Отвергнутая жена

Глава 5

Чистые доски скрипели под сапогами. Если как следует приглядеться, то в щелях между ними видны спины коней, их гривастые шеи. Нет-нет да промелькнет чей-то хвост, свистнет словно многохвостая плетка и вновь все успокоится. Здесь же, на втором этаже казармы, над стойлами лошадей было спокойно и сладко пахло соломой.

Парень поправил подушку под головой, через ткань немного кололись перья. Плащ создавал тепло и уют, напоминал одеяло. Хорошо бы настоящее заказать, как было в доме у матери, и чтобы набито было плотной овечьей шерстью. Кругом раздавался раскатистый храп с присвистом.

Еще немного, еще пара побед в поединках и Герберта переведут жить в замок. Парень быстро и успешно строил карьеру. А то и во Францию через год-другой можно податься, туда, где толком нет зим, да и летом теплей, чем здесь. Только уж больно далеко от родного дома. Так и запропасть можно, помереть от тоски на выжженной солнцем чужбине.

Сон к Герберту все не шел. Дурные мысли одолевали. Встревоженный взгляд, нежные руки, белая как снег кожа. И баронесса даже не плакала, не просила за себя. Тонкая, словно юная девушка, невыносимо красивая, стойкая. И думала Люция только о своём сыне, о том, чтоб мальчишка был сыт и спокоен. Для себя ни хлеба, ни воды не спросила.

Барону до нее нет никакого дела. Как можно так поступать со своей семьей? Оставить грудного ребенка без матери, а ее саму бросить в темницу? Странные люди живут здесь. Год от года парень убеждался в этом только крепче, не мог привыкнуть к местным порядкам.

Ну, как можно при всех обвинить жену в колдовстве? Смолчал бы лучше, объяснил жене, что стоит делать, а что нет. Нельзя же отправить в темницу мать своего малыша, да еще и кормящую грудью! Парень вздохнул и перелег чуть повыше на тюфяке. Мимо сапог пробежала жирная крыса, устроилась возле бочонка с водой. Да, и коты здесь другие – ловчих, почитай, и нет. Вот поэтому мышей, крыс целая прорва. Знал бы, привез с собою котенка из дома. Он бы тут быстро сделал карьеру, может, даже купили б его потом во дворец.

Герберт не представлял, как можно отречься от жены, тем более от такой, как баронесса – красивой, веселой и, самое главное, доброй. Все стражи на нее засматривались, подумаешь, ведьма? Что в этом такого? Зачем Розен решил избавиться от жены? Да и настолько ли страшно то колдовство? Вон, в родном селе Герберта колдует соседка и что? Только меньше овцы стали болеть, да чаще котятся двойнями. Всем хорошо, в особенности соседке, которой все носят подарки к каждому празднику. Но попробуй признайся в таком здесь, на земле барона! Казнят, сожгут, запытают!

Герберт перебрался по эту сторону от границы два года назад, чтобы заработать золота. Да и можно ли считать границей полосу леса, которая переходит из рук в руки по нескольку раз в десяток лет? Видимость одна, а все же тут платят щедро, но зато в Торжке куда как проще живется. Не нужно оглядываться по сторонам, чтоб разыскать взглядом икону и деланно поклониться.

Герберт закинул руки за голову, сон все никак не шел. Да и как тут уснешь, когда он видел, как красотка сидит в темнице одна? Тоскует по ребенку, горюет, любящий муж ей даже воды не дал. К кошкам и то лучше люди относятся. Разве можно так поступать с женщиной?

Герберт крепко задумался, он обладал пытливым умом, да и страх перед нечистым вполне естественный. Может, ведьма и вправду опасна? Да только ни разу не видели стражи, чтоб баронесса кому навредила. Наоборот, помогала простым людям, как умела. То траву какую даст, то медяк сунет. Бывало и священник к ней обращался за помощью, все расспрашивал о свойствах растений. Может, ведьмы бывают не только вредные, но и полезные? Жаль, церковникам этого не объяснишь.

Сердце молодого мужчины рвалось наружу из груди. Он думал, как можно помочь этой девушке. Пытался понять, какое зло та могла сотворить украдкой от всех. Никто не заходил к ней в покои в то время, что барона не было в замке. Уж стражи бы обязательно знали, не зря они днем и ночью обходят все помещения. Не заглядывал к женщине в спальню мужчина – ни гость, ни слуга, ни торговец. В этом баронесса чиста, иначе замок и казарма гудели бы от разговоров.

