Капитал. Том третий
Итак, затрата денежного капитала на покупку земли вовсе не представляет собой вложение земледельческого капитала. Напротив, она означает соответственное уменьшение того капитала, которым могут располагать в своей сфере производства мелкие крестьяне. Она уменьшает соответствующим образом размер их средств производства и поэтому суживает экономическую базу воспроизводства. Она подчиняет мелкого крестьянина ростовщичеству, так как в этой области вообще реже встречаются настоящие кредитные отношения. Она представляет собой помеху земледелию также и в том случае, когда её предпринимают крупные хозяйства. Она на самом деле противоречит капиталистическому способу производства, для которого в целом безразлична задолженность земельного собственника, всё равно, унаследовал ли он свой участок земли или купил его. Сам ли он забирает ренту, или же должен, в свою очередь, отдать её ипотечному кредитору, – это само по себе ничего не изменяет в ведении хозяйства в арендованном имении.
Мы видели, что при данной земельной ренте цена земли регулируется ставкой процента. Если последняя низка, то цена земли высока, и наоборот. Итак, при нормальных условиях высокая цена земли и низкая ставка процента должны бы идти рука об руку, так что, если бы крестьянин вследствие низкой ставки процента дорого заплатил за землю, то эта же самая низкая ставка процента должна была бы обеспечить ему на благоприятных условиях в кредит капитал для ведения хозяйства. В действительности при господстве парцеллярной собственности дело обстоит иначе. Прежде всего, к крестьянам не относятся общие законы кредита, так как они предполагают, что производитель является капиталистом. Во-вторых, там, где преобладает парцеллярная собственность – о колониях здесь нет речи – и парцеллярный крестьянин образует основу нации, образование капитала, то есть общественное воспроизводство, сравнительно слабо и ещё слабее образование ссудного денежного капитала в ранее изложенном смысле. Оно предполагает концентрацию и существование класса богатых праздных капиталистов (Масси {327}). В-третьих, в том случае, где собственность на землю составляет жизненное условие для большей части производителей и необходимую сферу для приложения их капитала, цена земли повышается независимо от ставки процента, а часто вместе с ней в силу превышения спроса на земельную собственность над предложением. За землю, продаваемую парцеллами, часто получают здесь гораздо более высокую цену, чем при продаже крупными массивами, так как здесь число мелких покупателей огромно, а число крупных покупателей мало («чёрные банды» {328}, Рюбишон {329}; Ньюмен {330}). По всем этим причинам здесь цена земли повышается при относительно высокой ставке процента. Относительно низкому проценту, который крестьянин извлекает здесь из капитала, затраченного на покупку земли (Мунье {331}), на противоположной стороне здесь соответствует высокая ростовщическая процентная ставка, которую сам крестьянин должен уплачивать ипотечному кредитору. Ирландская система обнаруживает то же самое, только в иной форме.
Поэтому цена земли, этот элемент, сам по себе чуждый производству, может достигать здесь такой высоты, что производство становится невозможным (Домбаль).
То обстоятельство, что цена земли играет такую роль, что купля и продажа земли, обращение земли в качестве товара, развивается до таких масштабов, практически является следствием развития капиталистического способа производства, при котором товар становится всеобщей формой всех продуктов и всех средств производства. С другой стороны, эти явления развиваются только там, где капиталистический способ производства получил лишь ограниченное развитие и не раскрыл все свои особенности; так как эти явления покоятся именно на том, что земледелие уже не подчинено – или ещё не подчинено – капиталистическому способу производства, а подчинено способу производства, сохранившемуся от погибших форм общества. Следовательно, вредные стороны капиталистического способа производства с его зависимостью производителя от денежной цены его продукта совпадают здесь с вредом, проистекающим от недостаточного развития капиталистического способа производства. Крестьянин становится купцом и промышленником без тех условий, при которых он мог бы производить свой продукт в виде товара.
Конфликт между ценой земли как элементом издержек производства для производителя и неэлементом цены производства продукта (даже если рента принимает определяющее участие в образовании цены земледельческого продукта, такого участия отнюдь не принимает капитализированная рента, которая авансируется на 20 и более лет) есть лишь одна из форм, в которых вообще выражается противоречие между частной собственностью на землю и рациональным земледелием, нормальным общественным пользованием землёй. Но, с другой стороны, частная собственность на землю, следовательно, экспроприация земли у непосредственных производителей – частная собственность одних, которая подразумевает отсутствие собственности на землю у других, – есть основа капиталистического способа производства.
