
Концерт Патриции Каас 3. Далеко от Москвы. Город Солнечный
– Вы посидите? – умоляюще просит Баржановская, – Я даже не поблагодарила вас!
– Мама, ну пошли! Дядя Коля подождет!
В ванне раздается шум воды, а Свиридов снимает трубку телефона. После короткого разговора он осматривается. Обстановка небогатая, но с претензией, фотографии на стенах со старомодными дамами в кринолинах и мужчинами в сюртуках. Большой оранжевый абажур над столом, стулья из гнутого дерева, кружева на комоде. Спальня с тахтой и детской кроваткой, игрушки и флакончики перед трюмо …
Баржановская вынесла из ванной дочку в махровой простыне.
– Дядя Коля, вытри меня! – розовая мордочка выглядывала из простынки как из кулька.
Баржановская с удивлением смотрела, как Свиридов ловко расправлялся с ее дочкой, вытирая ее, и та с удовольствием подставляет ему свое маленькое тельце. Потом у матери буквально открылся рот – ее дочка потребовала, чтобы дядя Коля одел ее и помогала ему в этом.
А потом обняла его за шею и стала серьезно рассказывать ему на ухо что-то очень важное из своей маленькой детсадовской жизни.
Она так и заснула на руках Свиридова и тот отнес ее в кровать.
Баржановская так и осталась молча сидеть в большой комнате.
– Знаете, Анатолий Иванович … Я не могу найти слов … я просто потрясена … Ядечка еще ни к кому ни шла на руки так, как к вам …
Она растерянно провела руками по лицу.
– Нет, я не то хотела сказать … Почему дядя Коля?
– Так надо.
– Хорошо, это не важно … Вы можете и не понимать, что вы сделали … что вы для меня сделали … Я вам так благодарна … Опять не то … Вы просто не можете … Я хочу родить от вас ребенка … Я хочу, чтобы у меня был еще один ребенок, и чтобы это был ваш ребенок … Это, наверное, странно и неприлично … но что делать … Вы хотите, чтобы у меня был ребенок от вас?
– Еще чего! Не хватало, чтобы я мучился потом всю жизнь от этого – мой ребенок живет где-то без меня!
– И вы пренебрежете … пренебрегете, ну, как это там! мною? Я же предложила вам себя!?
– Почему вы думаете, что это – подарок, оплата или еще что-то там в виде одолжения?
Она встала, халат распахнулся и стало видно, что под ним только тонкая кружевная комбинация, надетая на голое тело.
– Со мной еще никто так не говорил …
– Мне кажется, что вы сейчас достаточно искренни.
– Так. И это бывает нечасто, поверьте …
– Все ваши мужчины видели в вас только роскошное тело, и оно действительно роскошное. А ваша душа никому из них не была нужна – может быть, именно поэтому вы одна? А награждать своих кавалеров своим телом …
– Договаривайте. От вас я сегодня могу выслушать все.
– Ваша дочка богаче вас – она уже умеет дарить не тело, а душу.
Баржановская медленно запахнулась, завязала пояс.
– Но хоть каплю уважения я заслуживаю? Как женщина? Как человек?
– За последний год сколько мужчин у вас было?
Баржановская задумалась, мысленно производя подсчет.
– Вот видите. Масса удовольствий!
– Если бы … Наоборот, пустота каждый раз и надежда на что-то неизведанное, прекрасное …
– Я вам желаю найти это прекрасное и единственное, но мне пора.
– Но поцеловать вас я могу на прощанье?
– Конечно.
ЗАМЕНА СВИРИДОВА ДВОЙНИКОМ
Свиридов в надвинутой на глаза вязанной шапке в сопровождении генерала Белоглазова вошел в приемную, навстречу ему из кабинета вышел «Свиридов», протянул настоящему Свиридову руки, обнял его за плечи и увел в кабинет.
– Давайте, переобмундировывайтесь, да я отвезу «неизвестного диверсанта». У тебя все в порядке, Анатолий Иванович?
– Нормально. Успокой жену, девочка невредима и в безопасности.
Через несколько минут из кабинета Белоглазова вышел «неизвестный диверсант», Свиридов и Белоглазов. Неизвестный сел в машину, а Свиридов и Белоглазов вернулись.
– Какой молодец!
– Да, профессионал высшей категории!
Это было сказано специально для всех присутствующих в приемной офицеров и разошлось потом по гарнизону …
ПЕСНЯ в КАЗАРМЕ
Свиридов устроился на табуретке посреди казармы.