В соседнем селе смертей не случалось – не в чем ведьму винить. Масло, сливки и молоко на кухню поставлялись в избытке, не было разговоров о том, чтоб скот перестал доиться или случился падёж. Ни грозы, ни пожара, ни урагана – ничего подобного давно не было. Так, может, напрасно взъярился барон? Или есть и вправду причина бояться ведьмы? Но не настолько же, чтоб приказать казнить собственную жену?

Дурные мысли то и дело наполняли голову молодого мужчины. В лунном свете, скупо просачивающемся сквозь оконце, он рассматривал свои руки, мало ли и на него баронесса накинула порчу? Все же он забрал из ее рук флягу. Или ведьма дунула и его лицо покрыли язвы? Нет, кожа на ощупь была гладкой, только щетина кололась. По эту сторону от границы было принято брить лицо, парень все никак не мог до конца с этим смириться. Зачем сбавлять себе годы, зачем намеренно казаться безусым юнцом? Может, бреются для того, чтоб сразу было видно, что лица не коснулись ни чума, ни проказа? Под бородой-то их следов не разглядеть. Герберт напряг мышцы тела, тронул ладонью свой лоб, чтоб до конца убедиться в том, что здоров. Его сосед по казарме проснулся, хмыкнул.

– Боишься, что ведьма и на тебя накинула порчу?

– Нет, не боюсь. Я читаю молитву, чего мне бояться? Вон и мать в дорогу дала освященную в церкви соль. Не прицепится ко мне ничего.

– Кто знает, спуталась с дьяволом баронесса или нет? Да только уж больно красива. Не бывает таких женщин. Ну, да ничего, сожгут ее в пятницу и дело с концом.

– Думаешь, сожгут? – парню стало дурно от охватившего его ужаса. Нет, никогда ему не привыкнуть к порядкам этих земель. Не пора ли возвращаться домой, да только б дождаться выдачи жалования.

– Завтра градоначальник прибудет, устроит суд, там и посмотрим, станет Люция отпираться от темных делишек своих, али нет. Мальца только жалко. Его тоже сжечь могут.

– Почему? – эта мысль никак не могла уложится в голове Герберта. Ему было искренне жаль Люцию, а уж ребенка тем более.

– Чтоб не случилось чего. Кому нужен ведьмин потомок? Тьфу на него! Сжечь вместе с матерью. Еще неизвестно, от кого она родила сына своего, может, от дьявола! Угораздило же барона выбрать себе в жены колдовку! Не иначе она его оморочила в том лесу! Видно сильно охота ведовке было жить в замке, да кушать от пуза.

– А священник? Он почему ничего не сделал до свадьбы? Неужели сразу не смог разглядеть ведьму? Какой же он священник тогда?

– Мужу видней, ведьма его жена или нет!

– Баронесса никогда никому не навредила.

– Ты сходи, у святого отца спроси, что он думает! Перед тем как оправдывать колдунью. Может, она и тебя того? – зло сверкнули глаза соседа.

– Спрошу!

Герберт решительно поднялся с постели, натянул штаны, надел рубашку мягкого сукна. Все же барон хорошо содержит свою стражу, не жаден, да только при таких порядках не захочется иметь никаких денег от него. Погубить женщину, извести младенца! Так не будет! Кем бы ни была баронесса, Герберт просто не позволит ее убить. Тем более по навету барона. Ясно, что единственный, кто может помочь Люции, это отец Паул. Всяко мудрый старик легче разберет, ведьма она или нет. Может, стоит отправить письмо в собор? Пусть оттуда приедут, да помогут баронессе? Герберт бы донес письмо, что тут, всего двое суток пути. Главное, успеть до казни вернуться обратно. Парень сжал зубы от ярости.

Он протиснулся между спящих, спустился по каменной лестнице в конюшню и наконец выбрался во двор. Стены замка покрылись каплями влаги, ноги тоже чуть скользили на брусчатке. Герберт направился к келье священника почти не таясь. Ничего зазорного в этом нет, если кто спросит, то и объясниться не сложно. Мало ли зачем ему посреди ночи понадобился священник? Может, какой сон дурной приснился? Или вовсе его душу опутало непотребное желание? Вот и пошел спросить совета у святого отца. Всяко бывает.

