Записки военного дознавателя

– Аварии? Что за авария?

– Ты первый раз здесь что ли? – спросил капитан, – меня, кстати, Виктором зовут. – Он протянул руку, и мы познакомились.

– Есть хочешь? – спросил я.

Витя кивнул, и я достал ко всему буханку хлеба. Сайру он истолок в труху, а затем вместе с маслом выложил на ломти хлеба. Подоспел и чай. Уничтожив бутерброд, Витя стал рассказывать, время от времени прихлебывая чай.

– Это вообще какой-то проклятый город, – начал он неожиданно круто. – Люди здесь, в основном, больше пяти лет не живут.

– Как это? – удивился я.

– Ну вот так: приезжают, понимаешь, подзаработают, и – назад. Жить тут трудно, слов нет, но и платят, как в заполярье.

– А чем тут занимаются?

– Как чем? Здесь несколько шахт с хромовой рудой. «Тау» – по-казахски значит «гора». То есть – Гора Хрома, так город и назвали. Говорят еще, что тут чуть не четверть мировых запасов хрома. А жизнь – как у черта в жопе. Сам увидишь скоро.

– Что, даже отопление не могут наладить? – спросил я.

– Да это вообще тема отдельная, – ответил Витя, откусывая хлеб. – Почти сразу после большой аварии, я тебе после про нее расскажу, завезли сюда с «материка» трубы. Чтобы нормально теплотрассу сделать, ну, и в домах трубную разводку обновить. Однако как водится, через неделю труб не стало. Куда подевались – ищи свищи! Ну вот…а тут, спустя месяца три, морозы ударили, как теперь, и трубы в домах лопнули почти везде. Ну, народ-то тут ушлый, давай электричеством обогреваться. Но не за свои же деньги, в самом деле! Намотают, бывало, проволоку на кирпич и тянут на чердак, чтобы – в обход счетчика. И так – все до одного! Ну, подстанцию и выбило от перегрузки. А на улице – минус сорок, да ветер, как теперь, то есть, считай – все минус пятьдесят. Да пурга метет уже с неделю. То есть, другими словами, аварийка не приедет, пока дорогу не расчистят. А на это не меньше недели уйдет, а то и все две ждать нужно… Ну, народ не растерялся и давай квартиры газом отапливать… А газ-то здесь – привозной. Он, понятно, через пару дней и закончился тоже.

– Ух ты! И как же они? – меня даже передернуло.

– Ну как… – Витя отхлебнул чаю, – стали воровать ящики возле магазинов, делать на балконах костры. На них как-то еду готовили, чай и все такое… И в общем, потом все это повторялось несколько раз: починят электричество – уедут, а оно снова – в отключку. Топят газом – он заканчивается через пару дней, и так далее, до самой весны. С весной полегче стало. Но появилась другая проблема. Вода из разорванных труб стекла в подвалы и там завелись комары. Да какие! Веришь или нет, а народ на больничный с укусами уходил! Нет, ты прикинь, главврач города на совещании в обкоме делает доклад, что у него семьдесят пять процентов больничных – от укусов комаров! И это в городке посреди степи, где болот вообще никто никогда не видел! Ну, там, понятно, никто не поверил, создали комиссию, а когда приехали, так все на жопу и сели! Такой разрухи они себе и представить не могли! И это в городе, откуда, считай, сплошную валюту качают!

В общем, пообещали, что наладят все… и что-то даже наладили, но вот теперь отопление, сам видишь какое!

– А что за большая авария, ты говоришь была? – спросил я.

– А, то вообще особый случай… Как говорится, не к ночи будь сказано… Но тебе расскажу, раз ты тоже военный, – он заулыбался, словно бы извинялся заранее, мол история нелепая, но я уж за что купил, за то и продаю.

– В общем, – продолжал капитан, – есть тут одна легенда. А может и не легенда… Местные кочевники в нее верят, как ты, скажем, в марксизм-ленинизм…

Я кашлянул, поскольку пример был явно неудачный.

