– К Правде это не имеет никакого отношения. Но ты слишком… ммм…
– По-твоему, я глуп?
– Нет. Такое определение было бы неправдой. Ты ограничен социальными, гуманистическими и моральными рамками. Тебе не понять Правды.
– Да-да, конечно… Зачем я тебя вообще слушаю?! Ты всего лишь плод моего воображения. Я тебя смоделировал для того чтобы знать, чего ожидать в дальнейшем. Так что сейчас заткнись.
– Ты правда считаешь, что на основании свидетельских показаний, своих снов и наблюдений сможешь предугадать моё поведение? Я замолчу только тогда, когда посчитаю нужным. А ты, друг мой, продолжай говорить со мной вслух, и скоро тебя переведут в другую палату. С мягкими стенами. Без окон и дверей.
Внезапно Детектив понял, что он находится в северной части здания, а его палата расположена в южной. Более того, видимо, он и на самом деле говорил вслух, поскольку немногочисленные пациенты посматривали в его сторону с явным интересом.
– Убедился? Вот и подумай, какую я имею силу на самом деле, если даже моя жалкая копия, которую создало твоё небогатое воображение, заставила тебя выйти из палаты и пройти в другое крыло больницы. А сейчас обрати внимание на звонок… Думаю, там что-то важное…
Только теперь Детектив осознал, что в кармане его халата настойчиво вибрирует мобильный телефон. На экране высветилось имя – Цицерон…
Глава 8
– Ну как ты, дружище? – спросил знакомый голос, не дожидаясь, когда Детектив скажет «Алло».
Детектив зажмурил глаза, а когда снова посмотрел на экран телефона, там светились буквы – Прокурор.
Показалось! – пронеслось в голове. Детектив облегченно вздохнул.
Показалось? – ехидно спросило подсознание. Детектив снова напрягся.
– Прокурор, это ты?
– Я, конечно. Это пока ещё мой номер. Как самочувствие-то?
– Да так, глюки ещё случаются, но в целом нормально всё. Откачали. Иду на поправку. Только что я… – и осёкся. Нужно ли говорить, куда его только что завело воображение?
Нужно. Он же друг. А с друзьями надо делиться своими проблемами. На то они и друзья.
Не нужно. Он же ещё и Прокурор. Если он решит, что у Детектива не все дома, процессу это явно не поможет.
В голове пронеслись слова Цицерона о Правде.
– Алло! Ты тут? Что ты только что?
– Да здесь я. Только что новости смотрел, узнал о сегодняшнем процессе. Как же так получилось? Ты же профессионал.
– Я поэтому и звоню, – Детектив как будто почувствовал на плечах тяжесть каждой буквы, произносимой Прокурором. – Извиниться хочу…
– Извинениями тут не поможешь. Все мы ошибки совершаем, идеальных нет. Главное, продолжать двигаться дальше, учитывая опыт прошлых неудач. – Детектив постарался стряхнуть с плеч слова, которые стали прижимать его к полу.
– Ты не понял, – каждое слово Прокурора теперь весило не меньше пудовой гири. – Я хочу извиниться, потому что отказываюсь от ведения этого дела.
У Детектива перехватило дыхание – тяжесть сказанного перекрыла кислород и собиралась ударить по голове, чтобы лишить его сознания.
– Как же так, дружище? – выдавил он, удивляясь, как его самого ещё не расплющило.
И тут Прокурора прорвало. Он бросился описывать Детективу сам процесс, припомнил то, как Цицерон улыбнулся, рассказал во всех красках о том, какой эффект произвели на собравшихся слова «перенести слушание». В выражениях Прокурор не стеснялся, в метафорах тоже. Он разразился в свой адрес страшными проклятиями за то, что дал словам Цицерона повлиять на расстановку сил и течение процесса. А затем перешёл к неутешительному выводу: если Цицерон сумел заронить сомнение, когда абсолютно все были настроены против него, ничего ему теперь не помешает внести в их ряды хаос и смятение. Свидетели начнут отказываться от своих показаний, видя их тщетность, а Присяжные один за другим начнут склоняться к тому, что весь процесс – всего лишь фикция…
Детектив слушал своего друга и не узнавал его. Где тот самоуверенный Прокурор, который ничего не боялся и всегда шёл до самого конца? Сейчас в его словах нет стройности, мысли спутаны, логика сильно исковеркана. Неужели Слово Цицерона и впрямь настолько сильно и влиятельно? Или это всего лишь реакция человека на поражение – человека, который всё время побеждал? Вторая формулировка устроила Детектива больше. Он решил во что бы то ни стало убедить Прокурора не только остаться на этом процессе, но и продемонстрировать Цицерону, что они сплочены и уверены в том, что поступают верно.
– Дерзай! – подбодрил его внутренний голос.
– Эх, Детектив, не видать тебе Правды, когда действуешь такими методами, – отозвался эхом в голове голос Цицерона.
