Чудотворцы

– Не знаю, не знаю – с сомнением в голосе пробормотал командир – Не такие уж они дураки и давно уже не относятся к нам с пренебрежением.

– Так что же делать? – смутился сотник – Вот если бы ударить по ним с двух сторон, чтобы отвлечь. Хорошо бы напасть сзади, да только некому. Даже и не знаю…

– А я, пожалуй, знаю! – сказал Публий.

Они напали этой же ночью. Вначале, четыре баллисты Публия одним залпом выбросили по три больших склянки. В содержимом склянок он вовсе не был уверен, потому что раньше никогда не изготовлял "греческий огонь". Не все компоненты удалось достать, но к счастью на складах нашлась и селитра и сера и даже большая бочка "крови земли", которую использовали для освещения. На свой страх и риск он добавил еще оливкового масла. Теперь уже поздно было что-либо менять, и он только надеялся, что правильно выверил прицел. Но нет, прицел оказался верен и склянки, разбившись о защитные щиты и о лафеты баллист, выбросили свое содержимое. Следом за склянками в дерево щитов и лафетов полетели горящие стрелы и адская смесь немедленно вспыхнула. В свете пожаров хорошо была видна суета вокруг машин. Растерянные сирийцы сбегались со всех сторон в попытке загасить пламя, но им было невдомек, что водой невозможно потушить "греческий огонь". Когда суматоха достигла пика, Йешуа, напряженно всматривающийся в это сцену, подал сигнал и ворота крепости распахнулись, пропуская небольшой отряд из отборных храбрецов во главе с давешним сотником. Пользуясь суматохой вокруг пожаров они начали резню и успели убить несколько десятков, прежде чем отступили обратно в ворота, не потеряв ни одного бойца. Но, самое главное, они отвлекли врагов от спасения машин и машины сгорели дотла.

Теперь стены были в безопасности, но осада продолжалась. Однако армия Иуды шла на подмогу, тогда войско Лисия прекратило осаду и вышло ей навстречу. Публий с несколькими лучниками пробрался было окружными путями, собираясь присоединиться к иудейскому войску, но они так и не успели добраться до Иуды к началу битвы.

– Бейт Закария – прошептал Закария, один из сопровождающих его воинов, указывая куда-то рукой – Не иначе, как в мою честь названо.

– Тише ты – прошипел Публий.

Учитывая то, что они находились в самой середине вражеского войска, осторожность действительно была не лишней. Возможно их обмануло неверное освещение сумерек, но, так или иначе, они оказались как раз на пути армии Лисия. А потом упала ночь, наступила внезапно, как и в его родной Кампании, и вокруг них зажглись костры. Где-то совсем рядом смеялись и пели песни эллины, громко фыркали невидимые во мраке слоны, тихо ржали кони, от костров тянуло похлебкой и кашей, а у них был один мех с водой на пятерых. К счастью, им удалось в последний момент обнаружить небольшую пещерку, скрытую высоко на склоне за густыми кустами. Тихо шипя и шепотом ругая острые колючки, они пробрались внутрь и затаились. Там их и застал рассвет следующего дня.

Осторожно раздвинув колючие ветки, Публий осмотрелся. Отверстие их пещеры смотрело вниз на неглубокое ущелье и там повсюду были враги. Деревенька вдали, на которую указал Закария, не курилась дымами и казалась безжизненной. Идти дальше было немыслимо, оставалось ждать. Но ждали они недолго.

Огромное сирийское войско пришло в движение. Узкое ущелье не позволяло построить фаланги и Лисий пустил впереди слонов. Слоны шли по двое, больше не помещалось между двумя обрывистыми склонами. На гигантах были водружены башни, в которых сидели стрелки и метатели дротиков, не по трое, как было привычно публию, а шестеро – по трое с каждой стороны. Чудовища бы украшены как будто их готовили для парада, а не для боя: башни, как и кожа слонов были раскрашены охрой, кармином и шафраном. Не хватает только пурпура, подумал Публий, но это было бы слишком расточительно даже для Антиоха. За двумя слонами, нестройными, разрозненными порядками двигались гоплиты и пельтасты в сопровождении всадников с обеих сторон. Их там не меньше хилиархии, с ужасом подумал Публий. Сколько у них таких отрядов? Вдалеке виднелись следующие два слона, а за ними угадывался очередной отряд эллинов. Войско медленно, чудовищной змеей, начало втягиваться в ущелье.