– В общем, перед большой бедой всегда местному шаману, когда он справляет баксы сарыны – это что-то вроде молитвы, очень важной – является дух некоего Адай-бая. Не знаю толком кто это. Говорят, был такой разбойник, масштабом поменьше Чингиз-хана, но как говорится, память о нем все еще живет. В общем, на этой самой памяти кочевников он являлся перед войной, перед большим мором скота и еще много раз. В общем, шаман тот, как справил свой баксы сарыны, на другой день заявился прямо в шахтоуправление и сказал, мол, чтобы завтра на работы не выходили. Большая беда будет! Ну, те, понятно, посмеялись, да пошли своими делами заниматься.

Ночная смена прошла нормально, а наутро, главный инженер сказал, что спустится вместе со сменой, проверить, что и как. В целом, и та смена прошла хорошо, а когда все собрались уже у клети, чтобы наверх подниматься, главный вдруг услышал странный скрип. Приказал всем заткнуться, и стал слушать…

– А ну, говорит, мужики, валим, отсюда к грузовому стволу!

Ну, работяги сначала поупирались – до грузового было километра полтора топать по штрекам – но потом пошли за главным – делать нечего. Хотя, сам понимаешь, после смены не особо это интересно топать по воде полторы версты. Однако, когда прошли метров двести-триста, и услышали дикий грохот, словно землетрясение, и потом облако серой пыли заполнило весь штрек – людской ствол обвалился!

– Как это? Вертикальный ствол, и обвалился? —спросил я.

– То-то и оно! Это очень редко бывает. Как и все в этом городе, шахту тоже строили на тяп-ляп. Геологическую разведку грузового ствола сделали вроде бы правильно, а людского – не делали вовсе, так потом комиссия заключение выдала. Типа – на фиг надо? Между ними всего-то полтора километра! Что там может быть другого? А там оказались какие-то нестабильные пласты, или еще чего, я – не специалист, и все это «хозяйство» поехало, что называется. К слову, если бы не главный, то все бы там и остались. Тогда несколько десятков тысяч тонн породы обрушилось. Ствол даже восстанавливать не стали. Так-то…

– Вот это – да! – только и сумел вымолвить я.

– Ладно, – сказал Витя, – Пойду уже, пожалуй… Время позднее. Если какие вопросы – я в триста двенадцатом, заходи, если что по-простому… Да, и за чай спасибо. – Он протянул руку, и мы попрощались.

***

В течение всей службы я вывел посредством многочисленных экспериментов любопытную эмпирическую формулу: спать без шапки можно только тогда, когда в комнате температура не ниже плюс десяти. Если же холоднее хоть на полградуса – никак не заснуть. В этом смысле моя первая ночь в гостинице была неспокойная. Спать с головой под одеялом я никогда не мог. В ушанке тоже не заснуть – жутко неудобно, а тонкую лыжную шапочку я из дома прихватить не сообразил, впрочем, я даже и представить не мог, что она может где-нибудь понадобиться. В общем, всю ночь я пытался соорудить из шарфика некое подобие чалмы, но успехи мои были смехотворны. Впрочем, терпение – оборотная сторона успеха, и потому навыки в производстве головных уборов среднего Востока ко мне все-таки пришли где-то в районе пяти утра, хоть и результат моего кустарного производства никак не являл собою образец высокого мастерства.

Проснулся я в девять. В те годы я увлекался разного рода самоистязаниями вроде обливания холодной водой, но в данных обстоятельствах, подобные занятия выглядели бы куда нелепее, чем поездка в Тулу с собственным самоваром. В общем, скорее, чтобы немного разогреться, я попрыгал, упал-отжался, а затем, когда тело приобрело, наконец, некоторую гибкость – снова запарил кашу и залил кипятком ложку растворимого кофе.

