Жена на один год
К тому времени Никита смог где-то раздобыть пухлое досье на Биркина. В нем содержались фамилии и фотографии всех, с кем он встречался последний месяц, данные банковских счетов, список имущества и медицинская выписка.
Даже включив фантазию на максимум, я не могла представить, что юридическое бюро способно собрать такие сведения для своего клиента. Ни СанСаныч с его связями в правоохранительных органах, ни другие консультанты, с которыми я вела переговоры, не нарыли и одной пятой от всей этой информации.
Теперь я знала о Всеволоде все, от стадии геморроя до адреса виллы на Кипре. У меня даже были фотографии его встреч с Татьяной Егоровной. Очень интимных, полностью подтверждающих теорию начбеза о любовной связи.
Никита утверждал, что их сделал сам Биркин. «Возможно, чтобы шантажировать Татьяну и заставлять принимать нужные решения». «Возможно, чтобы шантажировать ее мужа. Подобное разоблачение поставило бы крест на карьере депутата без всяких выборов. Для Николая такие фотографии были гораздо опаснее, чем для его жены».
Был у Никиты еще и третий вариант. Но, как и вчерашнюю идею с моим спасением, озвучивать его он не стал, обмолвившись лишь о «более неприятной альтернативе».
Сама я выяснять, в чем же правда, так и не решилась. Теперь даже смотреть на своего управляющего было противно. Он, как и прежде, вызывал у меня страх, но теперь к нему добавилось еще и презрение.
Представить, как мы продолжим работать, было сложно. Из банка каждый раз я выбегала как из горящего здания. Не оглядываясь. Мечтая поскорее оказаться в салоне машины. А в ресторане, наедине с ним и Никитой, не смогла впихнуть в себя ни салат, ни десерт.
К счастью, Никита справился за нас двоих. Будто такие встречи для него стандартное рутинное занятие, он целый час играл с Всеволодом в загадочную словесную игру.
Полунамеками они обсуждали мою реальную власть и перспективы в случае отказа от сотрудничества. Передавали друг другу какие-то бумаги. Называли суммы – миллионы и миллиарды, упоминаний о которых не было ни в одном отчете из банка.
Последнее – цифры – порой заставляли взгляд Никиты темнеть. Я не могла прочесть его мысли – пока что верхом самообладания было посмотреть в лицо. Но плотно сжатые губы и холод в глазах пугали до чертиков.
– Как видите, у нас здесь жизнь более насыщенная, чем вам могло показаться. – Биркин лишь пожимал плечами.
– Это да. С таким количеством уголовных дел, какие можно завести на акционеров, я еще не сталкивался.
– В каждом банке есть своя специфика. Но мы стараемся работать исключительно в правовом поле. Валерия может вам подтвердить. – Словно я в числе сообщников, этот гад кивал в мою сторону, каждый раз, когда Никита задавал неудобные вопросы.
– Вы ведь понимаете, что Валерия не станет дарить вам банк. Этого не случится, даже если акционеры проголосуют за принудительную продажу доли?
– Я уверен, мы договоримся. Вдвоем, без вашего участия.
– Думаю, у меня есть возможность обеспечить дня нее полную безопасность. В том числе и от вас, – к концу разговора Никита уже не утруждал себя намеками.
– Вы сильно заблуждаетесь, думая, что акционеры или я могут кому-то угрожать. Как я уже говорил, мы работаем по закону. А он, к счастью, ограждает нас от постороннего участия.
– А о том, что себя тоже неплохо было бы оградить, вы не подумали?
– Вы же понимаете, какие ставки на кону? Зря тратите свое время. Рано или поздно все произойдет так, как и должно произойти.
После всех этих угроз и любезностей обсуждать что-либо дальше не было никакого смысла. Я отчетливо чувствовала тупик. Но Никита не останавливался.
После угроз в ход пошли фамилии, которых я никогда не слышала. Новые цифры. И новые бумаги. От того, как ловко мой спутник орудует банковскими терминами и суммами контрактов, дух захватывало. Я порой забывала дышать, глядя, как он загоняет управляющего в угол.
Но итог встречи все равно не радовал своими перспективами.
Никита не стал мне ничего объяснять. О том, что я в ловушке, было понятно без слов. Смешно, но меня это уже не пугало. Может быть, потому что за последние полгода я слишком сильно устала от банка. Может, потому что эмоций рядом с Никитой было так много, что страх безнадежно терялся среди них.
