Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается

ХУДОЖНИК Г. СВИРИДОВ

– Привет, Полина. Я говорил с консерваторией … Да не смейся, не со всей! Можно подъехать. Вы решите, когда удобнее, и я съезжу с Олегом. А мы с Гришей завтра едем к профессору …

Учебный год только начинался и молодые – и не очень молодые – художники активно общались друг с другом во всех коридорах.

Свиридов и Гриша шли к профессору, и Гриша нес папку с рисунками. Женщины решили не ехать, чтобы зря не трепать нервы – ни себе, ни мужчинам.

В кабинете, напоминающем хорошо захламленную кладовку, им навстречу поднялся рослый, заросший, и тем не менее вполне импозантный мужчина.

– Генрих Савельевич? Здравствуйте. Свиридов. Я звонил вам.

– Здравствуйте! А это и есть юное дарование? Здравствуй, дарование!

– Меня зовут Гриша. Здравствуйте.

– Не обижайтесь, молодой человек! С чего же мы начнем … Мне Олег Клычков звонил, говорил что-то несуразное. Может быть в класс? У меня сейчас класс натуры. Посидите, порисуете, а потом побеседуем.

– Хорошо.

Профессор провел Гришу через коридор в просторную студию, уставленную мольбертами.

В углу, на возвышении сидела в задумчивой позе обнаженная женщина.

– Тебе уже приходилось рисовать обнаженную натуру?

– Да, приходилось.

– Вот и чудненько. Вот твой мольберт, сиди и рисуй.

Профессор удалился, а Гриша положил у мольберта свою папку и отправился в путе-шествие по аудитории. Он обошел натурщицу со всех сторон, потом посмотрел наброски на мольбертах, и сел на выделенное ему рабочее место.

Минут через двадцать в аудиторию вернулся профессор и первым делом подошел к Грише. И увидел перед ним чистый лист бумаги.

– Ну, и как это понимать? Где результаты вашего творчества?

– Мне нужно еще десять минут.

– Да?! Ну, хорошо. – и профессор пошел по рядам, разглядывая рисунки своих учеников. Но он не успел обойти всех.

– Генрих Савельевич, я готов!

Профессор неспеша вернулся к мольберту Гриши и замер.

Он стоял и молчал так долго, что начали подходить студенты – сперва от ближайших мольбертов, а затем и все сгрудились за спиной профессора.

На листе перед Гришей был не один рисунок, а целая серия. Тут были многие из студентов, натурщица с разных сторон и сам профессор.

– Так… Молодой человек, вы можете вот сейчас, в нашем присутствии нарисовать еще что-нибудь? Что угодно?

– Конечно. Извините, как вас зовут?

– Лена.

– А я – Гриша. Откуда вы родом, Лена?

– Из Рубцовска. Это такой город на Алтае …

– Машиностроение … Тракторный завод … – Гриша уже отвернулся от Лены и закрыл глаза. – И еще у вас там есть мукомольный комбинат!

Лена хотела что-то сказать, но тут Гриша провел первую линию и сразу установилась мертвая тишина. Рисунок молодой миловидной девушки был закончен за три минуты. Но главное – как она улыбалась!

– Все, Генрих Савельевич. Конечно, это скорее эскиз, а не рисунок. Мне еще не вполне удалось почувствовать индивидуальность Лены, ее внутренний мир …

– Вы только не волнуйтесь, профессор, – неслышно подошедший Свиридов придержал профессора под руку. – Вы посмотрите на натурщицу – она же везде разная, хотя и одна …

Утихомирив шквал возгласов профессор увел Свиридова и Гришу к себе в кабинет, но уходя по дороге Гриша успел пообещать Лене ее портрет.

– Я несколько растерян, молодой человек. То, как вы рисовали – это не скоропись уличного халтурщика, это что-то совершенно иное. Вы можете в нескольких словах объяснить, как вы это делаете? Нет, подождите. Меня интересует процесс творчества, который происходит – ведь так нарисовать нашу Валерию Степановну может только настоящий художник. Да, я не боюсь этого слова! Настоящий художник! Так как же это происходит, Григорий … Анатольевич?