Здесь, при мелком земледелии, цена земли, эта форма частной собственности на землю и результат такой собственности, выступает сама как ограничение производства. При крупном земледелии и при крупной земельной собственности, основывающейся на капиталистическом способе хозяйства, собственность тоже является ограничением, так как она стесняет фермера в производительных затратах капитала, приносящих выгоду в последнем счёте не ему, а земельному собственнику. При обеих формах на место сознательного рационального возделывания земли, как общей вечной собственности, неотчуждаемого условия существования и воспроизводства постоянно сменяющих друг друга человеческих поколений, выступает эксплуатация и расточение сил земли (не говоря уже о том, что эксплуатация ставится в зависимость не от достигнутого обществом уровня развития, а от случайных неодинаковых обстоятельств отдельных производителей). При мелкой собственности это происходит от недостатка средств и знаний, необходимых для применения общественной производительной силы труда. При крупной собственности – вследствие эксплуатации этих средств для возможно быстрейшего обогащения арендаторов и собственников. И в том и в другом случае – вследствие зависимости от рыночной цены.
Вся критика мелкой земельной собственности в конечном счёте сводится к критике частной собственности как границы и помехи для земледелия. К этому же сводится и вся противоположная критика крупной земельной собственности. Конечно, мы здесь для обоих случаев оставляем в стороне побочные политические соображения. Эта граница и эта помеха, которую всякая частная собственность на землю ставит земледельческому производству и рациональному возделыванию, сохранению и улучшению самой почвы, развивается и здесь и там только в различных формах, и в спорах об этих специфических формах зла забывается его основная причина.
Мелкая земельная собственность предполагает, что громадное большинство населения живёт в деревнях, что преобладает не общественный, а изолированный труд; что, следовательно, при этом исключается разнообразие и развитие воспроизводства, то есть и материальных, и духовных условий его, исключаются условия рациональной культуры. С другой стороны, крупная земельная собственность сокращает сельское население до постоянно понижающегося минимума и противопоставляет ему всё возрастающее, концентрирующееся в больших городах промышленное население; тем самым создаются условия, которые вызывают непоправимую брешь в процессе общественного и диктуемого естественными законами жизни обмена веществ, вследствие чего сила почвы расточительно растрачивается, а эта расточительная растрата при посредстве торговли распространяется далеко за пределы собственной страны (Либих {332}).
Если мелкая земельная собственность создаёт класс варваров, который наполовину стоит вне общества, который соединяет в себе всю грубость первобытных общественных форм со всеми страданиями и всей нищетой цивилизованных стран, то крупная земельная собственность подрывает рабочую силу в той последней области, в которой находит убежище её природная энергия и в которой она хранится как резервный фонд для возрождения жизненной силы наций – в самой деревне. Крупная промышленность и предпринимательское ведение крупного земледелия действуют рука об руку. Если первоначально они различаются тем, что первая истощает и разрушает больше рабочую силу, а следовательно, естественную силу человека, между тем как второе более непосредственно опустошает и разоряет естественную силу земли, то позже, с ходом развития, они подают друг другу руку: предпринимательская система и в деревне истощает рабочего, а промышленность и торговля, в свою очередь, создают для земледелия средства истощения почвы.
ОТДЕЛ СЕДЬМОЙ
ДОХОДЫ И ИХ ИСТОЧНИКИ
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
ТРИЕДИНАЯ ФОРМУЛА
I[142]
Капитал – прибыль (предпринимательский доход плюс процент), земля – земельная рента, труд – заработная плата: вот триединая формула, которая охватывает все тайны общественного процесса производства.
Далее, поскольку процент, как это показано раньше {333}, выступает как специфический, характерный продукт капитала, а предпринимательский доход в противоположность проценту – как независимая от капитала заработная плата, то указанная триединая формула точнее сводится к следующей:
Капитал – процент, земля – земельная рента, труд – заработная плата; в этой формуле прибыль, форма прибавочной стоимости, специфически характеризующая капиталистический способ производства, благополучно устраняется.
При ближайшем рассмотрении этого экономического триединства мы находим следующее:
Во-первых, мнимые источники богатства, которым можно располагать каждый год, относятся к совершенно различным сферам и не имеют ни малейшего сходства между собой. Они относятся друг к другу примерно так же, как нотариальные пошлины, свёкла и музыка.