– Прошлый раз я не успел вам спеть. Москвичи есть?
– Есть! Есть!
– Но песня не только для москвичей …
Он тронул струны.
Твоим воздухом дышу –
Не нарадуюсь,
И опять стою,
Словно во хмелю.
Нежность и благоговение так и струились в его голосе.
Ты сними с души
Расставанья грусть,
И я тихо тебе пою:
В дверь вошла Евгения Павловна, замахала руками, чтобы на нее не обращали внимания.
Ну, здравствуй,
Милая Таганка.
Опять
Сегодня спозаранку
Спешил к тебе я
На свиданье,
Боялся опоздать.
Все та же ты,
Моя Таганка,
Ты в сердце
Ноющая ранка,
Но ты всегда,
Мой милый доктор,
Умела врачевать.
Нежная грусть и влюбленность так и выплескивались на слушателей, и солдаты затихли, сгрудившись на койках вокруг поющего полковника.
Тают старые дома,
Тают дворики,
И асфальт метут
Осенью ветра.
Где они теперь,
Твои дворники,
Что ворчали уже с утра?
Ну, здравствуй,
Милая Таганка …
Свиридов проигрывал припев без слов, но этого никто просто не заметил.
В двух шагах
Москва-река притаилась
И опять рассвет
Сумрак разорвет,
Утро из реки воды
напилось,
Вот и дождик тебе поет:
Ну, здравствуй,
Милая Таганка,
Ты в сердце
Ноющая ранка,
Но ты всегда,
Мой милый доктор,
Умела врачевать.
Свиридов пел негромко, аккорды гитары разносились по казарме, тесно сгрудились солдаты …
Ты меня не осуждай,
Непутевого,
И пускай промок –
Все еще стою.
Что ты есть,
Поверь,
Просто здорово
И я тихо
тебе
пою:
Последний припев подхватили – нестройно, но от души, и только звонкая мелодия гитары покрывала задушевные мужские голоса.
Ну, здравствуй,
Милая Таганка.
Опять
Сегодня спозаранку
Спешил к тебе я
на свиданье,
Боялся опоздать …
Голоса замолкли, но мелодия не хотела умирать и еще струилась из гитары.
– Спасибо, товарищ полковник! Очень душевно.
– Вы почаще приезжайте – а то нас концертами не балуют!
– Правда, товарищ полковник – вы лучше любого артиста поете. Приезжайте к нам!
– Спасибо от москвичей, товарищ полковник … Как дома побывали!
– Когда мы у вас были, и то на танцах чаще бывали, чем здесь … Приезжайте, мы вас помним!
– Правда, Анатолий Иванович, приезжай к нам. Я присоединяю к просьбам ребят свою просьбу. Да и не балуют нас заезжие артисты …
– Спасибо вам. Приехать скоро не обещаю, но приеду обязательно.
После этого
НАДЕЛАЛ ТЫ ДЕЛОВ
– Ну, Анатолий, ты и наделал делов! Полковник, доложите.
– Слушаюсь, товарищ генерал. Осмотром места происшествия установлено следующее. В данном доме, выселенном год назад для проведения капитального ремонта, преступниками был оборудован укрепленный пункт. В ходе операции по освобождению заложницы … неким сотрудником спецназа было уничтожено 17 человек. Трое скончались под лестницей на второй этаж, задохнувшись дымом от начавшегося пожара. На их телах обнаружены тяжелые телесные повреждения от ударов, у двух сломаны шейные позвонки. В коридоре второго этажа еще трое вооруженных граждан в полувоенной форме пострадали от взрыва гранат, а один убит ударом ножа в горло. В комнатах обнаружено десять трупов, причем шестеро застрелены. Вот гильзы и пустая обойма, товарищ полковник, возьмите.
– В ходе последующей операции по зачистке территории в перестрелке погибли четверо преступников и задержаны пятеро. Изъято много стрелкового оружия, в том числе семь автоматов и два пулемета.
– Удалось установить личности всех, кроме одного. Никаких документов, никаких зацепок. Но зато в его карманах обнаружен пистолет «Вальтер» калибра 9 миллиметров и ПС – такой же, как у вас.
– Да, я знаю. Будет лучше, если эти пикантные подробности вы опустите в общей сводке. А пистолет я могу забрать – вы его могли и не найти, ведь я его забрал сам?
– Отдайте, полковник. Не хочешь посмотреть на задержанных, Свиридов?