Парень обогнул часовню, он старался ступать неслышно. Герберту было стыдно будить старика, да и баронесса могла услышать его поступь вдоль стены. Ни к чему это сейчас. До рассвета еще хватает времени, успеет он к ней заглянуть, чтоб передать немного еды, да флягу с водой.

Страж дошел до низкого окна и присел на корточки. Похоже, старик не спал, были слышны голоса. Может, он молится? Герберт передвинулся вперед, из-под его сапога выкатился камень – только никто внутри кельи этого не услышал.

– Я мог ошибиться, – Герберт узнал громкий голос барона. Неужели он сам пришел каяться? Признает ошибку и дело с концом. Вот только сможет ли простить мужа Люция?

– Веришь ли ты сам в то, что мне говоришь при иконах?

– Я ни разу не видел, чтоб жена моя имела сношения с бесами. Каждый вечер она усердно молилась. Мы венчаны в храме.

– Я сам был слеп, не разглядел бесов в этой женщине. Тем более сложно увидеть отражение дьявола в глазах жены, сын мой. Тому много примеров. Сам герцог Руазский принял монашеский постриг после того, как узнал, что его жена одержима. Десять лет прошло с их свадьбы. Тяжелое это было время. Сколько неурожая, голода, междоусобных войн пришлось пережить. Его замок, земли – все было разорено. Крестьяне взбунтовались. Герцога чуть самого не подняли на вилы. Его укрыл монастырь. Неужели и ты хочешь окончить свою жизнь так же?

– Разве ничего нельзя сделать? – Герберту почудилось отчаяние в голосе Розена, – Может быть, ей суждено принять монашеский постриг?

– Поздно. Люцию следует казнить, только это способно освободить ее душу от скверны. Мы сложим добрый костер, все пройдёт быстро. Мужайся, сын мой.

– Это лютая казнь. Каково будет узнать Зенону о том, что я сделал с его матерью? Мой сын вырастет и спросит меня о том, был ли я сам уверен в том, в чем обвинил Люцию.

– Суждено ли Зенону стать взрослым? Твой ли это сын?

– Мой! – грохнул кулак о стену, – Я верю в это!

Герберт невольно вздрогнул, помощи ждать неоткуда. Отец Паул точно такой же, как и все остальные. Он жаждет смерти женщины и ребенка. Разве так может быть? Парень сжал кулаки. В уме он прикидывал толщину прутьев окна у темницы. Если подвести к ней лошадь, да как следует дернуть, уж какой-нибудь прут поддастся. Люция худая, пролезет. Вот только что делать с ребёнком? Нельзя его здесь оставлять. Да и лошадь свести с конюшен, чтоб этого никто не заметил, сложно.

Священник тихо продолжил.

– Веры достоин лишь бог. Ты веришь жене от того, что знаешь, в ее покои не ступала нога другого мужчины. Но забываешь, что отцом Зенона мог быть дьявол. Ему не нужна дверь, чтобы войти. Достаточно червоточины в душе женщины. И мы знаем, что Люция колдунья. Твой сын проклят! А ты сам оморочен.

– Казнить Зенона! – выкрикнул барон и продолжил гораздо тише, – Я не смогу приговорить сына.

– Это сделаю я. Я сам все устрою. Отдай мне ребенка и молись о его душе.

Розен спрятал лицо в ладонях. На душе его стало вдруг пусто. Как так случилось, что все, что было ему дорого он вдруг потерял? Хуже, еще даже не потерял. Ему только предстоит выдержать казнь Люции. Ему надлежит передать сына в руки священника. Своего кроху! Как он ждал рождения этого ребенка! Не мог на него наглядеться в первые дни, взять на руки малыша мечтал и боялся. Все чудилось, что случайно может ему навредить. Представлял, как сын со временем возьмет в руки копье, как сядет верхом…

Ничего этого не случится. Сыну суждено умереть в колыбели. И хоть расшибись, а этого не изменить. Его ребенок погибнет. Барон потряс головой, черные волосы заметались. Нет, сына он в руки священника ни за что не отдаст. Лучше уж денно и нощно станет над ним молиться. К черту все, Зенон должен стать взрослым, его сыну уготована славная и долгая жизнь.

Но что, если это не его сын? Что если жена и вправду прижила ребенка от дьявола? Глупость, не может такого быть. Он бы точно заметил. Нет, сына он ни за что никому и никогда не отдаст. Это их с Люцией ребенок. Плод их любви. Пусть у него останется в память о колдунье только этот ребенок! В его глазах он будет видеть жену. В глазах крохи Зенона, следующего после него барона.