– Сперва я смотрю на объект, и пытаюсь увидеть его в движении … Мне очень трудно рисовать с фотографии, она статична … чаще всего. Каков этот человек? Что в нем интересного? Я думаю о нем … и потом рисую то, что я придумал. Говорят, что неплохо получается …

– Неплохо получается! – фыркнул профессор. – Глядите на него, – он обратился к Свиридову, – Нет, вы поглядите – сама скромность. Да вы же не понимаете, что вы делаете! Вы же за минуту увидели Лену насквозь! Наши виртуозы так заорали потому, что они так ее нарисовать не могут! Хотя видят ее и общаются с нею второй год!

– Может быть именно поэтому и не могут …

– Как вы сказали?

– Они ее видят по другому. Они ее не видят как объект для творчества.

– Все! Григорий … Анатольевич, Анатолий Иванович! Я сейчас начну брызгать слюной и нести всяческую околесицу, потому что … потому что я ошарашен … Может быть вы покажете, что принесли?

Гриша стал раскладывать на столе перед профессором листы с рисунками.

Профессор разглядывал их, перебирал, откладывал и снова брал в руки.

И при этом издавал самые разнообразные нечленораздельные звуки одобрения.

Потом он немного помолчал.

– Анатолий Иванович, мы имеем дело с незаурядным талантом. Учить его … можно, но я пока не могу сформулировать, чему и как. Но я любом случае я буду рад работать с вашим сыном. Григорий Анатольевич настолько своеобразен в своем таланте …

– Просто Гриша. Пожалуйста, профессор.

– Гриша! Мне будет весьма приятно работать с вами. Я вижу способности, я вижу талант, я чувствую возможность развития ваших способностей, возможности роста мастерства. Но что именно и каким образом – пока не понимаю …

Постучавшись вошла строгая женщина.

– Генрих Савельевич, господин Дрейзер уже здесь и ждет вас!

– Уже иду!

Профессор поднялся и …

– Гриша, могу я попросить вас?

– Конечно, Генрих Савельевич.

– Можно мне взять пару ваших рисунков и показать гостю из Австрии? И еще попросить вас присутствовать на нашей встрече?

– Пожалуйста, Генрих Савельевич. Давайте я возьму всю папку.

Выходя в коридор Гриша на мгновение прижался к отцу.

– Папка …

– Молодец, сын!

ГУСТАВ ДРЕЙЗЕР

В старинной гостиной за маленьким столиком с гнутыми ножками сидел уютный полненький улыбающийся господин.

Профессор и этот господин обменялись дружескими рукопожатиями, но общение шло через переводчицу – господин не владел русским языком, а профессор не владел английским.

А переводчица переводила плохо, и Гриша это сразу почувствовал.

Несмотря на это профессор и господин Дрейзер были на ты и общались вполне по дружески. После нескольких фраз по поводу какого-то конкурса и какой-то выставки профессор представил Гришу. Тот встал и поздоровался с Дрейзером легким поклоном.

– Ты только посмотри, как рисует этот молодой человек! – профессор взял у Гриша его папку.

– Господин Дрейзер, это молодой человек умеет рисовать, – перевела переводчица.

– Прошу прощения, господин Дрейзер. Перевод не соответствует словам профессора, – на английском языке сказал Гриша.

– О! Вы говорите на английском языке, юноша? И блестяще! О, мой бог, но как вы рисуете!

– Мой бог, как вы рисуете, – перевел Гриша.

Через пару минут оживленный обмен уже шел через Гришу, который легко переводил слова Дрейзера, слова профессора Василевского и свои слова для профессора, если он говорил с Дрейзером напрямую.

В конце концов при прощании Дрейзер дал Грише свою визитную карточку.

– Можете писать мне, можете звонить мне – я всегда буду рад. Персональный вызов на конкурс и на выставку я вам пришлю. Желаю творческих успехов!

Господин Густав Дрейзер, издатель и покровитель художников, увез с собой в Вену рисунок Гриши – на рисунке была изображена беседа Василевского и Дрейзера …

ГДЕ я БЫЛ и ЧТО я ДЕЛАЛ

– Ну, Гриша, рассказывай! Толя только позвонил и сказал, что все в порядке и профессор повел тебя знакомиться с каким-то иностранцем. Но что там было?