На улице мело неистово. Ветер чудовищными порывами раскачивал редкие деревья, а плотность снега была такая, что ближайшие ко мне фонари я еще видел, но дальше – почти ничего. Вылезать на свежий воздух мне не очень-то хотелось, но, с другой стороны, отлеживаться в этой дыре тоже смысла большого не было. Лучше было бы сэкономить день-другой с тем, чтобы побыть с семьей в Киеве, через который я прокладывал все маршруты своих командировок. И лишь пару-тройку дней, отогревшись и отъевшись, я снова не спеша двигал дальше в свой Чернигов. Вообще, наверное, лишь спустя год службы я понял весь глубинный смысл исключительно мудрой присказки моего комбата: «Кто службу понял, тот – не спешит!»

Обернув ноги припасенной загодя газетой, я лишь затем натянул на них шерстяные носки. Получились эдакие объемистые валики, которые я не без труда пропихнул в хромовые сапоги. Потопав, чтобы сапоги пришлись по ноге, я затем накинул шинель, и опустив клапаны ушанки, двинулся на поиски городского военкомата. Хромтау оказался довольно маленьким городком, и почти до любой точки можно было дойти пешком. Несколько вопросов у местных, полчаса блужданий в полупрозрачной пурге и, вот, нужное мне учреждение нашлось. Я его узнал сразу по характерным решёткам на окнах в виде пятиконечных звезд. Здание было одноэтажное, сильно облупившееся, и потому было видно, что красили его то желтой, то зеленой краской, и в последний раз, видимо, лет пять-семь тому назад.

Дверь была снаружи обита железом, а изнутри – черным, тоже весьма обшарпанным, как и все здание, дерматином, с ватной подбивкой.

На вопрос, где сидит военком, дежурный старшина угрюмо указал мне карандашом, которым он только что разгадывал кроссворд, на дверь в конце коридора. Я прошел, как и было сказано, мимо дверей двух кабинетов, когда наконец увидел табличку: «Военный комиссар майор В.М.Абрамов». Я постучал и тотчас открыл дверь. В комнате с мутноватыми заиндевелыми окнами было сильно накурено. За столом, метрах в трех от двери сидел худой лысоватый человек в форме с общевойсковыми петлицами и погонами майора.

– Разрешите, – сказал я и кашлянул.

Майор оторвался от бумаг и таким же мутным, как окна в комнате взглядом посмотрел на меня.

– Заходи, – сказал он и снова уткнулся в бумаги. – Опять с проверкой что ли?

– Никак нет, – ответил я, – скорее – с поручением.

– С каким еще? – майор насторожился.

Я рассказал все по порядку, кто я и откуда, а затем достал из папки несколько бумаг и передал майору.

– А документы у тебя есть? – вдруг спросил военком и почему-то весь напрягся.

– Так точно! Я достал офицерскую книжку и удостоверение военной прокуратуры.

Майор, поглядывая то на меня, то на документы, осторожно взял их в руки и затем положил на стол. Он на них взглянул лишь мельком и после снова уставился на меня.

– Из Украины, говоришь? – сказал он как-то рассеянно и затем откинулся на спинку кресла.

– Да, – ответил я, – Из Чернигова….

– Вижу, что из Чернигова… Киевский, стало быть, округ…Это хорошо… на обратном пути Олегу Святославичу привет от меня передай… – он хмыкнул.

Я не знал, что сказать.

Майор покрутил перед глазами удостоверением, явно не читая его, и затем отдал мне.

– Ай… да по херу мне все… – вдруг неожиданно выдал он. – Дальше не сошлют… Некуда…

Я снова промолчал, поскольку вообще не понимал, что происходит.

– Так чего тебе надобно, конкретно? – майор уставился на меня.

– Вот постановление прокуратуры…. Я должен взять личные дела пяти человек…

– Зачем? – оборвал он меня.

– Как зачем? – удивился я, – Идет следствие по уголовному делу. Все пятеро подследственных из вашего призыва…

– И чего натворили? – спросил майор явно без всякого интереса.

– Да так… ерунда, в сущности. Ушли в самоволку и магазин обокрали.