– Смотри, инженер – прошептал Закария – Кажись, эти паразиты поумнели…

Публий подумал было, что тот говорит о разрозненных порядках селевкидов, явно не стремящихся сомкнуть ряды из опасения залпов из баллисты. Но оказалось, что Закария говорил о другом. Оказывается, Лисий не ограничился движением по дну ущелья. По обоим склонам пробирались отряды лучников и пращников, а наверху, по хребты, двигались всадники.

– Научились кое-чему после Бейт Хорона – проворчал Закария.

Публий зажал ему рот. Шуметь было опасно: несколько пар сандалий прошли совсем рядом с их убежищем. Вдруг первые два слона остановились и заревели, подняв хоботы. Потом гиганты попятились назад и вместе с ними попятились пехотинцы. Присмотревшись, Публий увидел летевшие в слонов камни – это невидимый за поворотом ущелья Ниттай дал залп из своих баллист. И в этот момент раздался привычный уже Публию рев маккавеев – это Иуда ударил по передовой хиллиархии сирийцев. Натиск иудеев, как всегда яростный, смял первый отряд и поле боя заволокло облако пыли. Из него выползали раненые и, хромая, выбежал слон – башни на нем уже не было. Постепенно, схватка начала медленно приближаться – иудеи теснили сирийцев. Публий собрался уже дать команду выскочить на помощь, но тут затрубили фанфары и заныли флейты – в бой вступил второй отряд. Схватка шла и на склонах, где сторожевые отряды сирийцев столкнулись с бойцами Иуды. Второй отряд скрылся в облаке пыли, а за ним приближались третий и четвертый. Впереди третьего отряда двигался только один слон, зато еще красивее украшенный и расписанный яркими красками. Стрелки на его башне тоже были одеты и вооружены заметно богаче экипажей первых слонов. Теперь иудеи уже больше не напирали, им едва удавалось удерживать поле боя и пыльное облако остановилось. Из него выбежали десятка два бойцов и начали пробиваться к голове третьей, еще не вступившей в бой хиллиархии сирийцев. Как всегда при атаке, они образовали клин, во главе которого бежал один из братьев-хашмонеев, вот только расстояние не позволяло определить – кто именно. На этот раз у всех из них, кроме маккавея, были щиты и это щиты образовали подобие тарана.

– Аваран!! – раздался истошный крик – Вернись!

Публию послышалось, что кричал Иуда. Значит атакующим был Элеазар? Сирийцы третий хиллархии начали выбегать вперед и метать дротики, но пока что щиты хорошо защищали атакующих. Стрелы и дротики из башни на слоне были опаснее: двое из атакующих упали, а остальные врезались своим клином в первую сотню сирийского отряда, выбежавшую перед своим слоном. Началась сеча, в которой трудно было что-то разобрать, но вдруг один из сражающихся, разметав трех или четырех сирийцев, вырвался вперед и понесся прямо на слона. Это был Элазар. С секирой в правой руке и с кинжалом в левой, он невероятно ловко увернулся от нескольких дротиков, зарубил секирой пельтаста, разнеся на части его овальный щит, проскользнул под поднятой ногой гиганта и ворвался к нему под брюхо. Что происходило дальше, Публию понял не сразу. Внезапно слон поднялся на задние ноги, сбросив башню со всеми стрелками и, подняв хобот, истошно заверещал запомнившемся Публию по Модиину воплем. А под его брюхом стоял окровавленный Элеазар-Аваран с высоко поднятой секирой. Протрубив еще мгновение, слон рухнул всей своей тяжестью на маккавея и их обоих накрыло облако пыли.