– Сперва профессор повел меня в аудиторию, где рисовали обнаженную натуру. Я походил, посмотрел. Потом сел и нарисовал несколько рисунков – вот эти. Тут и натурщица и студенты.

– Такая старая …

– Потом профессор не поверил, что это я нарисовал только что, и попросил нарисовать еще что-нибудь. И я нарисовал вот эту девушку.

– Тут написано Лена. Ее зовут Лена?

– Да. Я задал ей пару вопросов, чтобы потянуть время – надо же мне было увидеть ее как следует. А потом профессор смотрел мои рисунки.

Гриша пропустил все дифирамбы в свой адрес, а их было немало.

– А потом у профессора была встреча с австрийским меценатом – вот его визитка. Мне пришлось переводить – мой английский пригодился. А господин Дрейзер обещал прислать мне персональное приглашение к ним в Австрию на конкурс и выставку рисунка молодых художников.

– Ты поедешь в Австрию?

– Если разрешат родители … и компетентные органы. Виза ведь нужна.

– Это мы продумаем.

Уже в постели, обнимая Гришу Уля шептала:

– Какой ты у меня талантливый … Мой Гриша … А я у тебя простая дурочка …

– Моя любимая дурочка …

– Но все-таки дурочка?

– Милая моя Улечка! Ты же у меня такая одна! А как он там поживает?

И Гриша ласково гладил Улин живот – они часто разговаривали с тем, кто уже жил там.

– Как жаль, что мне нельзя поехать с тобой…

– Еще неизвестно, смогу ли я поехать … Ведь могут копнуть – а кто родители? А чем они занимаются? А подать сюда Ляпкина Тяпкина … А магазины есть и у нас …

– Глупый! Ну, зачем мне их магазины? Мне погордиться таким мужчиной хочется!

– Поживем – увидим. Тебе тоже светиться без нужды не след.

Чуть позже Свиридов говорил по телефону и обсуждал с кем-то подробности какой-то легенды …

МАЛЬЧИК ОЛЕГ

О том, что произошло в консерватории, Свиридов рассказывал в обширной аудитории – его слушали и Полина с Семеном Гавриловичем, и Тоня с Гришей и Улей, и Баранов с Лопаткиным и Дормидонтовым, и случайно зашедший к Свиридовым Скворцов.

– Профессор очень долго не мог понять, что от него хотят и в чем заключается сложность. Мне это надоело и я предложил профессору задумать мелодию, и шепнуть мне. В это время Олег и Саша были у рояля в другом конце большой комнаты …

– Это репетиционная аудитория.

– Да, верно. Профессор подумал и шепнул мне, и через секунд тридцать Саша заиграл эту мелодию, вернее фантазию на темы этой мелодии. Потом Олежка сам сел за инструмент и стал играть то, о чем думал профессор. Добил профессора Олег тем, что сыграл мелодию, придуманную профессором в данный момент.

– То есть музыку, которую еще никто не слышал?

– Вот именно. А потом Олег играл свои фантазии на темы песен Вертинского, Лещенко, Утесова и Козина. Потом мне пришлось показать танцевальные па, которые под свою музыку придумывал Олег. В общем загнали профессора, как волка с флажками.

– И что было дальше?

– А дальше было опять игра в непонятки. Теперь профессор не мог взять в толк, чего от него хотят, чему он может научить Олега.

– В конце концов договорились, что он будет учить меня искусству оркестровки, и еще я смогу прослушать курс истории музыки. – наконец вмешался Олег.

– А потом, когда мы вышли и решили немного пройтись и подышать воздухом, мы встретили знакомых – Веру Николаевну с дочерью Катей. И Вера Николаевна попеняла мне, что не звоним, не заезжаем, ну, и так далее.

– Придется к ним заехать.

– Да, Тонечка. Поедешь за ребятишками – позвони ей. Может быть заскочите к ним в гости.

КАТЯ БГАНЦЕВА

Тоня созвонилась с Бганцевыми и приехала к ним с мальчиками после занятий.

В комнате Кати было много кукол и мало книг.

Олег начал с того, что попытался рассаживать кукол по голосам, но это удавалось плохо. Но зато он успешно исправлял ошибки в тетрадке Кати по английскому языку.

