Концерт Патриции Каас. 5. Жизнь продолжается. Недалеко от Москвы, продолжение

– Да, там я провел целый день. И понял, почему многие любят этот город.

– Париж … Мы с Марго были там … так давно …

– Я обещаю тебе, что мы с тобой побываем в Париже.

ГРИША РИСУЕТ

– Неужели это Гриша? Радуйтесь, люди, нас посетил …

– Кончай, Димка! Вот трепач!

– Гришка, привет!

– Здравствуй, Гришенька!

– Привет нашему таланту!

– Здравствуйте, милые девчонки.

Обнявшись с болтливым Димкой Гриша прошелся между мольбертами.

Дотронулся до плеча бледной узколицей девушки.

– Анечка, здравствуй. Я подойду.

Девушка благодарно улыбнулась Грише.

– Доброе утро, будущие гении!

В студию вошел профессор Василевский и сразу заметил Гришу.

– Чем вызвано столь радостное для нас событие? Нас посетил сам Свиридов!

– Здравствуйте, Генрих Савельевич. И вы туда же …

– Не сердитесь, Гриша. Просто все мы рады вас видеть. Ведь это бывает не часто …

Профессор прошел между мольбертами, рассматривая работу студийцев.

– Сегодня мы с вами должны завершить наш труд. Продолжаем работу. Григорий Анатольевич в свободном полете, как обычно …

И профессор стал присаживаться к рисующим студийцам, обсуждать их работу, вносить коррективы.

А Гриша стал обходить мольберты по другому маршруту, чтобы не столкнуться с профессором, разглядывая рисунки на мольбертах и поглядывая на предложенную для рисования композицию.

Предметы, составляющие эту композицию, были просты, но их расположение вызывало у рисующих затруднения из-за частичного экранирования одного предмета другим. Гриша сразу подметил эту особенность композиции и для себя мысленно разъединил предметы.

Так он добрался до мольберта девушки Анечки и увидел, что именно экранирование предметов затрудняет процесс ее рисования.

– Ты видишь – у меня ничего не получается … Они налезают друг на друга …

– А это ничего, что они налезают. Смотри.

Гриша наложил на мольберт чистый листок бумаги и стал набрасывать рисунок.

– Смотри, я сперва изображаю все предметы так, как будто они стоят отдельно и друг другу не мешают. Видишь? А теперь я спрятал нижнюю часть вазочки за книгой. Видишь? Нижняя часть вазочки просто спряталась, она никуда не исчезла…

Гриша встал позади Анечки и положил руку ей на плечо, а другой рукой с карандашом показывал ей прием частичной экранировки.

И Анечка никак не среагировала на руку Гриши, и соседи за соседними мольбертами переглянулись – Анечка очень настороженно воспринимала любые прикосновения. Она считала себя некрасивой и обделенной вниманием мальчиков, а поэтому была всегда настороже.

А Гриша предложил Анечке нарисовать ее портрет одной из первых – после рисунка Лены в самый первый день – и они остались в студии. Анечка была благодарна Грише уже за одно его предложение, села на стул на возвышенности и стала расстегивать блузку.

– Ты не вздумай раздеваться. Тут слишком прохладно. Это я потом как-нибудь нарисую, хорошо?

Анечка с облегчением застегнула пуговки и села поудобнее. А Гриша стал с ней разговаривать, и они долго разговаривали. Анечка спохватилась:

– А что же ты не рисуешь?

– Вот теперь можно и порисовать … Только ты не подглядывай!

Лист с несколькими вариантами рисунка Гриша отдал Анечке, а на мольберте оставил портрет в крупном масштабе. Этим портретом наутро любовались студийцы, девушки ревниво поглядывали на Анечку, а профессор поставил Грише положительную оценку – их было у профессора всего две: посредственно и хорошо. Он поставил Грише оценку несуществующую – хорошо с двумя плюсами.

– Профессор, а почему ему два плюса? Разве мало одного?

– Один плюс за качество рисунка, а второй – за проникновение в душу модели. Он ее не приукрашивает, а она красива и вполне узнаваема. Попробуйте сделать так, как сделал Гриша.

А теперь Гриша наглядно и легко показал Анечке приемы построения такого на вид простого рисунка со скрытыми сложностями в композиции. И попался профессору.

– Так, кто тут отбирает у меня хлеб? Гриша? И как он вам объяснил прием преодоления сложности многослойной композиции? Рассказывайте!

Анечка довольно связно рассказала и показала то, что объяснял ей Гриша.

– Григорий Анатольевич, кто вас этому научил?

– Вы, Генрих Савельевич. Больше некому …

– А не могли бы вы … Не могли бы вы нарисовать эту композицию сзади, со стороны задника. Не переставляя и не заходя сзади?

– Почему бы и нет … Сейчас.

Все сгрудились за спиной у Гриши.

Он рисовал сейчас не в своей обычной манере – четкие, не требующие последующей корректировки, линии. Нет, он наносил легкие линии наброска, и предметы на рисунке казались прозрачными. А потом он прорисовывал видимые линии и легко убирал невидимые.

И композиция «наоборот», со стороны задника, появилась на его мольберте.

– Я думаю, это выглядит вот так, профессор.