могу же я упустить такую красоту?

У Марины Аркадьевны Хитрюк была странная внешность. Улыбчивая, моложавая, с инфантильными ямочками на щеках и милыми коллагеновыми губками, к тому же натуральная блондинка – она иногда умела взглянуть так, что собеседнику становилось не по себе. Словно опасная внутренняя ведьма предупреждающе выглядывала из-за кудряшечно-кукольного фасада. В такие минуты она словно становилась старше – несмотря на все пилинги и ботоксы. Темнели глаза, сжимались губы, в их уголках теневым болотцем растекались неведомо откуда взявшиеся складочки морщин.

Алена сидела перед ней, теребя в руках бутылку минералки. Ей было не по себе. Вроде бы ничего особенного не произошло – просто президент агентства возжелала побеседовать с нею тет-а-тет. Но с самого утра, с тех пор как ее разбудил звонок секретарши Хитрюк, Алену не покидало дурное предчувствие. Наверное, у этой грусти, свинцовым шариком перекатывающейся по позвоночнику, были логические причины – ну зачем, скажите на милость, Марине Аркадьевне понадобилась такая мелкая сошка, рядовая манекенщица Алена Соболева? Вариант напрашивался один: затем, чтобы отправить ее обратно в N-ск. Вложения не окупились, пожалуйте восвояси.

И вот теперь тщательно причесанная Алена в сотый раз прокручивала в голове придуманные наспех аргументы. Дайте мне последний шанс. Москва – как заразная болезнь. Поживешь тут пару месяцев – и все, пропал, болен неизлечимо. Куда же мне теперь без всего этого – без широких улиц, смрадных пробок, без пахнущих дорогой пудрой и ментоловыми сигаретами кастингов, без духа лотереи? Понимаю, я здесь уже четыре месяца и пока ничего не добилась, но ведь еще не вечер, и мне всего шестнадцать лет! Инне Гомес было двадцать семь, когда она пришла в модельный бизнес.

Об Инне Гомес ей рассказала Янка. Почему-то этот факт внушал ей оптимизм, несмотря на то что до Инны Гомес ей и в ее двадцать четыре было ох как далеко.

Но Марина Аркадьевна ничего не говорила – просто внимательно Алену рассматривала. А та не решалась нарушить молчание первой.

Так прошло минут, наверное, десять. Наконец Хитрюк наскучила игра в молчанку и с дежурной улыбкой она предложила Алене кофе с конфетами. На краешке массивного дубового стола лежала коробочка «Моцарта» в виде сердечка. Алена жадно покосилась в сторону конфет, и рот ее непроизвольно заполнился сладковатой слюной, но, подумав – «а вдруг это тест?» – она нашла в себе силы твердо сказать:

– Спасибо, я позавтракала. К тому же моделям нельзя конфеты.

И не ошиблась – лицо Марины Аркадьевны смягчилось.

– Ответ верный, – улыбнулась Хитрюк, – ты обживаешься потихонечку, как я погляжу.

– Может быть, не так быстро, как хотелось бы… Но я стараюсь… Марина Аркадьевна, понимаю, что пока толку от меня мало, но, пожалуйста, дайте мне еще один шанс! – на одном дыхании выпалила Алена. – Клянусь, я прыгну выше головы, буду очень стараться.

– Куда уж выше, – ухмыльнулась президентша, – а с чего ты вообще взяла, что я буду тебя отчитывать?

– А зачем же еще вы могли меня пригласить!

Марина рассмеялась.

– Странная ты… Хотя, не буду отрицать, у меня были мысли, что я на твой счет ошиблась. Сама понимаешь – за три месяца ни одной нормальной работы. Ты даже портфолио еще не отбила, а ведь я оплачиваю твою квартиру и твой мобильный телефон.

Аленины плечи уныло поникли.

– Но на днях мое мнение изменилось, – вдруг сказала Хитрюк, – я поняла, что ты умная девушка, просто тихоня. Но когда надо, мобилизуешься.

Алена удивленно вскинула голову. Последние несколько дней она провела дома, с немытыми волосами и маской из йогурта и оливкового масла на лице. Ни работы, ни развлечений, ни подруг – одни только бередящие душу надежды.

– Не смотри на меня так, как будто бы не понимаешь, о чем я. Я имею в виду Шестакова.

– Кого? – удивилась Алена.

– Яна Шестакова, – Хитрюк принялась нетерпеливо постукивать кончиком золотой ручки по краю столешницы.

Краем глаза Алена заметила, что под столом Марина Аркадьевна нервно дергает ногой, обутой в туфельку из кожи страуса. Из смутных глубин памяти вдруг всплыло лицо прилизанного типа с презентации шампанского – кажется, его Яном звали.

– Ты произвела на него неизгладимое впечатление. И приятно меня этим удивила. Потому что Яну нравятся… хм… только породистые лошадки. Ты знаешь, что он полтора года жил с Ди Ди?

– Кто это? – под натиском имен из светских хроник Алена всегда чувствовала себя неуютно. Сто раз собиралась экспроприировать у Янки стопку старых глянцевых журналов и придирчиво изучить мелкие окошечки светских фотографий. Запомнить лица, заучить фамилии, как в школе она прилежно учила теоремы.

– Это наша модель, – терпеливо объяснила Марина Аркадьевна, – между прочим, звезда. Сейчас она в Нью-Йорке. Перекупили за большие деньги, но это к делу не относится… Знаешь ли ты, девушка, что Шестаков заинтересовался тобою настолько, что оборвал мой телефон?

Алена пожала плечами.

– Да? Свой я ему не дала. Он показался мне… странным.

– Какая ты смешная, – Хитрюк и правда расхохоталась, раскатисто, по-русалочьи, но зеленые ее глаза оставались напряженными, – вспомни Фитцджеральда. Я расскажу вам о жизни богатых людей. Они не похожи на нас с вами. Ну и так далее.

Алена молчала, неловко переминаясь с ноги на ногу. Она никак не могла взять в толк, что от нее хотят.

– Тебе повезло, Алена, – торжественно объявила Хитрюк, – Шестаков приглашает тебя в ресторан.

– Но… Это так бессмысленно, – пожала плечами она, – он не в моем вкусе… Он старый и какой-то… скользкий.

– В любом случае предлагаю тебе не торопиться с выводами. И вот еще что. Расскажи о нашем разговоре своей flatmate Янке, хорошо? Вдруг она что-то дельное тебе, дурочке, посоветует.

Обычно Алена не откровенничала со своей квартирной соседкой. Да и Яна не интересовалась ее жизнью и мало что рассказывала о своей. Они сосуществовали на одной территории, соблюдали график мытья полов, отчитывали друг друга за забитый волосами сток ванны, иногда одалживали чай или тампаксы. Но при этом почти не разговаривали. Этакая игра в молчанку в двадцатиметровой комнате.

Но тут – и черт его знает, почему, – Алена не выдержала. Произошедшее в кабинете Хитрюк не шло из головы. Вот она и решила с Янкой поделиться.

– Представляешь, – кромсая низкокалорийный зеленый салатик, жаловалась Алена, – она даже не намекнула, а прямо сказала – хочешь здесь остаться, ложись под этого Шестакова! Да еще и удивилась, когда я сказала «нет»!

– А ты сказала – нет? – Яна, казалось, была удивлена.