Капитал, земля, труд! Но капитал – это не вещь, а определённое, общественное, принадлежащее определённой исторической формации общества производственное отношение, которое представлено в вещи и придаёт этой вещи специфический общественный характер. Капитал – это не просто сумма материальных и произведённых средств производства. Капитал – это превращённые в капитал средства производства которые сами по себе столь же являются капиталом, как золото или серебро сами по себе – деньгами. Монополизированные определённой частью общества средства производства, обособившиеся до отношению к живой рабочей силе продукты и условия приведения в действие самой этой рабочей силы, – вот что в силу этой противоположности персонифицируется в капитале. Не только продукты рабочих, превратившиеся в самостоятельные силы, продукты как поработители и покупатели своих производителей, но также и общественные силы и будущая… {?неразборчиво} {334} форма этого труда противостоят им как свойства их продукта. Следовательно, мы имеем здесь определённую, на первый взгляд весьма мистическую, общественную форму одного из факторов исторически сложившегося общественного процесса производства.
А теперь рядом с этим земля, неорганическая природа как таковая, «rudis indigestaque moles» {335}, то есть во всей её первозданности. Стоимость – это труд. Поэтому земля не может создать прибавочной стоимости. Абсолютное плодородие почвы не приводит к чему-либо другому, кроме как к тому, что известное количество труда даёт известный, обусловливаемый естественным плодородием почвы, продукт. Различие в плодородии почвы приводит к тому, что одни и те же количества труда и капитала, следовательно, одна и та же стоимость, выражаются в различных количествах земледельческих продуктов; следовательно, эти продукты имеют различные индивидуальные стоимости. Выравнивание этих индивидуальных стоимостей в рыночные стоимости приводит к тому, что «преимущества более плодородных земель по сравнению с менее плодородными… переходят от земледельца или потребителя к земельному собственнику» (D. Ricardo. «On the Principles of Political Economy, and Taxation». [London, 1821, p. 62]).
И, наконец, в качестве «третьего в союзе» {336} фигурирует простой призрак – труд [ «die» Arbeit], который есть не что иное, как абстракция, и как таковой вообще не существует или, если мы возьмём… {неразборчиво} {337} – производительная деятельность человека вообще, посредством которой он осуществляет обмен веществ с природой, не только лишённая всякой общественной формы и определённого характера, но выступающая просто в её естественном бытии, независимо от общества, отрешённо от каких бы то ни было обществ и, как выражение жизни и утверждение жизни, общая ещё для необщественного человека и человека, получившего какое-либо общественное определение.
II
Капитал – процент; земельная собственность, частная собственность на землю, и именно современная, соответствующая капиталистическому способу производства, – рента; наёмный труд – заработная плата. Итак, в этой форме должна заключаться связь между источниками дохода. Как капитал, так и наёмный труд и земельная собственность есть исторически определённые общественные формы, одна – труда, другая – монополизированной земли, и к тому же обе есть формы, соответствующие капиталу и принадлежащие одной и той же экономической общественной формации.
Первое, что́ бросается в глаза в этой формуле, заключается в том, что рядом с капиталом, рядом с этой формой одного элемента производства, принадлежащей определённому способу производства, определённой исторической структуре общественного процесса производства, рядом с элементом производства, слившимся с определённой общественной формой и представляемым в ней, непосредственно ставятся: земля – с одной стороны, труд – с другой, два элемента реального процесса труда, которые в этой вещественной форме являются общими для всех способов производства, являются вещественными элементами всякого процесса производства и не имеют никакого отношения к его общественной форме.