– И много украли? – спросил майор, хотя теперь мне было совершенно очевидно, что ему и я, и весь этот мой визит были глубоко безразличны. Он лишь пытался поддерживать разговор, из каких-то странных представлений о вежливости.

– Не особенно. – ответил я, – Два ящика водки, колбасу, килограммов пять, одежду кое какую… Всего, рублей на пятьсот, кажется.

– И чего им светит теперь?

– Не знаю. – ответил я, – Пока до двух лет вроде. Но, может и дисбатом отделаются. Зависит от характеристик, что в личных делах. Затем и приехал.

– Понятно, понятно… – пробурчал майор, а затем взгляд его просветлел, он вскинул голову и даже, кажется, немного улыбаясь, спросил:

– Выпить хочешь?

Я растерялся. Вообще, я практически не пил, а тем более с незнакомыми людьми, да еще и в такую рань, но тут был явно какой-то особый случай, и я лишь пожал плечами.

Майор, не дожидаясь моего ответа, вскочил и запер дверь на ключ:

– Раздевайся! Шинель вот на вешалку давай сюда. А сам – поближе к печке. Не привык небось к нашей погодке?

– Не привык… – ответил я, стягивая шинель. – А вы привыкли уже?

– Какой там! – он махнул рукой. – Я сам из Симферополя. Университет в Харькове кончал. Химфак. Хотел в аспирантуру, да вот замели… как тебя.

Майор, словно фокусник вытащил откуда-то тарелку, на которой лежала половина луковицы, четверть буханки хлеба и кусок сала, величиной с ладонь. Еще одно движение и на столе оказалась бутылка отличного армянского коньяка.

– Так вот и живем… – подытожил он.

Майор упрвылялся четко, словно иллюзионист: бах – и одним махом на столе появилось два граненых стакана! Хлоп, и от бутылки отлетела пробочка. Еще одно какое-то едва заметное движение и каждый стакан заполнился на половину.

– Ну… за знакомство! – сказал майор, мы чокнулись и он, запрокинув голову, влил в себя содержимое своего стакана одним махом.

Поставив стакан на стол, майор крякнул и снова потянулся за бутылкой.

Я тоже сделал глоток. Коньяк был очень хорошим.

– Давай по второй, а после уже закусим немного! – майор тем же неуловимым движением снова наполнил стаканы до полвины.

Мы снова выпили.

Хозяин кабинета откуда-то из стола достал складной ножик, молниеносно открыл его и быстро нарезал сало, лук и хлеб.

– Угощайся! Чем богаты, как говорится…

Я взял кусок хлеба и сало.

– Ну как тебе тут у нас? – спросил он.

– Пока не знаю. Я вчера ночью только приехал. – ответил я уклончиво.

– Как дела свои сделаешь, вали отсюда бегом! Понял? Нечего тут нормальному человеку делать! И вообще забудь, что приезжал сюда!

– Почему? – спросил я.

– Да потому что хуже места на земле нету. Понял? Чернее города не бывает!

– А вы как же тут? – спросил я.

– Давай на ты, ладно? В кои -то веки здесь встретишь нормального человека, так еще выкать зачем-то…

Я пожал плечами.

– Меня Валерой зовут, – он протянул руку. Я тоже назвался.

Откусив половину своего бутерброда, я спросил:

– А что значит, что тут нет нормальных людей?

– А то и значит. Здесь ведь, если хочешь знать, даже не пьют почти. Водку, я имею в виду. А всякую гадость – это – да… Коктейль «три пшика», заешь что такое?

– Нет…

– И понятно! Потому что ты – нормальный. А «три пшика» это, скажем, берут они кружку пива и с расстояния вытянутой руки пшикают туда дихлофосом! Три раза. Можешь себе такое представить?

– Как это? – я не поверил.

– А вот так… После этого такая дурь на них находит… В общем, людьми их тогда назвать трудно. Или, скажем, что-то такое курят от чего мозги совсем пропадают… Вот неделю назад пацан – веришь – четырнадцать лет сопляку, пожилую женщину в подъезде зарезал. Спрашивают: «Почему?», а он и ответить не может. Не помнит. По вечерам здесь очень опасно… Так что, как только дела все поделаешь – жопу в горсть – и скачками до хаты!