Герберт бесшумно поднялся и направился в сторону замковой кухни. Поварихи давно уже спят. Но есть одна миленькая служанка, которая наверняка поделится с ним хлебом, да куском сыра. Много ли нужно еды Люции? Еще бы квасу ей раздобыть полную фляжку. Отец Паул слышал шаги за окном. Чуял, что их с бароном разговор слушают. Что ж, пусть так. Знать бы только, кто так осмелел.

Священнику было жаль барона. Отец Паул мог бы объявить Люцию невиновной, да что толку? Крестьяне сами видели, как баронессу вели в темницу. Слышали, как она проклинала мужа. Ведьма – летело со всех сторон. Такое обвинение с женщины уже ничто не способно снять.

Если Люцию не казнят, то крестьяне, чего доброго, поднимут бунт. Опять разграбят часовню, выпотрошат все его книги. Нет, такого никак нельзя допустить. Или рискнуть? Но тогда Люция не поделится с отцом Паулем своими секретами. Он никогда не обретет почти вечную жизнь. А это так соблазнительно.

***

Люция слышала голоса за стеной, бархатный и тихий – отца Паула и громкий Розена. Надо же, муж удосужился заглянуть в часовню! Будь он проклят! Женщина устало отвернулась к окну. Внутри у нее будто бы что-то оборвалось. Привычный родной голос терзал хуже холода и сырости. Сколько раз она его слышала? И каждый раз сердце взволнованно билось и тянулось мужу навстречу. До боли хотелось его коснуться, спросить, за что он с ней так? Объясниться, прильнуть к широкой груди, уткнуться носом в шею, вдохнуть его запах.

Он не виноват, что здесь такие порядки, не виноват в том, что ведьм боятся. Но все же, как Розен с нею так мог поступить? Как мог лишить матери их сына? Они ведь так любили друг друга все вместе. И казалось, что нет силы, способной разрушить их семью. Женщина уперлась лбом в холодную стену. Только бы Розен зашел к ней, только бы им удалось поговорить. Она бы ему все объяснила. Муж непременно ей бы поверил, иначе не может быть. И она бы его простила за ночь в темнице, за то, что ее вели сквозь толпу, за унижение и позор, за то, что отняли ребенка, за то, что почти исчезло в груди молоко.

– Казнить Зенона! – выкрикнул Розен и продолжил в чем-то убеждать священника.

– Только войди сюда, я тебя убью, Розен, слышишь? Голыми руками убью. И не будет у тебя даже могилы! Ничего не будет! Тот, кто осмелился посягнуть на ребенка… – Страж ударил по двери темницы сапогом.

– Уймись, ведьма! Скоро погреешься на костре!

Люция вздрогнула. Правы люди, когда сжигают ведьм на кострах. Только это может не дать зелью подействовать так как нужно. Только бы отец Паул смог сделать все именно так, как обещает. И ей, и Знону нужно нанести раны на шее, почти смертельные и влить зелье в губы. Тогда они проснуться через пятьсот лет живыми и здоровыми. Она возьмет своего малыша на руки и навсегда уйдет из этого мира. Может, и отца Паула возьмет вместе с собой в благодарность. Пожалуй, стоит ему это обещать. Или не стоит? Чтоб не испугался заранее. Не стоит, но нужно наказать священнику набрать трав. В родном мире Люции ценится даже брусника. Пусть наберет и ее тоже побольше. Пожалуй, стоит оставить список. Жаль, нет ни бумаги, ни пера. Но может быть, отец Паул их принесёт?

Голос мужа затих, довольно скоро раздались шаги в небольшом коридоре. Люция развернулась к двери, поправила платье, откинула назад длинную гриву черных волос. Она готова была встретиться со своим мужем, с тем, кого любила. Жаль, любовь эта огромная умерла.

Розен немного поколебался, он боялся оказаться лицом к лицу с ведьмой, которую сам же и приговорил к казни. Но так мечтал хоть еще раз увидеть любимую женщину, ту, что подарила ему их малыша.

Страж повиновался знаку, широко раскрыл дверь перед бароном. Люция в темнице только похорошела, прав отец Паул, так не бывает. Не может быть женщина настолько красивой, настолько желанной. Сгреб бы ее в охапку, расцеловал. Вот только взгляд у Люции стал совсем другим, не таким как прежде. Исчез мед, его место заняла ярость.