Он был немного старше Кати, и его уважительное к ней отношение ей очень понравились. А потом он играл с ней в куклы – вот уж этого она даже представить себе не могла. И все оглядывалась на сидящего в углу Гришу, а тот, казалось, не обращал на них никакого внимания и читал книгу.

Тоня с мальчиками заехала к Бганцевым еще раз.

– Тонечка, как у вас дела? Не собираетесь к нам в гости?

– Все в порядке. А у вас?

– Меня беспокоит Катя. Не пойму, но она стала какая-то другая… Задумывается, грустит … И ничего не говорит мне. Я не знаю, что и думать. Анатолий Иванович сказал тогда, что через некоторое время все может проявиться… и она начнет переживать свое похищение … Или это связано с ее знакомством с Гришей и с Олегом, но они тогда только разговаривали … Я боюсь … ведь она уже большая, но еще такая глупая и неопытная … Вы меня понимаете?

– Нет, Вера, не понимаю. Мало ли какие разговоры у них были, мало ли какие проблемы ее волнуют. Думаю, что ничего страшного в этом нет. Просто она растет.

ГРИША с ОЛЕГОМ

– Почему ты мне не звонишь? – Катя наконец решилась позвонить Олегу. Она хотела спросить «а по телефону ты можешь?…», но не успела. Ей показалось, что голос Олега прозвучал прямо у нее в голове – «да, могу, но говорить по телефону об этом не надо».

– Здравствуй, Катя, – а это прозвучало в трубке. – Я очень рад слышать твой голос. Как ты поживаешь?

«Но раз ты можешь по телефону, то ты знаешь, как я поживаю … О чем думаю …» – подумала Катя, а в трубку сказала. – У меня все в порядке, мама ждет вас с Гришей в гости.

«Я очень хочу тебя видеть!» вновь прозвучало у нее в голове. «И пожалуйста, не придумывай всяких глупостей! Быстро загадай цвет, но не называй».

Катя подумала «красный» и трубка ответила – Конечно, красный … Думаю, на этой неделе мы приедем. Хорошо?

– Я буду ждать тебя.

После чаепития Катя увела Гришу и Олега к себе в комнату.

– Катерина, сиди и слушай, – Гриша был очень серьезен. – Я буду говорить вместо Олега, а он меня поправит, если я скажу что-нибудь не так.

– А он, что, сам не может говорить? – обиженно спросила Катя.

– Ты молчи! – остановил Олега Гриша. – Слушай и поймешь. Так вот, Олег рассказал тебе о том, что он умеет читать мысли. Так? А ты думала-думала и придумала, что он все время знает, о чем ты думаешь. Так? И вся из себя запенилась – как же так? Он все мои мысли знает, и вообще – как же мне с ним себя вести теперь. Так?

– Так … Только …

– Помолчи. Так вот, я тебе должен сказать, что вот этот мысленный контакт происходит не постоянно, а только тогда, когда Олег это сознательно делает, и все это совсем непросто. И что он делает это очень осторожно, потому что он лучше всех знает, что это такое. Как он мне сказал, по телефону он тебе посылал ответы на твои мысленные вопросы. Так? Ты их приняла?

– Да, приняла. Но почему ты за него говоришь, Гриша?

– Да потому, что он сам тебе это сказать не решается! А раз я сказал, так ему теперь придется продолжить … Все, я умолкаю.

– Катя, ты извини меня … На самом деле я с тобой этими вещами не пользуюсь … Чем дороже и ближе человек, тем опаснее это делать … И ты напрасно думаешь, что я все твои мысли знаю … И когда ты рассердилась на меня, я не понял – за что … Ты мне очень нравишься, и я не могу читать твои мысли … Только если тебе будет угрожать опасность …

Гриша отошел к окну, стараясь не мешать.

Олег говорил еще и еще, а Катя его не слушала и стояла перед ним, и когда он взял ее за руки, то прижала их к своей груди, и так стояла и слушала его голос … А потом что-то говорила Олегу, и тот смиренно выслушивал ее упреки …

– Ну, все! Я бы вышел, чтобы не мешать вам, но твоя мама … Поэтому кончайте, и приезжай ты, Катя, к нам, а там в лесу вам никто не помешает.