– Слушай, – спросил я, – если тут такое творится, как ты призывников набираешь?

Майор грустно хмыкнул.

– Они уже больше одного призыва в год и не требуют… Здесь, как ты понял уже и брать-то некого, а потому – катаюсь вот по стоянкам кочевников, там пытаюсь хоть пару десятков наскрести. Но все равно, толку мало… Да и отловить я кого-то могу только летом. Потому и требуют людей лишь в осенний призыв.

– Почему? – удивился я.

– Что почему? – спросил майор и налил еще понемногу, – Степь развозит – только на вездеходе можно проехать. А где ж его взять? Приезжали тут с проверкой в марте, ну и поперлись на газике… Вертолетом потом их доставали оттуда. Так что только летом и катаюсь по их стойбищам. Меня вообще-то кочевники уважают, да и я им всегда привожу чего-нибудь полезного. То соли, то патронов… В общем, если не дружить, то вообще ничего не будет.

Мы выпили. Майор занюхал луковицей. Он почти ничего не ел, и в глаза подернулись вдруг какой-то тоскливой собачьей слезой. Ничего кроме беспросветного отчаяния они не выражали.

– Но это ведь только полдела – собрать бойцов… – Он снова помолчал и затем все-таки закинул в рот кусочек сала. – Наловить их, говорю, – это только полдела, – сказал он, жуя.

– А что еще? – я не понимал практически ничего, из того, что рассказывал майор, поскольку ничего подобного прежде никогда не встречал. Не видел такой беспросветной жизни, не видел людей, которые бродят по улицам словно живые мертвецы, накурившись бог весть чего, и готовы убивать просто так, по какому-то темному внутреннему зову. Не представлял, что где-то в СССР есть места, где люди выживают на лютом морозе, делая костры на балконах… В общем я снова почувствовал себя инопланетянином. В который раз уже…

– Что еще? А ты представь, что человеку девятнадцать-двадцать лет и он нигде, кроме своего кочевого стана не был! Нигде, понимаешь? Даже в райцентре! За солью, за спичками и всем таким прочим едет раз в месяц или того реже какой-нибудь пожилой аксакал. А молодежь – работать должна, а не прохлаждаться.

И вот я их повыловлю человек двадцать, скажем, в июле. И сидят они у меня под замком, потом еще у других человек десять привезу… Все это незаконно, конечно, – ну, собирать людей до приказа о призыве, но сам понимаешь, иначе-то как? К августу у меня уже получается более -менее сформирована команда. И начинаю их учить всему…

– Чему всему? Типа, уставам и строевой? – Спросил я.

– Ты смеешься? – майор посмотрел на меня очень серьезно. – Они ведь даже казахского не знают, а говорят на каком-то своем диалекте. Но, впрочем, казахскому обучаются быстро. Потом потихоньку русский осваиваем: просто основные команды, типа «смирно!», «кругом» и тому подобное. И попутно все остальное: как туалетом пользоваться, как в вагон заходить. Они ведь ничего этого никогда не видели. А в конце концов, сам понимаешь, что никуда кроме стройбата я их отправить не могу. А потому измордовали меня проверками, как сивку-бурку: все думают, что я тут за взятки толковых бойцов отпускаю на волю, так сказать. Не могут поверить в то, что я тебе говорю.

– Ну, вот, хоть до майора дорос. А могли бы и вовсе «вечным капитаном» оставить. Я такого тоже видел много.

– Хотели… Но все ж-таки повысили… Для солидности, так сказать… Чтобы у местных больше уважения, что ли было… Но это, последнее мое повышение, я думаю.

– Почему?

– Да, случай тут был… с месяц назад… все из головы не выходит.

– Что за случай? – спросил я.

– Ай… – майор махнул рукой.

– Ну чего ты, расскажи, интересно же, – мне и правда было с ним очень интересно и как-то необыкновенно душевно.