– Будь проклят, Розен, – спокойно сказала Люция, глядя прямо в лицо мужа, не пошатнувшись от страха перед ним, не отступив.

Как будто и не ее вовсе судьба решается, не ее могут казнить и непременно казнят. Смелая, сильная, не такая, как все остальные. Умрет он без Люции, просто не сможет жить. Разве только ради их сына. Зенон должен успеть вырасти, повзрослеть.

– Зачем, – барон поджал губы, лишь бы не дать голосу дрогнуть, – Зачем ты спуталась с дьяволом, дура? Чего тебе не хватало? Золота? Камней?

Ведьма расхохоталась. Страж испуганно затворил дверь в темницу и перекрестился. Розен направился в замок. Люция осталась одна. Женщина прохаживалась по комнатке, ее ноги путались в сене, то и дело норовили наступить на острый скол в полу. Всеми силами она старалась себя удержать от отчаяния, вспоминала рецепты. Думала, какие травы закажет Паулу, что и где нужно набрать. Перед глазами девушки так и стояла фигура ее мужа – огромного и сильного, красавца, жаль только, что предателя.

– Эй? – тихий голос испугал Люцию. Она быстро развернулась к решетке. Молодой страж смотрел на нее с участием, тянул сквозь прутья флягу и свертки с едой. За ночь он весь осунулся, сам на себя стал не похож. И пронзительный взгляд парня так цеплял за душу. Хотелось подойти к стражнику, взять его за руку, выговориться. Да только нельзя, этот Герберт ведь тоже ее боится, опасается колдовства.

– Вот держите, я принес поесть.

– Что ты хочешь взамен? Амулет? Зелье? Еще что?

– Нет, – парень отчаянно затряс головой, – Мне ничего не нужно.

– Тогда зачем? Зачем ты мне помогаешь?

– Мне жалко вас и малыша тоже. Он так ревел с голоду, только после молока стих- парень присел на корточки и взялся за прутья.

– Ты ведь знаешь, что я – ведьма.

– Знаю, – взгляд Герберта стал очень серьёзным, – Но вы женщина, тем более мать. Я не могу не помочь.

– Вот как. Спасибо тебе, – Люция осторожно забрала свертки из рук Герберта – лишь бы только не прикоснуться к нему ненароком, не задеть случайно рукой. Но парень сам тихонько сжал ее запястье, будто надеялся успокоить.

– Утром будет суд. В замок приедет градоначальник.

– Быстро.

– Вас хотят сжечь на костре и малыша тоже.

– Я знаю.

– Розен, то есть барон, надеется, что Зенона можно отстоять молитвой.

– Я так не думаю. Моему мужу плевать на нас с Зеноном.

– Вы ошибаетесь, сын, это же…

– Нет, я не ошибаюсь, – голос Люции чуть дрогнул, она поспешно отвернулась, чтоб не показать проступивших вдруг слез.

– Решетку можно погнуть. Я сам родом с той стороны границы. Барон туда никогда не рискнет поехать. До границы часов восемь пути, не больше. Вы сможете столько проехать верхом?

– Я? Ты способен рискнуть жизнью ради меня?

– Да, – кивнул страж, – Только я не знаю, как поступить с малышом. Мне его не выкрасть. Может быть, вы передадите записку служанке? Я бы отнес вместе с молоком.

Люция на секунду засомневалась. Сбежать, забрать с собой сына. Слишком большой риск. Зенон слишком мал. Он может не перенести дороги. Да и Розен, что, если он догонит? Тогда их с сыном уже никто и ничто не спасет. Риск слишком велик.

– Я не могу рисковать… тобой. Просто отнеси молоко моему мальчику, прошу тебя

– Вас ждет костер. Я готов помочь сбежать. Просто так, ничего взамен не попрошу. Там у моей матери дом. Назову вас женой своего погибшего друга, а Зенона его сыном. Никто дурного не скажет.

Люция покачала головой и вдруг крепко сжала грубоватые пальцы Герберта. Она ошиблась, когда осталась здесь, и когда выбрала не того мужчину. Никто и никогда не смотрел на нее так, никто не готов был пожертвовать жизнью.

– Нет… Я останусь здесь ждать суда.

Парень отвернулся.