– Как ты думаешь, мне надо обидеться на него? Или поколотить?

– Не надо, Катя, он в принципе совсем не так уж плох. Не будем его колотить, ладно?

– Не будем. А он и так знает, что не будем. Ведь знаешь?

– Ладно, ладно. Лучше давайте во что-нибудь играть – пусть к нам войдут и увидят, чем мы занимаемся.

Не успели они начать игру в лото, как их навестили – без стука вошла Вера Николаевна и за ней Тоня …

УЛИНЫ ПОДРУЖКИ

Уля гнала Гришу из дому.

Она стояла близко-близко, ладони положила ему на лопатки, а подбородок на плечо.

– Гришенька, милы мой … Я не знаю, почему, я не понимаю … Но я чувствую, что тебе нужно идти к своим ребятам, а не сидеть все время около меня … Я скучать буду, я всегда скучаю, если не могу дотронуться до тебя рукой …

– Милая моя Уличка …

– Я же вижу, что ты рисовать не можешь, если я рядом …

– Ну, что ты! Я уже могу …

Но тут в дверь позвонили – пришли Улины подружки, интернатовские, Лена и Майя.

Свиридов сердился, если в документах вместо лесной школы-интерната писали просто интернат № 46, но в разговоре все равно говорили «интернат», «интернатовские».

Девочки остались, а Гриша поцеловал Улю и пошел к Мальчику.

А вскоре снова раздался звонок и пришел Костя Скворцов и остался дожидаться Гришу. Лена и Майя его немного смущались – он был старше, и вообще все знали о его разрыве с Олимпиадой Водосвятовой, а поэтому Костю считали местным донжуаном.

Город маленький, и о том, что Олимпиада ночевала у Кости, знали все.

Хотя особой сенсации это событие не вызвало – то, что некоторые девушки ночевали у своих парней, тоже все знали.

Уля была старше своих подружек и по возрасту, и по общему развитию – она уже была молодой женщиной, а они все оставались подростками, угловатыми и длинноногими.

Но постепенно разговор развернулся и когда пришел Гриша, девушки во всю смеялись и поддразнивали Костю, а Костя неуклюже отбивался от них.

– Спаситель! Слава богу, спас меня от этих ужасных девчонок!

– Это кто тут ужасные девчонки?!

Но устоять против Кости и Гриши, которого поддерживала Уля, женской половине не удалось …

ЛЕГЕНДА

– Мне прислали легенду для Гриши, – Свиридов взвесил на руке плотный пакет.

– Папа Толя, а что это такое – легенда?

– Это, Улечка, придуманная жизнь человека, которая призвана скрывать жизнь реальную, и не вызывать сомнения у всех излишне любознательных. А возникает необходимость в такой легенде тогда, когда необходимо что-то скрыть. Если Гриша поедет в Австрию, то ему понадобиться легенда – его жизнь без упоминания всяких секретных … штучек.

– И это все надо выучить? – перелистал страницы Гриша.

– И как следует. А мы тебя проверим и попытаемся уличить в неточности. А чтобы ты смог позвонить нам в Москву у Дементьева сейчас восстанавливают старый ручной коммутатор дирекции, куда можно будет позвонить и попросить включить наш домашний или мой служебный телефон. Прикрытие по полной программе.

Первым прочел легенду Гриша.

Потом прочла Уля.

Затем ее внимательно прочитала Тоня.

И только Свиридов пролистал ее быстро и внешне невнимательно – одна только Тоня знала, что после такого беглого просмотра он не только помнил каждое слово, но даже то, что за этим словом скрывается.

Затем Гриша стал читать по нескольку страниц с большими перерывами.

И только через неделю ему устроили первую проверку.

Свиридов и Тоня спрашивали Гришу и на первый раз каверзных вопросов не задавали, но все равно после этого Гриша глубоко задумался и позвал Улю на прогулку. С термосом и бутербродами они уехали на машине глубоко в лес, и вернулись к концу дня.

Она были серьезными и какими-то умиротворенными, тихими.

Тоня спросила Улю о том, где они были.

– Мы гуляли по лесу. Одни. И говорили.

– И все?