– И поговорить тоже.
– Приведите задержанных. Как девочка, не очень перепугана?
– Держится молодцом, чего не скажешь о матери …
ТОНЯ УСЛЫШАЛА
Как ни старался Свиридов не шуметь, Тоня услышала и выбежала в гостиную, запахивая халатик.
– Толенька!
Она обняла его, поцеловала, прижалась. Свиридов обнял ее, стал целовать и почувствовал, как она все теснее прижималась к нему.
– Тонечка, я прямо с дороги, грязный … Пойдем в бассейн?
– Не поздно? Пошли!
В халате и тапочках, держась за его руку, она поспешала за его широкими шагами.
В помещении бассейна было темно и горели только несколько ламп ночного освещения. Свиридов щелкнул выключателями и часть бассейна осветилась привычным ласковым светом.
Тоня взяла из стопки у дверей раздевалки два больших пушистых полотенца и понесла их к воде – там под струями душа стоял обнаженный Свиридов и с удовольствием подставлял тело воде.
– Иди ко мне! – позвал он Тоню уже из воды.
Она сбросила халатик и ночную рубашку и прыгнула к нему …
Курносенькая дежурная обратила внимание на свет в помещении бассейна и пошла проверить. На освещенной зелени пляжа около воды …
Глаза дежурной стали совершенно круглыми, а щеки залил горячий румянец.
Она присела в уголочке перед входом в бассейн, обхватила руками колени. Оттуда, от бассейна, доносились такие ритмичные и завораживающие звуки – вскрики, стоны …
Курносенькой стало жарко, а потом как-будто кто-то ласково погладил ее по голове – она даже подняла голову и посмотрела, но никого не было.
Она так и сидела, и только потом, когда Свиридов с Тоней ушли обнявшись, подождала, выключила свет и пошла по коридорам дальше.
А Свиридов, бросив сверток одежды в сторону, ласково скинул халатик с плеч Тони, приподнял ее, прижал к себе и положил на кровать.
– А-ах! – полустон-полувздох восторга слетел с ее губ, когда он приник в нее.
И звуки, так растревожившие и смутившие девочку у бассейна, раздались в спальне.
Свиридов проснулся как всегда рано. Обняв его и положив голову ему на грудь тихонько посапывала Тоня.
Он коснулся рукой ее плеча. Тоня проснулась и сделала движение – и негромко застонала.
– Что? Что с тобой?
– Это называется, ты заеб меня в доску. – прошептала она ему на ухо. – Ой!
– Прости, милая … Очень больно? Подожди …
Свиридов взял ее на руки и, прижав к себе, понес в ванну.
Там он пустил теплую воду и направив струю душа стал легонько гладить рукой ее тело.
– Так не больно?
– Как хорошо. Еще погладь …
Потом он вытирал Тоню, а она целовала его и отвергала все его извинения.
– Глупый, это было так чудесно!
Свиридов выдавил почти полтюбика гепариновой мази и засунул ей внутрь.
– Как же я тебя замучил! – он поглядел на синяки у Тони под глазами. – Прости меня!
– Ни за что! Я буду теперь вспоминать, что ты со мною делал сегодня ночью! – Тоня целовала его и не давала говорить. – И не смей извиняться – значит, так было надо …
ПАПА ТЕБЯ ОБИДЕЛ?
– Тоня, папа тебя … обидел?
– Почему ты так решил, Гриша?
– Мне показалось, что ты ночью стонала … Он сделал тебе больно?
– Неужели было слышно? Нет, Гриша, Толя не обидел меня. А стонала я от … от полноты чувств.
– Но тебе было больно?
– Гриша … Да, мне было больно, но это была боль удовольствия … так тоже бывает. И это было прекрасно!
– Ты выглядишь усталой …
– Я плохо выгляжу?
– У тебя такие синяки под глазами … Можно, я поцелую тебя?
– А разве нужно спрашивать?
Гриша взял ее голову в руки и очень осторожно поцеловал под глазами. Тоня обняла его и прижала к себе.
– Какое счастье, что у меня есть Толя и есть ты! Без тебя все равно чего-то нехватало бы. А так я могу целовать Толю и могу целовать тебя. Могу обнимать Толю и могу так же обнимать тебя …
– А если мне захочется … обнимать тебя … как женщину?
Тоня еще раз поцеловала его.
– Мы с тобой это обсудим на досуге, хорошо?