– Скоро рассвет, я не стану смотреть, сцедите ребенку сколько есть молока.

Глава 6

Самые темные тени ложатся на землю перед рассветом. Малыш крепко спал в своей колыбели, Розен метался по комнатам, то созывая, то вновь распуская слуг, охотничьих, главу стражей. Больше всего сейчас он напоминал обезумевшего от неволи дикого зверя, который мечется в клетке. Вот только клетку эту он сам же и построил. И имя ей оказалось – устои. Не может барон быть женатым на ведьме. Не может! И отречься от жены Розен не мог. Все в покоях, все мелочи, вся одежда – все хранило воспоминание о наваждении, имя которому – Люция. Здесь она раздевалась, там пила сок, тут провела рукой, по этой лестнице развевалось ее безмерно длинное платье. И Зенон улыбается во сне губами Люции.

Больше всего сейчас Розену хотелось снести замок, обратить в пыль, растоптать, чтоб даже памяти о нем не осталось. Да только что тогда завещать сыну? И замок этот он строил сам, на собственные деньги. Жаль с таким расставаться, но и оставить не выйдет. Клятое место, хранящее память о былом счастье.

Барон выглянул из бойницы, снаружи под стенами замка собралась серая толпа. У каждого в руках вилы, многие держат факелы. То крестьяне явились на суд, ждут развлечения, хотят услышать, как жена его станет молить о пощаде. Каждый мечтает подпалить пуще костер, который сложат для его любимой Люции. Розену мечталось вернуть все назад, объявить жену невиновной, наплевать на церковь, веру, отца Паула, изничтожить крестьян. Да что толку?

Барон уперся лбом в каменную стену. Ничего не исправить, объяви он о том, что Люция не виновна, тогда его самого сочтут бесноватым, одержимым, решат, что ведьма его оморочила. Так и есть, да теперь ему все равно. Вот только костры сложат уже для всей их семьи. Сына жаль, да и душу Люции нужно попытаться освободить от дьявола. Самому за себя барону уже было не страшно. Он будто сгорел внутри, ничего не осталось, только плоть, его сильное тело.

Может, рискнуть? Грядёт суд, выступит градоначальник, его, Розена, спросят о делах жены, вызовут свидетелей – добропорядочных жителей соседнего города: кузнеца, хозяина фермы да мыловарни… Их легко подкупить. Горсть золота одному, горсть другому, обоз зерна. Только к градоначальнику будет не подступиться – он слишком хорошо знаком со многими знатными людьми, может потом обвинить Розена в подкупе.

Барон отлепился от ненавистной стены ненавистного ему теперь замка. Его душа металась, не поспевая за порывами сердца, сгорала и обретала крылья.

Розен передал золото и записки доверенному слуге. Ноги мальчишки быстры, он сможет покинуть замок незамеченным и быстро доберется до домов уважаемых горожан. Барон вернулся в свои покои и тут же вышел, не было в нем достаточно сил, чтоб смотреть на их с Люцией ребенка. Слишком похожим на мать казался Зенон теперь. И кто отец его сына доподлинно неизвестно. Может статься, что он отпрыск самого дьявола. Грешна Люция, слишком долго она оставалась одна в своих покоях, отсылала служанок, пока муж был в отъезде. Нельзя сохранить жизнь порочной, о ней можно только молиться. Но как казнить ту, без которой жить невозможно? Как обречь любимую на костер?

Слуга объявил, что барона ждет гонец от герцога Улисского. Дело, якобы, срочное. Мрачный, посеревший, больше похожий на свою тень, чем на живого человека барон спустился по лестнице. В гостиной его встретил один из приближенных вельмож семьи герцогов Улисских – дородный, крепкий мужчина лет двадцати пяти.

– Мое почтение, – склонил голову тот.

– Зачем вы прибыли сюда в такой день?

– Выразить вам уважение от лица герцога Улисского. Он восхищен крепостью веры, которая наполнила вашу душу, барон. Вашей твердостью, вашей решительностью и умом.

– Благодарю.

– Герцог просил передать вам лично, что постарается просить о вас перед королем.

– Зачем?

– Человек, подобный вам, достоин славы, обрести ее можно только в войне. Но для похода нужны немалые деньги. Их обеспечит король, и вы пойдете на Британию, чтоб утешить свое сердце и обрести славу.

– Почему бы и нет? Передайте герцогу, что я благодарен ему за поддержку.