Драматический взгляд. Пьесы

Голда: Прогнило что-то в Датском Королевстве.

Стенографистка: Прогнило и воняет. Но ведь так было всегда, верно? Политика – это то еще болото. Что же изменилось?

Голда: Просто дерьма стало больше, многовато его стало. Может больны не отдельные люди? Может быть больна система?

Стенографистка: Уважаемая госпожа Премьер! Да не разочаровались ли вы ненароком в социалистических идеалах?

Голда молчит.

Стенографистка: Так вот оно что! И что теперь?

Голда: Я же ничего не сказала.

Стенографистка: Ваше молчание достаточно красноречиво.

Голда: Не знаю, может быть, все зависит от народа? Одним подходит социализм, а другим – нет. И то, что работает в Швеции, оборачивается фарсом в Советском Союзе. Вот на Дальнем Востоке, посмотри, что капитализм, что социализм, а ковырни поглубже – увидишь один и тот-же феодальный уклад. И ведь живут и довольны. Может быть нам, евреям, тесно в прокрустовом ложе социализма. А теперь эта теснота обошлась стране в тысячи жизней.

Стенографистка: Вы чувствуете свою вину?

Голда: А ты как думаешь? Это жжет, это свербит, это невыносимая боль, которая разрывает тебя на части, как раковая опухоль.

Стенографистка: Не надо!

Голда: Надо! Надо все время об этом думать! Надо не спать и думать, думать, что ты сделала не так, не додумала, где ошиблась! Каким подлецом надо быть, чтобы не чувствовать эту боль. И Моше так чувствует и Дадо тоже. Но они мужчины и им легче.

Стенографистка: Не легче! Просто они лучше умеют скрывать свои чувства.

Голда: Может быть. Может быть.

Стенографистка: Что же произошло?

Голда: Не знаю. Может быть, власть развращает? Даже не развращает, а туманит разум. Ты уверена, что поступаешь так, как надо стране, народу…

Стенографистка: А поступаешь так, как надо тебе.

Голда: Молчи! Не смей!

Обе молчат

Голда: Хорошо Старику, тот нашел силы уйти вовремя. Но ведь я же хотела как лучше! Как лучше! Я отказалась от всего личного! Я забросила детей! Я забыла, что я мать, бабушка. Я отдала себя стране целиком, а теперь она больше не нуждается во мне. Теперь я всего лишь помеха, всего лишь старуха, пославшая детей не смерть!

Садится и сидит закрыв лицо руками.

Стенографистка: Не надо так терзать себя, не надо. Вы выстояли, справились!

Голда: Это они выстояли, наши дети!.

Стенографистка: Это мы все выстояли.

Голда: Только бы побыстрее все это закончилось. А потом…

Стенографистка: Вы уйдете?

Голда: Да… Я приму на себя все, что на меня навесят. Наверное справедливо навесят. И, поверь мне, я не буду сражаться за себя. Уйду. Уйду. Скорее бы закончилась война. Просто нету сил.

Врывается Абба.

Абба: Вы уже знаете? Слышали? Арик форсировал Суэц!

Бен-Гурион

Улица перед входом в Кирию. По прежнему стоит Женщина. Появляется Бен-Гурион.

Женщина: Простите, вы наверное, кто-то из наших лидеров? Я совсем стала плохо видеть.

Бен-Гурион: Нет, я не из них. Уже нет.

Женщина: Как жаль, а мне так хотелось знать, когда вернется мой Эли. Он у меня младший, а старшая была Шуля, но ее больше нет. Я ей говорю, доченька. не женское это дело ковырять соль лопатой на Заводах Мертвого Моря. А она только рассмеялась и говорит: а вот посмотрим мама. И вы знаете, у нее все стало получаться! Она даже стала бригадиром, или как это у них называется? И все было хорошо, пока на них не напали фидаины. Конечно, их потом догнали, а вот Шуленьку мою не вернули. И что мне с того, что сожгли их деревню. Верно?

Бен-Гурион: Наверное, вы правы.

Женщина: Вот и Рувен – это муж мой, тоже так говорил. А Рувен.. Я еще так радовалась, что его призвали на флот. Ведь наши моряки никогда раньше не участвовали в боях. Вы наверное знаете про этот наш корабль, он еще назывался "Эйлат"? .

Бен-Гурион: Знаю, конечно знаю. Очень прошу меня простить, но меня ждут там. Извините.

Бен-Гурион уходит.

Действие продолжается в Кирие. Стенографистка, Голда, Даян.

Стенографистка: Госпожа премьер, к нам посетитель.

Голда: Я же велела никого не пускать!

Стенографистка наклоняется к ней и говорит что-то на ухо.

Голда: Старик!? Зачем? Он же болен. (после паузы) Впустите его.

Даян: Зря, ничего нужного он уже не скажет.

Голда: Это нужно не нам, а ему. Впустите!

Стенографистка уходит. Входит Бен-Гурион.

Бен-Гурион: Здорово, предатели.

Голда: Давид, что с тобой?

Даян: Старик спятил!