ОЛЬГА МЫСЛЕННО ПИШЕТ ПИСЬМО
Мальчики уснули, Даша, смущенно улыбнувшись, убежала к своему Юрочке, а Ольга стала мысленно сочинять письмо.
«Милый мой! Мне так не хватает тебя, что я стала мысленно писать тебе письма. Я напишу и настоящее письмо, только оно будет совсем другое. А в этом мысленном письме я могу сказать тебе все, все что угодно. Мальчики так тепло встретили меня, что я чуть не прослезилась. И Свиридов, и остальные – все обнимали и были рады моему приезду. Наши мальчики сразу повели меня знакомиться со своими девочками – кого кому представляли, непонятно, но это неважно. У семерых моих мальчиков оказались такие приятные девчонки! Но с детьми – у всех семерых мальчики, и такие интересные.
Поселилась я с моими ребятами и так мне хорошо было с ними – представляешь, снова с ними рядом. Никакого хамства, такие приятные знаки внимания – как мне теплее одеться и так далее. Думаю, их девчонки это поймут не сразу, и будут ревновать ко мне.
С их сыновьями я познакомилась на другой день – они были ко мне так внимательны, как к тяжелобольной, но без всякой жалости. Я специально не надела очки, но они моего лица не испугались и не разглядывали его, как неизвестную диковинку, и я им очень благодарна за это.
А потом Дима забрался ко мне на колени и погладил мой шрам – совсем как ты тогда … Мне трудно понять, но его пальчики были так нежны и так осторожно касались шрама, что мне стало совсем хорошо и просто с этими мальчиками.
За ними ухаживает милая девушка Даша – молоденькая, крепенькая, круглолицая, с косичками. Красивая, очень спокойная и добродушная. Удивительно ловко управляется с мальчишками и они прекрасно ладят. У них не просто взаимная любовь, но большое взаимное уважение, хотя мальчишки особенные и по развитию обгоняют не только своих сверстников. А Даша образованностью не отличается, но все это с лихвой компенсируется добродушием, душевностью и хорошим домашним воспитанием. Она из простой деревенской семьи, но многим нашим так называемым интеллигентам до нее не дотянуться – так она умна, вежлива и тактична.
Даша вроде заведующей этим детским садом и одновременно его педагог, воспитатель, нянечка и все остальное. Ей помогают мамы мальчишек, но Даша с мальчишками круглые сутки – умывает, кормит, гуляет, занимается. Можно только удивляться, откуда что берется – школа да спецучилище, младший лейтенант. Правда, их выпускали под дипломом воспитателя дошкольного образования, но все равно.
Я стала ей помогать с мальчишками, когда не занята. Юра сперва поставил меня вместе с остальными в очередь, а потом стал освобождать для помощи Даше. И ни одна собака даже подумать не посмела, что это с корыстной целью – оказалось, что Даша – его девушка. После свиданий с Юрой приходит такая зацелованная и счастливая. Да и он тоже хорошенький приходит. Я ее подменяю, остаюсь на ночь с мальчишками. Решили с ней по очереди отпускать друг друга – Даше потанцевать-то с Юрой удалось первый раз после моего приезда. А тут она пришла ночью – я притворилась спящей. Не для того, чтобы подсмотреть, а чтобы ее не отвлекать от своих мыслей. Так она под халатом оказалась голая до пояса и так свои груди погладила, что можно только себе представить, как им с Юрой было хорошо. Завидую? Еще как!
Мальчишки удивительные. Как в них уживается баловство и серьезность – совершенно непонятно. Зато любую самую разудалую кучу мала и другое веселое безобразие можно утихомирить за минуту. Почти все время с ними кто-нибудь занимается. Тут почти постоянно бывают Олег Ерлыкин и Гриша Свиридов; не было дня, чтобы не зашли Карцева, Лопаткин, Долгополова, Баранов, Черномырдин, сам Свиридов.
Черномырдин с Полиной Ерлыкиной наконец поженились и теперь он с полным правом терроризирует Олега, но тот ничуть этим не обеспокоен и расправляется со своим новым отцом так же, как делал это раньше.
Мальчишки удивительно любят, когда им читают книжки или рассказывают. Сами прекрасно читают, и не только на русском языке, а любят живое чтение. Поэтому мы им много читаем.
Дело у наших мальчиков и их девочек идет к свадьбе. Живут друг с другом кажется уже все пары, мальчишки «своих» знают и очень любят. Как они встречают своих после краткой разлуки! Тут Вася Разумеев на один день всего уезжал, так как его потом обнимал Саша Кузовенин. И Катя тоже прибежала и при всех Васю обнимала и целовала.