Тем временем еще две тысячи селевкидом со своими присоединились к сражению и еще несколько отрядов неспешно подходили сзади. На обоих склонах тоже шло сражение и на привычный удар с обеих сторон надежды уже не оставалось. Пыль постепенно улеглась и было видно как армия Иуды медленно, с боем отступает глубже в ущелье, а селевкиды пытаются окружить ее с трех сторон. Публий обернулся. Девять воинов вопросительно смотрели на него.

– Пора – сказал он – Сделаем, что сможем…

Десять человек, вооруженных луками и дротиками – не бог весть какое войско. Но огромная глыба, которую Публий и Закария, напрягшись изо всех сил сбросили со склона, сделала свое дело. Двое или трое раздавленных ей испуганно заорали, заржал сбитый конь, шарахнулся в сторону испуганный слон. Облако пыли, поднятое разбившейся внизу глыбой песчаника, добавило хаоса. В рядах сирийцев началась паника, надо полагать, они решили, что непредсказуемые иудеи напали на них с тыла и сейчас начнется разгром. Стрелы, посланные отрядом Публия, добавили хаоса и позволили выиграть еще пару драгоценных минут. Раньше он плохо верил в способности иудейских лучников, но тут важна была не точность, а скорострельность, а в этом вряд ли кто-либо мог соревноваться с Закарией. Казалось две его руки образовали быстрый, непрерывно работающий механизм, неистовый маховик, соединивший плоский колчан у него на боку с луком в левой руке. Левая рука ходила взад-вперед как поршень, а правая описывала круги от колчана к луку и обратно. Вряд ли он в кого-нибудь попал при такой скорости, но это было неважно, а важен был плотный поток стрел, создающий ощущение массированной атаки. Прошли считанные мгновения и колчаны опустели как у него так у остальных.

– Уходим – закричал Публий.

Изо всех сил они рванулись по склону вверх, разметав нескольких испуганных пельтастов. Бросив взгляд назад, Публий успел заметить, как в растерянности остановились наступающие сирийцы и как увеличивается разрыв между ними и отступающей армией Иуды.

Прорыв через сторожевые посты селевкидов дался нелегко – Публий потерял шестерых из своей десятки. Погиб и Закария. Стрел у него уже не оставалось и он отбивался от пельтастов прихваченным где-то по дороге копьем, крича Публию: "Уходите, уходите же придурки!" И они ушли в горы, поднялись по крутым склонам и прошли козьими тропами, известными только местным.

Армия Иуды отступала, преследуемая частью сирийского войска, в то время как остальные селевкиды вернулись к осаде Бейт-Цура. Город еще держался, но без поддержки основной армии и без запасов еды он был обречен. Публий нагнал маккавеев только под городом Гофна, куда Иуда отвел свою армию. Там, в лагере за городом, он нашел Йонатана.

– Кто-то нам здорово помог напав на врагов с тыла – Йонатан внимательно смотрел на Публия – Не твоя ли работа?

– Наша! – ответил тот, показывая на воинов своего поредевшего отряда.

– Нам надо поговорить с глазу на глаз – сейчас в голосе Йонатана звучало смущение.

В шатре, в который они вошли, не было ни людей, ни мебели, лишь на полу лежала облезлая медвежья шкура.

– Сам не знаю, почему Тасси просил меня поговорить с тобой – казалась, Йонатану трудно подбирать слова – А ведь это он должен был бы вести этот разговор, но придется мне…

Он снова посмотрел на Публия, как будто не решаясь продолжить. Нерешительность обычно властного маккавея сделал его лицо мягким и таким растерянным, что Публий едва сдержал улыбку.

– Ты сражаешься за Иудею уже не первый год – наконец начал тот – И сражаешься храбро. Мы очень многим тебе обязаны, и за Бейт-Цур, и за Явниэль, и за Бейт Закарию. Ты даже не еврей, конечно, но я знаю немногих евреев, что могли бы с тобой сравниться… Вот только…

Публий ждал. Больше всего ему хотелось сказать: "Хватит уже, говори, что хотел", но он боялся обидеть Йонатана.