– Все. А разве нужно что-то еще? Гриша рассказывал мне о той книге, к которой он сейчас делает рисунки, говорил о том, что в этой книге не написано … Еще он говорил о том, как это трудно – жить чужой жизнью … О тебе, о тете Марго, о папе Толе …

Несколько следующих проверок Гриша прошел довольно спокойно, выслушивая каверзные вопросы и экспромтом придумывая ответы на них, которых не было в тексте подготовленной легенды.

И Уля внимательно слушала своего мужа и удивлялась – удивлялась тому, что у Гриши может быть такая удивительная жизнь, очень похожая на правду. Тем более, что скрывать Грише приходилось немного.

После этого Гриша съездил куда-то со Свиридовым и ему стали оформлять заграничный паспорт.

И все вместе стали подбирать рисунки, которые он возьмет с собой …

ЖУТОВСКИЙ

– Ну как, Гриша?

– Все в порядке, Улечка! Все нормально. Сейчас умоюсь и расскажу.

– Давайте за стол, ребята. Все готово.

– Ты поешь, а потом расскажешь.

– Как вкусно! Спасибо тебе, Улечка.

– Не очень досталось тебе от Генриха Савельевича за прогулы?

– М-м, – промычал Гриша, качая головой.

– Толя, ну дай ты ему поесть!

Наконец Гриша утолил первый голод.

– Занятие было своеобразное, – начал он. – Во-первых, на занятие Генрих Савельевич привел художника Жутовского.

– Весьма известная личность! А во-вторых?

– А во-вторых Генрих Савельевич взялся за меня …

– Сегодня наше семинарское занятие мы посвятим истории художеств. На занятие я пригласил своего хорошего знакомого Бориса Иосифовича Жутовского, и он мне поможет. И еще одна особенность нашего сегодняшнего занятия состоит в том … Я более или менее знаю многих из вас, но одного из вас я знаю плохо. Это Григорий Свиридов, который успешно прогуливает мои лекции, пользуясь моим хорошим к нему отношением. Поэтому терзать сегодня в основном я буду его. Итак, приступим …

– Вот так примерно начал Генрих Савельевич. А потом как начал меня спрашивать и по истории художественных школ, и по художникам, и по отдельным картинам …

– Ужас … И как же ты, Гриша?

– Как видишь – остался жив и здоров. Мне почему-то показалось, что все вопросы были легкие, хотя ребята изрядно волновались – он спрашивал не только меня. Но мне отвечать было совсем не трудно, оказывается я все это знал.

– И он все это давал на своих лекциях?

– Далеко не все, как оказалось потом. Ребята говорили, что он рекомендовал книги для самостоятельной работы.

– Но ты же их не читал?

– Оказалось, что почти все рекомендованные книги я читал, а в ходе беседы выяснилось, что я читал еще и многое другое.

– А что Жутовский?

– Он тоже задавал вопросы. Мы с ним даже побеседовали по поводу импрессионистов, и он пригласил меня к себе в студию в гости. Обещал показать свои работы и просил меня привезти свои рисунки.

– Ну, и что тебе поставили? Какую оценку?

– Улечка, там оценок не ставят! Профессор сказал, что я неплохо подкован в обсуждаемых вопросах, что отнюдь не означает возможность прогуливать лекции. А потом разрешил мне на них не ходить!

– Прямо так и разрешил?

– Ага. А Борис Иосифович сказал, что мы очень хорошо побеседовали за жизнь и за искусство.

– Так и сказал?

– Так и сказал. А ребята потом просили меня всегда приходить на семинары и принимать огонь на себя! А некоторые девчонки предлагали мне себя в качестве натуры для любых работ. Смехом, конечно – все знают, что у меня есть моя любимая Улечка! Поедешь со мной к Жутовскому?

– Ой, страшно! Конечно, поеду …

ДЕЛА ДОМАШНИЕ

НАДОЕЛО БЕЗ РАБОТЫ

– Виола, ты гулять выйдешь? Мы с девочками устроились в дальней беседке, напротив нашего подъезда.

Около беседки выстроились коляски – их было восемь. А в беседке сидели мамы и Даша с Федей на руках – он с любопытством разглядывал окруживших его женщин.