Я так занята мальчишками, что не так обращаю внимание на остальное. Командир так меня и нацелил – мальчишки. Я и сменная сиделка в помощь Даше, и дополнительная охрана наряду с дежурным.
Когда первый раз вытащили меня в бассейн – боялась страшно. Как они увидят мои уродства. Даша меня успокаивала – она-то мои прелести видела. Купальник постаралась выбрать позакрытее. Но эти мальчишки ей-ей особенные – они постарались отвлечь меня, а когда я стала думать о своих шрамах, было уже поздно – я не только уже разделась, но и в воду с ними залезла. Мальчишки прекрасно держатся на воде, с удовольствием барахтаются и ужасно неохотно вылезают. Мы с Дашей их вытерли, они улеглись, но почти сразу полезли на нас и уселись верхом. Представляешь, на животе устраивается такой карапуз без трусиков – так и хочется расцеловать его маленький крантик! С нами купались Валерия Дзюбановская и Зина Васильева – так их тоже оседлали. Но не их сыновья, а чужие – я пока не поняла, как это получается, что с одной стороны все мамы как-бы общие (и мальчики – тоже), а с другой – такая нежная любовь к своим.
А мой наездник попрыгал-попрыгал на мне и заявил претензии – люблю, говорит, на голом пузе сидеть, а не на купальнике. Я ему отвечаю – представляешь? – что у меня там некрасивый шрам и вообще я стесняюсь. И этот чудо-ребенок мне заявляет такое … Я передать не могу, это только ты мог бы мне такие слова сказать. И ты знаешь, чем кончилось? Сказали бы мне, не поверила бы. Они меня потом втроем завели в ванную комнату, раздели и стали изучать мои шрамы на животе, бедре и ноге. И я им позволила. И этот консилиум вынес решение – проводить массаж ежедневно с какой-то там мазью. Они взялись лечить мои шрамы. Это что-то удивительное! И теперь я каждый день лежу перед ними с голым пузом (ладно бы с одним пузом!) и маленькие пальчики как-то по особенному гладят мои шрамы и около них. После этого я чувствую удивительное тепло и свободу в этих местах, не тянет и не мешает ничего. А Дима мне объясняет, что массаж поможет рассосаться внутренним спайкам. И он же сказал – ужасно виновато – что детей у меня не будет, этого они поправить не могут. Ты можешь себе представить?
Начала заниматься борьбой и на тренажерах. Здесь все как в Москве, а может быть даже лучше. Видела комнату, где взяли в заложницы Тоню Свиридову и где Свиридов пострелял нападавших. Молодец – расправился с ними, как настоящий мужчина. Удивительное сочетание дикой жестокости и самой нежной доброты. Он устроил Варфоломеевскую ночь кое-кому в городе, теперь наводит там порядок с жильем и зарплатой.
Представь – я хожу на танцы. Я танцую в здешнем кафе, которое почти такое же, как в Москве. И играют там те же – Дима Лопаткин, Семен Гаврилович Черномырдин, сам Свиридов. И еще местный Петр Филимонович Дормидонтов. Мы с Дашей по очереди отпускаем друг друга потанцевать. Только она после этого уходит гулять с Юрой, а я гуляю с Гришей Свиридовым, делюсь с ним своими заботами и мысленно пишу тебе письма, и скучаю по тебе, мой единственный.»
ОТЧЕТ «ТАТАРИНА»
– Что в шифрограмме?
– Выволочка. Как я посмел, как я то, как я се. И чтобы ни-ни!
– А ты?
– Я собираюсь послать им отчет исполнителя операции. Рукописный … Слушай, Назар, я помню был у тебя занятный человечек, который от руки «Слово о полку Игореву» переписывал. Татарин такой … Достань-ка мне его рукопись …
И в Москву с курьером ушел отчет с краткой сопровождающей запиской Свиридова. А на серой неровной бумаге крупным старательным почерком было написано:
«Ачет. Па приказу камандира правел асвабаждень маленкий девачка Ядвика. Пративнюк на числу 17 мущинской пол вывидын врасхот чистую. Один женский бачка пускай добрый опусктил жит. Татарин.»
У ВОЛОЖАНИНА УМЕР ОТЕЦ
– Что-то неприятное, Анатолий Иванович?
Суковицина никогда себе не позволяла вмешиваться в раздумья Свиридова, но сейчас ей показалось, что он расстроен шифрограммой как-то по особенному.