В целом, жить было можно.
Смириться с тем, что скоро я расстанусь с банком. Подумать, как организовать фонд помощи для будущих «уволенных работников». И, надеясь, что меня оставят в покое, вернуться к своим экзаменам.
После всех встреч, в офисе и ресторане, такой исход уже не пугал. Биркин был прав – я бы ни за что не выстояла против всех участников рейдерского захвата. Они пережевали бы меня своими бульдожьими челюстями и не подавились бы.
Окончательной сдаче мешало лишь одно… Стоило хоть на миг представить, что все закончилось, рядом со мной даже в мыслях исчезал и Никита.
Моему благородному рыцарю нечего было делать рядом с дамой, которая заключила мир со своим драконом. Битвы, сражения, подвиги – все это стало бы неактуально. А в обычной жизни ничего общего у нас так и не появилось.
Словно внезапно стали чужими, мы встречались лишь на короткие часы или минуты – исключительно по делу. Хоть и бывал у меня дома, Никита больше не готовил кофе. И не прикасался.
Даже в двенадцать я не чувствовала себя настолько чужой, как сейчас. Даже в восемнадцать, целуя его, кутаясь в его объятия, не ощущала такой потребности навсегда остаться рядом.
Меня разрывало на части. Но невидимая стена между нами с каждым днем лишь крепла.
Наверное, это было не так уж страшно, и можно было привыкнуть снова. Прежние два года и до этого еще два я ведь как-то справлялась. Оправилась бы и сейчас.
В том хаосе, который предрекал управляющий, сбежать от своих чувств было бы несложно.
Но в начале следующей недели акционеры вдруг устали ждать мою добровольную капитуляцию.
Глава 13
НикитаСто километров в час – это не скорость. Черепаший шаг. Ленивое скольжение улитки. Мне нужно было больше. Сто двадцать. Сто сорок. Или еще скорее.
Телефон разрывался от новых сообщений. Краем глаза я замечал, как вспыхивает экран. Как на нем появляются сообщения с длинными рядами восклицательных знаков. Но не прикасался.
Никакие слова или знаки не имели сейчас значения. Нога топила в пол педаль газа. Двигатель ревел. И было плевать, что вокруг не гоночная трасса, а главный проспект Питера.
Еще вчера я должен было догадаться, что время мирных переговоров закончилось. Биркин не шутил, намекая на ставки. Суммы в последних банковских отчетах тоже не выглядели смехотворными.
Было глупо ждать, что у акционеров, которые обворовывали собственный банк, проснется совесть. Мне прямо в ресторане следовало заказать билеты на самолет и увезти Леру подальше от этого серпентария.
Не важно – добровольно или силком. Без разницы куда, лишь бы шакалы Биркина не могли добраться до нее хотя бы несколько дней.
Я обязан был почувствовать опасность. Нутром, шкурой, профессиональным чутьем – неважно чем.
«О погибших говорят либо хорошее, либо молчат!» – железное правило, этический закон, священный для любого. Но за все те ошибки в управлении, которые совершила Татьяна Егоровна Муратова, она не заслуживала ни молчания, ни добрых слов.
Ее приемная дочь ни при каких обстоятельствах не должна была оказаться в той выгребной яме, каким за полгода стал банк. Ни Лера, ни кто другой на свете не заслуживал подобного наследства.
Но сегодня главным злодеем были не Муратова, не Биркин… а я.
Это я после ресторана позволил Лере сесть в машину и уехать домой. Это я оставил ее одну на сутки. Я, понимая с кем имею дело, доверил девчонку обычной охране – нескольким сторожам, престарелому начбезу и игривому молодому псу.
Телефон звенел и моргал сообщениями, не преставая.
Где-то в больнице, не жалея сил, за жизнь своей пациентки боролись врачи. Никто из них не знал, как она получила такое странное пищевое отравление. Никто из них не сталкивался с подобными случаями.
Им на помощь из Москвы уже летели более опытные коллеги. Мои давние знакомые, те самые, которые откопали компромат на Биркина, делали, что могли.
Но вина не отпускала ни на секунду.
Я верил, что все будет хорошо. Параноик СанСаныч вовремя увез Леру в больницу. А заведующий реанимационным отделением не просто так клялся, что справится.