– Кому ни рассказываю, все – на смех поднимают. Не верят. – буркнул майор обиженно.

– Я не буду, я люблю всякое странное.

– Правда? Ну слушай… Снится мне как-то сон, что стало жарко и я пытаюсь что-то сделать, но не могу, это как солнце выключить… Мечусь туда-сюда, понимаю, что надо тень искать… А потом вижу вокруг полно пацанов… разных… кому двенадцать, кому – восемнадцать на вид… Ну, я их давай собирать – и в тень… Проснулся – жуть – весь в поту… было часа два ночи… и потом заснуть не смог. Пошел на кухню, выпил сто грамм… думал поможет, но – нет… Так и провалялся до утра… А после, спустя неделю, кажется… Точно, дело в октябре было – степь еще не развело полностью – прискакивает на лошади один знакомый мне аксакал. Ну, имена называть не буду – тебе пофиг! В общем, – говорит, – какой-то там дух к их шаману приходил… И говорит, что, ежели, когда я бойцов на будущий год повезу, и спать не буду, то удастся кого-то спасти… Кого спасти? От чего? Не спрашивай. Не знаю. Вот только что-то внутри меня словно дырку прожгло. Точно знаю, что это мой последний год на этой земле… Так-то…

Поначалу я не знал, что сказать. Банальные «да ладно, брось!» были явно не к месту, а чем-то более серьезным я тогда не владел. В общем, я промолчал.

– Ну чё, не веришь? – спросил майор.

– Почему это? Верю. Просто не знаю, что сказать. Много тут всякого… Хотя, конечно, осторожность тебе явно не помешает… Особенно, когда бойцов повезешь…

– Ага… я тоже так подумал сперва. – Сказал майор и отхлебнул из стакана.

– А теперь что, другое думается? Почему?

– Да нет… то, что случится что-то по дороге, тут у меня сомнений нет. Вопрос в том, зачем противиться? Ну что мне светит в этом мире? Куда я на пенсию уйду? Сюда же? В Симферополь вернуться мне не светит… какие-то документы потеряны, а свидетели давно померли… В общем, сложная история… А ты – слушай меня! Вали отсюда! Личные дела я тебе сегодня отдам, и завтра поутру, если автобусы будут ездить – вали! Понял?

Я кивнул. Спорить не хотелось, да и незачем.

Мы еще посидели пару часов, а потом еще пару, майор откупорил вторую бутылку…, и я вдруг открыл для себя удивительную вещь. Бывают очень близкие друзья на всю жизнь, а бывают – на день или даже пару часов. Но при этом – не менее близкие. Это очень сложная, неуловимая материя, вовсе не связанная с алкогольными парами. Это некое стояние души, точнее – это состояние, когда душа долго ждала, чтобы раскрыться, и наконец раскрылась, словно бутон, или же личинка какого-то насекомого. И все это кажется еще более странным, если вообще верить, что случайных встреч не бывает …

К гостинице я брел, волоча портфель с личными делами моих уголовников, когда уже начало смеркаться. Накрывшись шинелью, я почитал немного, а после соорудив чаю и пару бутербродов, отужинал, да и отправился спать.

Наутро я без труда взял билеты до Актюбинска, а там и до Киева. И в общем, вся эта история стала забываться, когда я вдруг случайно, почти год спустя увидел в «Красной звезде» небольшую заметку, где говорилось, что в результате несчастного случая, загорелся вагон с призывниками, и майор Абрамов, умелыми действиями и ценой свой жизни сумел спасти всех… Чем-то там его даже наградили посмертно…

Помню, что я бросил тогда газету и долго смотрел в окно. Плакать, к сожалению, я не умел никогда, но тут нужно было что -то в этом роде, просто, чтобы не задохнуться, поскольку мне стало так плохо, что даже стало трудно дышать… И я просто стоял у окна, делая глубокие вдохи, чтобы прийти в себя. И лишь повторял с каждым выдохом:

– Как же так? как же так?.. как же так?