Но на этот раз Детектив сумел подавить в себе воображаемого собеседника. Усилием воли он сбросил с себя оцепенение, вызванное словами Прокурора, и бросился с жаром убеждать своего друга в том, во что верил (или отчаянно хотел верить) сам…
Глава 9
Больше часа ушло на то, чтобы развеять сомнения Прокурора. В итоге он свёл всё к тому, что Цицерон просто воспользовался ситуацией. Более того, это была его отчаянная попытка напустить таинственности на свою якобы (на это слово он делал особый упор) загадочную личность. Мол, больше ему ничего не оставалось. Наполеон тоже, вернувшись в Париж в сопровождении русских гвардейцев, соврал своим землякам, что это его пленники (а на самом деле Наполеон на тот момент сам уже являлся пленником русских). Учитывая то, что на этот раз Детектив будет присутствовать на процессе, Цицерон окажется в безвыходной ситуации. Когда Детектив закончил говорить, Прокурор извинился за «минутную слабость» и пообещал сражаться против Цицерона до конца. Более того, закончив беседовать с Детективом, Прокурор обзвонил всех Свидетелей и Присяжных. Он убеждал их, чтобы стояли на своём, что больше такого балагана не повториться, и параллельно аккуратными намёками пытался узнать, какое действие возымели слова Цицерона. В голосе каждого он услышал лёгкую нотку сомнения и неуверенности, но в душе порадовался хотя бы тому, что никто не отказался от участия в деле.
Через два дня Детектива выписали из больницы, и они вместе с Прокурором принялись разрабатывать план. Они старались просчитать все варианты того, что будет говорить Цицерон в ответ на каждое свидетельское показание и обвинительные речи Прокурора. Детектива смущал лишь один нюанс, о котором он не говорил своему другу: они просчитали все варианты того, как бы вёл себя обычный преступник. Но Цицерон уже доказал, что кем-кем, а обычным он точно не является. Перед сном Детектив вызывал у себя в воображении копию Цицерона, однако она сначала просто над ним посмеивалась, а потом и вообще перестала появляться. Детектив (в очередной раз подавив сомнения) заставил себя поверить, что ей просто нечего возразить на его железобетонные доказательства. И с этими же мыслями в назначенный день он вошёл в зал суда…
Глава 10
После того как зал суда заполнился, Судья велел ввести обвиняемого. Взгляды всех присутствующих (а также объективы телекамер) оказались прикованы к двери. Однако прошло десять секунд, пятнадцать, тридцать, а конвой всё не появлялся. Детектив почувствовал неладное, Прокурор посмотрел на окружающих и увидел на их лицах то, чего меньше всего хотел увидеть: нарастающий с каждой секундой страх. Это был страх перед неизвестным…
Пошла уже вторая минута, Судья подозвал одного из охранников и приказал пойти проверить, не случилось ли чего.
В этот момент дверь открылась, и… вошёл Цицерон в сопровождении конвоя. Как ни в чём не бывало. Всего лишь опоздание на одну минуту. Со всяким может произойти. Но Детективу одного взгляда на Цицерона хватило, чтобы понять: эта задержка не была случайной. Цицерон рассчитал всё, включая своё прибытие. Всего одна минута, а зал уже заволновался и был близок к состоянию паники. Как можно такое предугадать? Заглянув в глаза Прокурора, Детектив увидел девятибальный шторм, бушующий в его душе. Увидел отчётливо. Разглядел каждую каплю. И этот шторм кричал о том, что всё предрешено… Процесс превратился в самую настоящую пытку: запуганные Свидетели, неуверенный Прокурор, вымученный приговор «Невиновен»… За каждой волной бури открывалась зияющая бездна – пасть рычащего животного. Детектив это понимал. И Прокурор это понимал. И самое страшное, что лучше всех это понимал Цицерон.
Как только Цицерон вошёл, ручка напряжения оказалась вывернута на максимум. Казалось, ещё немного, и в зале начнут сверкать молнии. Никто бы не удивился, если бы молнии полетели из глаз Цицерона: настолько холодной была его улыбка, и настолько пронзительным – его взгляд. Он шёл в сопровождении четырёх конвоиров, но в каждом его шаге было больше уверенности, чем во всех сидящих в зале вместе взятых. Даже Судья, которому было не занимать самообладания, понимал, что не он сейчас хозяин положения. Может быть, поэтому ему и не показалось странным, что обвиняемого не повели к клетке, а остановили прямо посреди зала.
Цицерон взглянул Судье в глаза и громко произнёс: – Задавайте ваш вопрос, Судья!
Волна высотой с десятиэтажный дом нависла над залом.
– Подсудимый, займите своё место, – Судья постарался сесть прямо и напомнить Цицерону, кто здесь главный.
– Задавайте ваш вопрос, Судья! – взгляд Цицерона пригвоздил Судью к месту, не давая подняться.
Корабль зала суда взлетел на самый гребень волны, откуда с ужасом смотрел вниз – туда, где разверзлась бездна.
– Конвой, проводите обвиняемого на место, – тон у Судьи стал не приказным, а просящим.
Конвой даже не шелохнулся.
– Задавайте ваш вопрос, Судья! – Цицерон был неумолим.
Корабль заскользил по водной глади вниз, теряя пассажиров.
Судья весь съёжился. Казалось, он уменьшился в размерах.
– Вы признаёте себя виновным? – голос Судьи был почти умоляющим.