Только злость на себя лишь крепла с каждым километром. Желание стереть в порошок всех, кто посмел захотеть смерти девчонке, отключала мозг. И сейчас я уже точно не помнил, когда именно это дело стало не просто работой, а личным.
* * *Семь дней назадНормально спать я разучился сразу после автомобильной аварии. Возможно, стоило отучиться раньше. Тогда сберег бы того, за кого отвечал головой. Но изменить прошлое было невозможно.
Вместо детского смеха и улыбки жены судьба оставила меня с крестом на кладбище. А вместо спокойного сна по восемь часов каждую ночь научила довольствоваться короткими урывками беспамятства.
Пашка иногда переживал по этому поводу, иногда завидовал. Зависело от размера завала на работе. Сам я уже давно не переживал. Выбросил линейку со шкалой «хорошо – плохо» и жил, как получалось.
В отцовском доме спалось ничуть не лучше, чем в московской квартире. Первую ночь то ли из-за переезда, то ли из-за неправильного действия кофе на организм я отключился аж на шесть часов. На диване. В одежде. Так и не дойдя до спальни.
Во вторую ночь лечебная магия дома закончилась. После долгого разговора с Павлом и СанСанычем скатался с Лерой в банк. Вдоль и поперек изучил все документы, которые удалось добыть к тому времени. Но ни поздно вечером, ни к полуночи сон так и не пришел.
Вместо него, словно сменщица, явилась усталость. Ужин, кофе, телевизор или телефон – все оказалось ненужным. Спина разнылась как у старика. Веки потяжелели, и от бессонницы уже начали болеть глаза.
Отличное было завершение дня. В лучших традициях последних месяцев. Не хватало лишь до утра проваляться в кровати, периодически поплевывая в потолок.
Судя по всем признакам, именно это меня и ждало, но… С трудом переставляя ноги, я добрался до кухни. Не включая свет, попил воды – прямо из-под крана. А потом посмотрел в сторону соседнего дома.
Бессонница этой ночью пришла не только ко мне. В окне второго этажа, будто призрак, виднелся женский силуэт. Узкие плечи. Тонкая талия. Высокая грудь, обтянутая шелковой тканью. И склоненная, словно держать ее слишком тяжело, голова.
Чтобы узнать, кто полуночничает на пару со мной, не нужно было присматриваться. Есть девушки, которые мгновенно сливаются в толпе. Один шаг за чужую спину, и их уже не отличить. А встречаются такие, которые выделяются, за кем бы ни прялись и что бы на себя ни надевали.
Моим соседям каким-то чудом удалось вырастить именно такую девушку.
До вчерашнего позднего кофе в доме Муратовых я не видел Леру два года. Наши короткие встречи на похоронах были не в счет. Первый раз я не способен был никого рассмотреть. Второй раз она за пеленой слез не видела даже землю под своими ногами.
Мы были прямыми, которые случайно пересеклись в одной плоскости. Оба на грани. Оба с дырой внутри – каждый со своей. И с оголенными до звона нервами.
Все те визиты она была для меня малышкой Муратовых. Девочкой, которая красиво рисует и боится собак. Две наши предыдущие встречи: в доме родителей и на Новый год возле вольера Демона – кто-то словно стер из памяти магическим ластиком.
Я помнил, что обещал СанСанычу помощь, если возникнут проблемы. Помнил, с каким восторгом смотрела на меня одна маленькая симпатичная девочка, когда я дарил ей комплект для рисования. И почему-то напрочь забыл все остальное.
Память – еще та затейница. А судьба – еще та извращенка.
Вчера это «остальное» сработало лучше удара по голове. Полтора года я прожил монахом, упиваясь своим горем. Не хотел никого, никак… Игнорировал Кристину и других, нетребовательных, согласных на все и сразу.
А от одного лишь взгляда удивленных серых глаз ощутил, как внутри шевелится что-то живое.
* * *Из всех старух на свете одна-единственная, с косой, была мне как родственница. Будто кто-то проклял, вначале погибли родители, после Алина с нерождённым ребенком. Теперь старая карга снова замаячила на горизонте, и снова от скорости закладывало уши.
Не думать о последней поездке с Алиной было трудно. Даже Невский со всеми своими памятниками, соборами и потоком людей не мог отвлечь от дурных мыслей. Они словно яд просачивались в мозг и отравляли душу.