Во-вторых. В формуле: «капитал – процент, земля – земельная рента, труд – заработная плата» капитал, земля, труд соответственно выступают как источники процента (вместо прибыли), земельной ренты и заработной платы, являющихся их продуктами, плодами; первые – основание, вторые – следствие, первые – причина, вторые – результат; причём каждый отдельный источник относится к своему продукту, как к чему-то выделенному и произведённому им. Все три вида доходов, процент (вместо прибыли), рента, заработная плата, есть три части стоимости продукта, следовательно, вообще части стоимости, или, в денежном выражении, известные денежные части, части цены. Хотя формула: капитал – процент есть самая бессодержательная формула капитала, но тем не менее это – его формула. Но каким образом земля может создать стоимость, то есть общественно определённое количество труда да ещё именно ту особую часть стоимости её собственных продуктов, которая образует ренту? Земля служит фактором производства известной потребительной стоимости, известного материального продукта, например пшеницы. Но она не имеет никакого отношения к производству стоимости пшеницы. Поскольку в пшенице представлена стоимость, пшеница рассматривается лишь как определённое количество овеществлённого общественного труда, совершенно независимо от особого вещества, в котором представлен этот труд, или от особой потребительной стоимости этого вещества. Это не противоречит тому, что 1) при прочих равных условиях дешевизна или дороговизна пшеницы зависит от производительности земли. Производительность земледельческого труда связана с природными условиями, и в зависимости от производительности последних одно и то же количество труда бывает представлено в большем или меньшем количестве продуктов, потребительных стоимостей. Как велико количество труда, представленное в одном шеффеле, это зависит от того, какое количество шеффелей доставляется данным количеством труда. От производительности земли здесь зависит, в каких количествах продукта представлена стоимость; но эта стоимость дана независимо от такого распределения. Стоимость представлена в потребительной стоимости; а потребительная стоимость есть условие созидания стоимости; но глупо делать противопоставление там, где на одной стороне стоит потребительная стоимость, земля, а на другой стороне – стоимость, и притом ещё особая часть стоимости. 2) {Здесь рукопись обрывается.}
III
Вульгарная политическая экономия в действительности не делает ничего иного, как только доктринёрски истолковывает, систематизирует и оправдывает представления агентов буржуазного производства, захваченных отношениями этого производства. Поэтому нас не может удивлять то обстоятельство, что как раз имея дело с отчуждённой формой проявления экономических отношений, в которой они prima facie {338} принимают нелепый характер и полны противоречий, – а если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишня, – что именно здесь вульгарная политическая экономия чувствует себя совсем как дома и что эти отношения представляются ей тем более само собой разумеющимися, чем более скрыта в них внутренняя связь, хотя для обыденного представления они кажутся привычными. Поэтому она нисколько не понимает, что триединство, из которого она исходит: земля – рента, капитал – процент, труд – заработная плата или цена труда, есть prima facie три невозможных компонента. Прежде всего перед нами потребительная стоимость, земля, которая не имеет стоимости, и меновая стоимость, рента: таким образом общественное отношение, взятое как вещь, поставлено в отношение пропорциональности к природе; то есть выходит, что в известное отношение друг к другу ставятся две несоизмеримые величины. Затем капитал – процент. Если под капиталом понимается определённая сумма стоимости, самостоятельно представленная в деньгах, то prima facie является бессмыслицей то, что стоимость есть бо́льшая стоимость, чем она стоит. Как раз в формуле «капитал – процент» отпадает всякое опосредствование, и капитал сводится к своей самой общей, но потому и не объяснимой из себя самой и абсурдной формуле. Именно потому вульгарный экономист и предпочитает формулу «капитал – процент», с таинственным свойством стоимости быть неравной себе самой, формуле «капитал – прибыль», что последняя уже ближе подходит к действительному капиталистическому отношению. А потом, сознавая, что 4 не есть 5 и потому 100 талеров не могут быть 110 талерами, вульгарный экономист ищет спасения от капитала как стоимости в вещественной субстанции капитала, в его потребительной стоимости как условии производства, в машинах, сыром материале и т. д. Таким образом, вместо непонятного первого отношения, при котором 4 = 5, опять выводят совершенно несообразное отношение между потребительной стоимостью, вещью, с одной стороны, и определённым общественным производственным отношением, прибавочной стоимостью, с другой стороны, как и в случае с земельной собственностью. Как только вульгарный экономист доходит до этих несообразностей, ему всё становится ясным, он уже не чувствует потребности раздумывать дальше. Ибо он дошёл как раз до «рационального» в буржуазном представлении. Наконец, труд – заработная плата, цена труда, как показано в «Капитале», кн. I, есть выражение, которое prima facie противоречит понятию стоимости, равно как и понятию цены, которая вообще сама есть лишь определённое выражение стоимости {339}; «цена труда» столь же иррациональна, как и «жёлтый логарифм». Но как раз этим-то больше всего и удовлетворяется вульгарный экономист, потому что он тут дошёл до глубокого воззрения буржуа, который находит, что он платит деньги за труд, и так как именно противоречие формулы понятию стоимости снимает с него обязанность понять последнюю.