– Ты понимаешь – мямлил тот – До сих пор это была победоносная война. Было трудно и страшно и больно, но мы побеждали. Но теперь на нас идет сила, с которой мы не в состоянии справиться в открытом бою. И теперь это будет иная война. Думаю, теперь это будет война обороняющихся, война прячущихся и война нападающих из-за угла. Теперь нам придется не покорять самим, а не давать покорить себя. Так будет не всегда, разумеется, но так будет долго. А это означает не только опасности, но лишения – и совсем тихо добавил – И Аварана больше нет…

Публий уже понял, к чему ведет его собеседник, но тот продолжал:

– Я вот, к примеру, люблю вкусно поесть – он даже облизнулся – Но боюсь, что теперь мне придется жить впроголодь. Что поделаешь, ведь это моя война, наша война! А ты? Твоя ли это война?

Он пристально посмотрел Публию в глаза и повторил:

– Твоя ли это война?

Потом он еще немного помолчал и закончил, опустив глаза:

– Решать тебе… Я буду рад если ты останешься… Мы все будем рады. И все же, если ты решишь уйти, то мы поймем и не будем удерживать.

Йонатан снова поднял глаза на Публия и в его глазах был вопрос, немедленно сменившийся изумлением. Публий улыбался…

– Пойдем, Апфус – сказал он и вышел из шатра.

Оказывается, уже упала тьма, горел костер и освещал знакомые лица. Да, они все были здесь: Иуда, Йоханан, Симон, Сефи и даже неизвестно откуда появившийся Агенор. Не было только Элеазара и не было еще одного человека.

– Где Ниттай? – спросил Публий.

– Погиб – ответил вышедший вслед за ним Йонатан – Он до последней минуты сдерживал врагов, посылая заряд за зарядом, чтобы мы могли уйти. Я сам видел, как его вместе с баллистой растоптал слон.

Только теперь он заметил что все смотрят на него и смотрят выжидательно. Ждут ответа, подумал он. А ведь Симон-то струсил, послал Йонатана, но эта его трусость была почему-то приятна, как было приятно и это их нетерпеливое ожидание. Интересно, какого ответа они от меня ждут? От человека без дома, без отечества и без семьи. Почему без семьи? У меня же есть жена, прекрасная женщина, которая меня, правда избегает. Но ведь был же шепот в ночи и, кажется, были маленькие руки и мягкие губы. А дом я всегда смогу построить, ведь я же строитель. Правда, надо немного повоевать, но это я уже научился делать. А они все смотрят, вот странные люди.

– Я, пожалуй, останусь – спокойно сказал Публий.

Иуда хотел было что-то сказать, но Симон дотронулся рукой до его плеча, братья встретились взглядами, и слов не прозвучало. Публик видел, как медленно появляются улыбки на лицах людей, которых отпускает сдерживаемое прежде напряжение, и чтобы эти улыбки появились быстрее, он добавил, возвысив голос:

– Это моя война!

Теперь улыбались все, и он даже заметил, что улыбка смягчает шрамы на лице Сефи. Не улыбался только один Симон и Публий почувствовал, что чего-то не хватает, что то должно было быть сказано, но не было сказано. Решение пришло само, казалось бы – извне, а может быть, наоборот, из таких глубин сознания, о которых он и сам не подозревал. Наверное, ему следовало отозвать в сторону Симона, посоветоваться, все трезво обдумать. Но это было бы неправильно, несправедливо по отношению к тем, с кем он стоял плечом к плечу в недавней битве: Сефи, Йонатану, Йоханану, Иуде, и даже к Ниттаю, Закарии и Элеазару, которых больше не было с ними. Публий подошел к костру и твердо сказал, ни к кому специально не обращаясь:

– Я хочу стать евреем!

А может быть ему только показалось, что это прозвучало твердо? Наступила тишина. Люди смотрели на него и выражение их лиц менялось, как будто по этим лицам пробегали волны. Он ждал, слушая как бьется его сердце. Иуда, Йонатан, Симон, Йоханан. Кто из них скажет первым?