Легче не становилось ни на подъезде к больнице, ни в ее холодных, пропахших лекарствами стенах. От злости хотелось крушить все на своем пути и сворачивать головы. Ума не приложу, как в таком состоянии я не заблудился в извилистых коридорах. Но возле отделения реанимации пришлось затормозить.
Будто только меня и ждал, СанСаныч встретил прямо у двери.
– Слышь ты, бульдозер, выдыхай пока! – Он с силой хлопнул по плечу. – Не знаю, где ты достал этих столичных эскулапов, но они вытащили ее с того света буквально за минуты.
– То есть Лера уже не в реанимации?
Я попытался сквозь окошко в двери посмотреть на коридор реанимации.
– Там она еще. Но сказал же! Выдыхай! – Несмотря на усталый вид, СанСаныч улыбнулся. – Просто спит. Без трубок, капельниц и прочего. Можно было и в терапию отвезти – все показатели в норме, но заведующий рогом уперся. Сказал, что ему так будет спокойнее.
– А московская бригада?
О заведующем я спрашивать не стал. Его старательность была целиком заслугой Паши. Тот за пару минут нашел каких-то знакомых в руководстве больницы и обеспечил Лере самый лучший прием.
– Где-то наверху чай с начальством пьют-с, – развел руками мой собеседник. – Они дело сделали. И шухер здесь навели, и препараты какие-то хитрые доставили, и лично контролировали весь процесс реанимации. Заведующий танец маленьких лебедей на цыпочках станцевал для них, а медсестры чуть ли не в ноги кланялись.
– А причину они выяснили? Что вообще это было?
Информацию о необычной бригаде я сознательно проигнорировал. Не было никакого желания рассказывать, откуда у меня такие связи и какая сила была способна за рекордный срок доставить специалистов со всем необходимым в Питер.
– Подтвердили отравление – СанСаныч опустил голову и тяжело вздохнул. – Тяжелые металлы. Судя по симптомам, дозу Лера получила сегодня утром. Вероятнее всего за завтраком.
– Твою дивизию…
Получившаяся картина не радовала. Зато теперь у меня было объяснение, почему до сих пор рядом не бегают дознаватели, а прокурор не опрашивает прислугу дома.
Если бы Лера позавтракала где-то в городе, СанСаныч уже давно сровнял бы с землей кафе, где попытались отравить его хозяйку. Работники молили бы о пощаде. Дома было сложнее.
– Что по поводу отравления говорит жена?
Бежать дальше было некуда, потому я опустился на жесткую металлическую лавку у двери.
– Галина только плачет. – Начбез сел рядом.
– Но завтрак готовила она?
– Она. Омлет и салат. Вчера как раз купила продукты на местном фермерском рынке. Галя покупает там уже десять лет. Всегда все свежее, без всякой химии и прочей гадости… – на последнем слове голос дрогнул.
– И ничего странного на рынке, конечно же, не было. Ни новых продавцов, ни необычной упаковки…
Я уже не спрашивал, а констатировал.
– Совсем.
СанСаныч потер ладонями лицо и из-под густых бровей посмотрел на меня. Чего в этом взгляде больше, отчаяния или вопроса, понять было сложно.
Вероятно, на его месте я ощущал бы себя так же. С одной стороны, жена, которая в случае приезда полиции, автоматом стала бы главной подозреваемой в уголовном деле. С другой стороны, Лера, девчонка, которая была старику как дочь.
Первую могло спасти наше молчание. Вторую это молчание могло погубить.
– Арест Галины усложнит им задачу, но не остановит, – я не стал мучить старого друга. – Я думаю, даже продажа банка их не остановит. Денег на то, чтобы за реальную стоимость выкупить долю Леры, у акционеров нет.
Этой информации не было ни в одном отчете. Ее не было даже в деле, которое собрали для меня давние знакомые. До нее я дошел сам. Именно сейчас осознал так ясно, как не понимал до отравления.
– Тогда у нас вообще никакого выхода.
СанСаныч так сильно сжал челюсть, что на скулах заиграли желваки.
– Один есть.
Я уперся затылком о холодную стену.
– Только не говори, что это то, о чем я подумал… – Годы шли, а нюх у этого старого пса не ослабевал. – Она может не согласиться… – тяжело сглотнув, добавил он.
– Да, умненькие хорошенькие девочки выходят замуж по другим причинам. Но Лере пойти придется. Для ее же безопасности.