* * *Мы[143] видели, что капиталистический процесс производства есть исторически определённая форма общественного процесса производства вообще. Этот последний есть одновременно и процесс производства материальных условий существования человеческой жизни, и протекающий в специфических историко-экономических отношениях производства процесс производства и воспроизводства самих производственных отношений, а тем самым, и носителей этого процесса, материальных условий их существования и взаимных их отношений, то есть определённой общественно-экономической формы последних. Ибо совокупность этих отношений, в которых носители этого производства находятся к природе и друг к другу и при которых они производят, – эта совокупность как раз и есть общество, рассматриваемое с точки зрения его экономической структуры. Капиталистический процесс производства, подобно всем его предшественникам, протекает в определённых материальных условиях, являющихся, однако, в то же время носителями определённых общественных отношений, в которые вступают индивидуумы в процессе воспроизводства своей жизни. Как те условия, так и эти отношения являются, с одной стороны, предпосылками, с другой стороны – результатами и продуктами капиталистического процесса производства; они производятся и воспроизводятся последним. Далее мы видели: капитал, – а капиталист есть лишь персонифицированный капитал и функционирует в процессе производства лишь как носитель капитала – итак, капитал выкачивает в соответствующем ему общественном процессе производства из непосредственных производителей, или рабочих, определённое количество прибавочного труда, который он получает без эквивалента и который по своей сущности всегда остаётся принудительным трудом, хотя бы он и казался результатом свободного договорного соглашения. Этот прибавочный труд выражается в прибавочной стоимости, и эта прибавочная стоимость существует в прибавочном продукте. Прибавочный труд вообще, как труд сверх меры данных потребностей, всегда должен существовать. Но при капиталистической, как и при рабовладельческой системе и т. д., он имеет только антагонистическую форму и дополняется полной праздностью известней части общества. Определённое количество прибавочного труда требуется для страхового фонда от разного рода случайностей для обеспечения необходимого, соответствующего развитию потребностей и росту населения прогрессивного расширения процесса воспроизводства, что с капиталистической точки зрения называется накоплением. Одна из цивилизаторских сторон капитала заключается в том, что он принуждает к этому прибавочному труду таким способом и при таких условиях, которые для развития производительных сил, общественных отношений и для создания элементов высшей новой формы [höhere Neubildung] выгоднее, чем при прежних формах рабства, крепостничества и т. д. Он приводит таким образом, с одной стороны, к ступени, на которой отпадают принуждение и монополизация общественного развития (включая сюда его материальные и интеллектуальные выгоды) одной частью общества за счёт другой; с другой стороны, эта ступень создаёт материальные средства и зародыш для отношений, которые при более высокой форме общества дадут возможность соединить этот прибавочный труд с более значительным ограничением времени, посвящённого материальному труду вообще. Потому что в зависимости от развития производительной силы труда прибавочный труд может быть велик при общей небольшой продолжительности рабочего дня и относительно мал при общей большой продолжительности рабочего дня. Если необходимое рабочее время = 3 часам и прибавочный труд = 3 часам, то весь рабочий день = 6 часам и норма прибавочного труда = 100 %. Если необходимый труд = 9 часам и прибавочный труд = 3 часам, то весь рабочий день = 12 часам, а норма прибавочного труда = только 331/3%. Таким образом, от производительности труда зависит, сколько потребительной стоимости производится в течение определённого времени, а следовательно, также и в течение определённого прибавочного рабочего времени. Следовательно, действительное богатство общества и возможность постоянного расширения процесса его воспроизводства зависит не от продолжительности прибавочного труда, а от его производительности и от большей или меньшей обеспеченности тех условий производства, при которых он совершается. Царство свободы начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью, следовательно, по природе вещей оно лежит по ту сторону сферы собственно материального производства. Как первобытный человек, чтобы удовлетворять свои потребности, чтобы сохранять и воспроизводить свою жизнь, должен бороться с природой, так должен бороться и цивилизованный человек, должен во всех общественных формах и при всех возможных способах производства. С развитием человека расширяется это царство естественной необходимости, потому что расширяются его потребности; но в то же время расширяются и производительные силы, которые служат для их удовлетворения. Свобода в этой области может заключаться лишь в том, что коллективный человек, ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того чтобы он господствовал над ними как слепая сила; совершают его с наименьшей затратой сил и при условиях, наиболее достойных их человеческой природы и адекватных ей. Но тем не менее это всё же остаётся царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческих сил, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на этом царстве необходимости, как на своём базисе. Сокращение рабочего дня – основное условие.