– У Воложанина отец умер …
– Ой!
– Где он сейчас?
– Должен вернуться с минуты на минуту из больницы …
– Дашу Огородникову ко мне. Петрову предупредите, что Даша скорее всего сегодня не вернется.
– Слушаюсь …
Даша появилась неожиданно быстро, взволнованная срочным вызовом.
– Что-то случилось, Анатолий Иванович? Что-то с Юрой?
– Нет, Дашенька. Сядь, успокойся. У Юры отец умер.
– Ой, как же это? Ведь он не болел …
– Сердце, видимо. Сейчас Юра приедет … На самолете на похороны он успеет. Если решишь, можешь лететь с ним.
– Конечно, а как же! Это не будет неудобно?
– Ты – его невеста, почти жена. Что же тут неудобного? Полетишь?
– Полечу.
– Поезжай домой, соберись. И прямо на аэродром. Не жди его, я скажу ему.
– Спасибо, Анатолий Иванович …
Даша торопливо вбежала в дом, напугав мать.
– Мама, у Юры отец умер! Я лечу с ним на похороны!
– Господи спаси и помоги! – мать перекрестила ее. – А он-то где?
– Он приедет прямо к самолету. Помогите мне собраться, мама.
Они вдвоем быстро собрали вещи. Мать оглядела дочку, одетую в дорогу.
– Какая ты … совсем взрослая …
– Будет вам, мама, не надо.
– Вот, возьми для Юры … Веди себя там достойно … Благослови тебя господь. И Юре передай нашу обоюдность и поддержку … Матери его и братьям его тоже передай наши соболезнования.
Даша закинула в багажник дорожную сумку и погнала машину к аэродрому.
Воложанин приехал прямо за ней, молча обнял ее.
– Спасибо, Дашута …
– Ты что? Как же я могла по другому?
Командир, экипаж молча и крепко жали им руки, ободряюще похлопывали Воложанина по плечу.
Перед посадкой в Рязани командир корабля подал Воложанину бланк радиограммы.
– Что там?
– Успеем. Машина наш ждет.
Даша накинула на плечи под полушубок черную газовую косынку.
– Держись, Юрочка! Я с тобой …
У машины их встретил парень, очень похожий на Воложанина. Братья обнялись.
– Познакомься, Володя, это моя Даша.
– Здравствуй, Даша. Не ко времени, но все равно рад тебе …
– Здравствуй, братец. – Даша обняла и поцеловала его.
А в доме, где суетились какие-то люди, она неспешно разделась, повязала голову черной косынкой и пошла прямо к его матери.
– Клавдия Герасимовна, я – Даша.
И они обнялись и заплакали.
Даша как-то быстро включилась в общие хлопоты, и хотя ловила на себе оценивающие взгляды матери, братьев и родственников, особого внимания на это не обращала.
Спать ей мать Юры постелила рядом с собой и ночью они долго шептались. А наутро Даша стала называть будущую свекровь мамой и все это даже не заметили, настолько это было естественно.
Все эти дни Даша была рядом с Клавдией Герасимовной, помогая и хлопоча вместе с ней.
И за гробом Даша шла об руку с ней, в одном ряду братьев.
За столом Даша сидела рядом с Юрой, чокалась и пила наравне с другими, без притворства. Родня Воложаниных приняла ее – подходили дядья и тетки ее будущего мужа, говорили какие-то простые слова, ободряли ее, одобряли его выбор, хвалили за домовитость и хозяйственность, передавали приветы родителям.
Ночью, обняв Клавдию Герасимовну, она шептала ей слова утешения, про братьев, про то, какой хороший у нее сын Юра, про то, что с внучатами они ее ждать не заставят …
За эти два дня они с Юрой так и не обнялись и не поцеловались, но они были почти все время рядом и постоянно чувствовали присутствие друг друга.
И только перед самым отъездом мать усадила их рядком и благословила.
Братья – Владимир и Степан – проводили их до трапа самолета.
В самолете оба, Юра и Даша, уснули, сморенные усталостью и их пришлось будить.
Их ждал Петроченков с машиной и приказом Свиридова переночевать у Дашиных родителей.
Олена Ксенофонтовна и Федор Антипович стали обнимать Воложанина, девчонки окружили Дашу, потом Воложанин достался Дашиным братьям.
Сели за стол помянуть свата …
На ночь Воложанину постелили в девичьей светелке, а девушки привычно устроились на полатях.