– А другого кандидата, кроме себя, у тебя нет, – СанСаныч тоже не спрашивал. В голосе не прозвучало ни намека на вопросительную интонацию.
Больше всего на свете мне хотелось сказать «Есть». Не ради своей шкуры – ради той девочки, которая заслуживала нормального мужа и настоящих отношений. После всего того, что выпало на долю Леры, она просто обязана была купаться в счастье.
Но реальность оказалась скупа на благородных рыцарей.
Слово «Есть» клубком с колючими иглами застряло в моей груди, а вслух прозвучало другое:
– Нет.
Глава 14
ЛераУже на утро после поступления в больницу я чувствовала себя вполне здоровым человеком. Не представляю, что в меня влили врачи, но результаты удивляли. Ни тошноты, которая вчера за полдня чуть не свела в могилу. Ни адской головной боли. Ни лихорадки.
Из симптомов осталась только слабость. Но чтобы лежать в кровати и рассматривать стены много сил не требовалось.
Заведующему отделением мое состояние тоже понравилось. Утром он лично зашел ко мне в палату. Узнал от медсестры о давлении и сатурации. Расспросил о самочувствии. А потом сообщил, что готов перевести меня в терапию.
Для вчерашнего полутрупа такой быстрый перевод, наверное, был настоящим чудом. Счастливая, я даже начала благодарить заведующего. Но он прервал меня после первого предложения и порекомендовал отблагодарить своего жениха.
Уже тогда нужно было начать подозревать неладное. Кого он имел в виду? Благодарить за что именно? В шоке я захлопала ресницами. Схватила ртом воздух. А спросить так ничего и не успела.
Второй тревожный звоночек случился в палате терапии. На радостях, что могу вставать и даже ходить, я прошлась по коридору. Однако встретившая на обратном пути медсестра такой героизм не оценила. Подкатив мне кресло, она ворчать о самоуправстве и обещала на меня нажаловаться.
– Вот стоит только на минуту отлучиться, обязательно кто-нибудь что-нибудь сделает, – трещала она без умолку.
– Но я себя хорошо чувствую.
– Конечно-конечно, а в реанимации вы себя чувствовали вчера еще лучше.
– Это значит, что у вас замечательные врачи.
– Нам бы еще пациентов замечательных, чтобы глупости не делали. – Она ловко, боком, втолкнула кресло в узкий лифт и нависла надо мной будто скала.
– Я сама будущий врач. Могу оценить свое состояние. – Хамства в моей жизни в последнее время было так много, что, кажется, начался вырабатываться иммунитет.
– Вот посмотрим, что твой будущий муж на такую смелость скажет. – В ответ на мою смелость дамочка, похоже, тоже решила не любезничать.
Она так и напрашивалась на жалобу, но упоминание этого загадочного мужа выбило у меня почву из-под ног.
– А вы знакомы с моим будущим мужем?
Чтобы посмотреть в лицо своей собеседнице, пришлось задрать голову до боли в шее. Мне просто необходимо было знать, это шутка такая, или вокруг меня разворачивается очередная афера.
Но отвечать медсестре не пришлось. Только она открыла рот, как дверцы лифта распахнулись, и сразу трое мужчин уставилось на меня как палачи на следующую жертву.
* * *Если бы я только догадывалась, что случится дальше, наверное, сбежала бы из больницы прямо на коляске. Меня бы не удержали ни смешная пижама, которую Галина передала для больницы, ни тапочки.
Но СанСаныч открыл дверь палаты. Молодой высокий юрист, Павел, кивком предложил пройти внутрь. А Никита, не интересуясь ничем мнением, отогнал медсестру и сам вкатил меня в мои хоромы.
– Насколько я знаю, врачи не разрешали тебе гулять, – послышалось за спиной, как только закрылась дверь.
Я была уверена, что отчитывать меня будет СанСаныч, однако он даже рта не раскрыл.
– Всем спасибо за беспокойство. Я поняла, что вы обо мне заботитесь. Но давайте на этом закончим. Очень вас прошу.
Ума не приложу, откуда во мне взялось столько смелости. Наверное, среди горы лекарств, которые в меня впихнули, было что-то с необычным побочным действием.
– А она крепче, чем кажется, – подмигнув мне, Павел занял единственное свободное кресло и вытянул ноги.
