– Ты так говоришь, словно тебе не двадцать шесть, а пятьдесят, – фыркнула соседка. – Это у тебя собственная мамашка в голове сидит и глупости всякие суфлирует. Узнаю ее философию!
– С моей удачей…
Грустно глянув на конверт, я обхватила себя руками.
– Хреновая у тебя удача. Наследственность… кармическая, наверно! А мужик, если правильный… – Света сощурилась. – Он бы и жизнь скрасил. И мамку из головы выгнал. И карму прочистил.
– Как дымоход?! – вырвалось у меня, и щеки опалило румянцем.
– А это уже, как ты бы позволила.
Света лукаво улыбнулась мне. Махнула рукой. И будто тоже резко захотела чая, потянулась за второй кружкой.
* * *
После ухода Светы конец дня и ночь пролетели под девизом: «Не думать ни о каких трубочистах, снегоуборочных машинах и руках с татуировками».
Справиться с этим было не так просто. Две встречи с Бояриновым не прошли для меня бесследно. Тело вдруг вспомнило, что такое желание, и вместе с подсознанием мучило до утра неприличными снами.
А нервная система исполнила настоящий концерт. Одна часть меня, как одинокий рояль, играла о том, что я дважды поступила правильно. Только побег! Только спасение!
Другая часть, как ударные, винила, что не устроила этому похотливому самцу Содом и Гоморру. С лекцией о половом воспитании и профилактическим ударом по причинному месту.
Третья – жалобными скрипками пиликала, что вообще-то в нахальных лапах было сладко и горячо.
Сражаться со «сладко и горячо» оказалось сложнее всего. Муж был у меня первым мужчиной и последним… либо, как любила говорить Валя – крайним. Мне не на что было жаловаться в постели. Мы не прятались под одеялом. Не стыдились пробовать новое.
Но после одних только поцелуев с Бояриновым теперь казалось, что вся моя предыдущая сексуальная жизнь – невинный петтинг.
Я и представить раньше не могла, что способна завестись от грубого мужского напора. От бессилия, когда наглые руки сминают тело, а опытные губы превращают мозг в желе. Никогда не была для мужа такой влажной, какой стала всего за пару минут жесткой ласки у стены.
Горько было от таких открытий. В соседней комнате спала дочь, а я каталась по кровати, пытаясь найти удобную для сна позу, и гнала неправильные мысли из головы.
Бранила себя за слабость.
Как мазохист окуналась в воспоминания.
И снова гнала некоторые прилипчивые, слишком пошлые образы.
* * *
Первый закон природы – «За все нужно платить» – сработал на мне безотказно.
Утром в зеркале отразилось самое настоящее разбитое корыто. Словно секс был не во сне, а в реальности, волосы напоминали воронье гнездо. Под глазами залегли тени. А цвет лица с «загар московский зимний» сменился на «болезненный серый».
Такую «красавицу» никто не стал пытать в садике, почему Маша отсутствовала целых два дня. Мой собственный босс, директор школы, утром прошел мимо, словно не узнал. А ученики вели себя удивительно смирно.
Никто не изображал обострение склероза, не просился в туалет каждые пятнадцать минут и не ныл из-за домашнего задания.
Если бы день до конца прошел так же спокойно, наверное, можно было бы порадоваться за себя. Но, как только я вернулась домой, в гости нагрянула Валя.
– Еле докостыляла до тебя. Хорошо, лифт работает, – с одышкой произнесла она и рухнула на обувную полку в коридоре как подкошенная.
– Позавчера ты и стоять без поддержки не могла. Успех налицо!
Пока подруга не спарилась, я помогла ей снять пуховик, шапку и сапожок, один-единственный, со здоровой ноги.
– У меня мотивация знаешь какая? Ого-го! Три мелких засранца, которые привыкли, что мама им в попу дует. И Колька, у которого то понос, то гастрит, то что-то чешется. И СИЗО не помеха. – Валя махнула рукой и вдруг заулыбалась. – Хорошо хоть Бояринов согласился за дело взяться. Глядишь, и освободят моего упыря. Будет дома кровь пить.
– Я очень за тебя рада.
Так и подмывало спросить, как она уговорила адвоката, но одной бессонной ночи было вполне достаточно.
– Вижу. Аж бледная вся. Как моль.
Валя взглядом-сканером прошлась по мне и остановилась на комоде, что стоял рядом с тумбочкой.
– О! Лёнчик заходил?! – Она взяла так и не раскрытый конверт. Повертела его перед своим лицом. – Алименты решил платить? Или снова отсрочку клянчит?
– Лучше бы отсрочку.
Я забрала из рук подруги конверт и положила обратно.
Видеть его не могла, а открыть так и не решилась. Это, конечно, было глупо. Страусиная политика еще никого не спасала. Но после нашего некрасивого развода любое упоминание о бывшем муже жалило слишком больно.
Очень хорошо я помнила, как нелегко было учиться жить одной. С каким трудом придумывала объяснение для дочери. И выскребала последние крохи на юристов, чтобы Лёня еще тогда не отсудил у меня квартиру.
– Ну да, твой Лёнчик ни на что хорошее не способен. Парнокопытное без совести и мозга. С таким даже святая женщина захочет стать самкой богомола.
– Я бы подавилась. – Несмотря на всю ситуацию, стало смешно.
– Да-а! Слишком говнистый, – хохотнула Валя и неожиданно, будто что-то вспомнила, хлопнула себя по лбу. – Блин, но я ж не про Лёнчика приехала у тебя спрашивать. Жень, дело есть! Ты только сядь.
Валя как-то странно потупила глаза. Прижала тыльные стороны ладоней к щекам и скомканно улыбнулась.
– У тебя ж школьные каникулы на носу. Я ничего не путаю? – начала она издалека.
– Через неделю. А что? – уточнила я настороженно.
Сразу вспомнился наш недавний разговор про поход в юридическое бюро. Примерно такой же взгляд Валентины и ее несчастный вид.
– Да подработка у меня для тебя есть. Вернее, не совсем у меня, но хорошая! Денежная.
– Почему-то сразу хочется сказать нет.
В квартире было тепло, но я до самого верха застегнула молнию на домашней кофте и подняла воротник.
– Не, ты не подумай чего! Всё легально! Ничего криминального, клянусь тебе. И недолго. Дня три-четыре. Машку, если что, я к себе могу взять. Пацаны счастливы будут! Ты ж знаешь, как они ее любят!