Его бессмысленная сила
вдали от рабства и от зла
так высоко тебя носила
и никуда не унесла…
Под лязг железный, звон кандальный,
сквозь стон отцов и сыновей
поет нежданно и скандально
смешная птица – соловей.
2
Смотри, здесь корень чуда,
здесь чуда корешок.
Не говори: все худо! –
все будет хорошо!
Скажи, художник,
всем ли дается унести
свою большую землю,
как яблоко в горсти?
С ней говорить и слушать,
переливать в тиши
в ее большие уши
тревожный гул души.
В ее большие руки,
свисающие вниз,
дать найденные руды
с железом мысли в них.
В ее большие губы,
твердящие азы,
вложить жестокий,
грубый, карающий язык.
Вот над землею милой
румянится заря.
Неужто это мимо?
Неужто это зря?
В ее большие груди
Влить молоко любви.
Иначе мы не люди.
А надо быть людьми.
3
Давайте делать жизнь
по своему подобью,
на части разложив,
упрямо и подробно.
Из подлых мелочей,
нам захламивших душу,
из мыслей-малышей,
дрожащих, только дунешь.
Сгорая и боля,
из старого, родного,
истлевшего белья
давайте делать снова.
Горит наш детский рай,
трещат его основы,
в который это раз
всё начинаем снова?
Давайте делать так,
товарищи-поэты,
на мужества костяк
наращивая это.
Кладя любовь и мысль
(в начале было слово),
давайте делать мир
в который раз – и снова!
Тактика
Расправив крепкие зады
и мускулы литые,
выходят стричь свои сады
садовники лихие.
А потерять на этом деле
голову – обидно.
Я наклонюсь – на бренном теле
голову – не видно.
Они минуют мой баштан,
и в яркой оболочке
опять мотается башка
на тонком стебелечке!
Виталию брохштуту
Пижон с глазами тоскующими
в заломленной шляпе серой,
скажи мне, скажи, какую еще
мы выдумаем химеру?