– Вот только проверять это было совсем необязательно. – Словно инвалиду, Никита подал руку.
Одна часть меня тут же потянулась к ней, как к спасательному кругу. Но новая храбрая часть заставила проигнорировать широкий жест.
– Еще раз попросить тебя? – Я подняла взгляд и в упор посмотрела в глаза своему главному надзирателю.
Будто не верит в то, что видит, Никита медленно моргнул. Сжал губы. И отступил.
– Спасибо. – Окрыленная, я чуть не рухнула на кровать. Для трех несчастных шагов пришлось собрать в кулак всю волю.
– Ну, раз все здесь и Лера чувствует себя хорошо, тогда начнем. – Долго радоваться своей маленькой победе Никита мне не позволил. – Мне бы очень хотелось вызвать сюда полицию и заставить их найти организаторов покушения, но вряд ли есть хоть мизерный шанс, что они что-то откопают. Как подсказывает мой опыт, главной подозреваемой станет Галина, и через пару месяцев нам самим придется сворачивать это дело.
– Вероятно, еще рынок прикроют и посадят пару фермеров. Основания всегда найдутся, – невесело добавил Павел.
– Да, – Никита кивнул. – До Биркина добраться будет сложно. К тому же… – он повернулся к окну и уставился вдаль. – Вчера я попроси кое-кого проверить одну мою догадку. Сегодня получил ответ. Станислав – всего лишь исполнитель. Не исключаю, что к отравлению он окажется вообще не причастным, и это дело рук его нанимателей.
Не знаю, что отразилось на моем лице, но, стоило Никите закончить последнюю реплику, СанСаныч подал мне стакан с водой. Присел рядом и стал успокаивающе гладить по спине.
– То есть руководит всем кто-то из акционеров или со стороны?.. – Рука со стаканом тряслась.
– Кто именно, я пока не знаю. Но обязательно скоро выясню.
Никита не стал поворачиваться. Краем глаза я заметила, как он вжал кулаки в подоконник. До побелевших костяшек. Словно хотел проломить его.
– Тогда… – я даже не знала, что сказать.
– Я остаюсь в Питере, – продолжил Никита. – Паша, ты возвращайся в Москву. Все вопросы бюро берешь на себя. Свои я все закрыл, но текучка осталась.
– Подождите… – Я обхватила голову. От того, с какой скоростью принимались решения, она шла кругом. – Зачем? Вряд ли у нас получится переиграть управляющего и заказчиков. Я… Я не смогу.
– А тебе и не придется.
– Но…
Если до этого у меня имелось хоть какое-то понимание ситуации, то сейчас оно исчезло. Я чувствовала себя Алисой в Зазеркалье, вот только вместо рыцарей, королев и прочих героев у меня было трое загадочных мужчин, которые пугали до чертиков своими хмурыми лицами.
– СанСаныч сказал, что у тебя экзамены, – Никита обернулся, – думаю, пора возвращаться к учебе. Насколько я помню, ты хотела стать врачом.
– А банк? Я ведь не могу нанять второго управляющего. По уставу это невозможно…
– Я сам займусь банком. Без тебя. Если доверишь, конечно же.
Никита посмотрел мне в глаза так внимательно, что по спине побежали мурашки.
– Ты говоришь загадками. И мне это не нравится.
– Боюсь, мое предложение тебе тоже не понравится. – Левый уголок его красивых губ на мгновение поднялся вверх. – Но Паша оказался прав. Брачный контракт – это выход. Другого у нас нет. Во всяком случае, сейчас.
* * *Чуть больше недели назад я уже искала у себя признаки психического заболевания. Тогда в снегопаде мне мерещился силуэт одного мужчины… очень дорогого для меня мужчины, из прошлого.
Сейчас с головой опять была беда. Я очень хорошо расслышала слова «брачный» и «контракт». «Выход» тоже звучало вполне четко. Но мозг наотрез отказывался объединять эти слова в логическую цепочку.
От всего, что связано с «браком», я была настолько далека, что даже воображение не спасало. Казалось, проще объяснить все бредом и попросить вызвать мне психиатра.
– Подождите… Минутку… – Радуясь, что сижу, а не стою, я залпом выпила всю воду. – Можно еще раз? Какой выход предложил Павел?
Еще недавно у меня были вагон и маленькая тележка смелости, а сейчас голос дрожал. Сама с трудом себя слышала.
