– О том, что такие, как этот, – сущая напасть.
– А какой он?
– Слишком сумрачный взгляд.
– Быстро же ты стреляешь! Я даже не заметила, как ты зарядила револьвер.
– Потребовалось полгода, чтобы ты вылечилась от той дряни, которой тебя наградил бармен с О’Фаррел[2 - Улица злачных заведений в Сан-Франциско.]. Не хочешь наладить нормальную жизнь? У тебя есть работа, есть комната, ты уже семнадцать недель «чистая». Опять решила приняться за старое?
– Кровь у меня все равно нечистая!
– Дай мне еще немного времени и принимай лекарства.
– Он симпатичный, вот и все.
– Прямо как крокодил, нацелившийся на филейную часть!
– Ты его знаешь?
– В жизни не видела!
– Тогда почему такие поспешные суждения?
– Поверь мне, у меня дар, я вижу их насквозь.
Услышав низкий голос Лукаса, София чуть не подскочила, у нее похолодел затылок.
– Раз вы собираетесь провести вечер со своей очаровательной подругой, то будьте великодушны, примите приглашение в один из лучших ресторанов города. В моем кабриолете мы легко поместимся втроем.
– Вы очень догадливы, София – само великодушие! – подхватила Матильда, надеясь, что подруга пойдет ей навстречу.
София оглянулась, желая поблагодарить незнакомца и ответить ему отказом, но, увидев его глаза, онемела. Они долго смотрели друг на друга, не в силах ничего друг другу сказать. Лукас был бы рад прервать молчание, но не мог вымолвить ни слова, только безмолвно разглядывал волнующие черты незнакомки. У нее совершенно пересохло во рту, она не глядя, пыталась нащупать стакан на стойке, а он уже положил туда руку. Из-за их неловкости стакан опрокинулся; прокатившись по цинковому краю стойки, он упал на пол и разлетелся на семь осколков. София наклонилась и осторожно подобрала три стеклышка, Лукас встал на колени, чтобы ей помочь, и взял остальные четыре. Оба выпрямились, по-прежнему глядя друг на друга.
Матильда, переводившая взгляд с одного на другого, не выдержала и раздраженно бросила:
– Я подмету!
– Снимай фартук! Идем, мы и так опаздываем, – ответила София, наконец отвернувшись.
Она попрощалась с Лукасом коротким кивком и властно поволокла подругу на улицу. На стоянке она ускорила шаг. Открыв Матильде дверь, поспешно села за руль и рванула с места.
– Чего это тебя так разобрало? – недоуменно спросила Матильда.
– Ничего.
Матильда повернула зеркальце заднего вида в салоне так, чтобы София могла на себя взглянуть.
– Посмотри, на кого ты похожа, и объясни мне свое «ничего».
Машина мчалась по порту. София опустила стекло, в салон ворвался ледяной воздух, Матильда поежилась.
– Очень серьезный человек! – пробормотала София.
– Я все могу понять: большой, карлик, красавец, урод, тощий, толстяк, волосатый, безусый, лысый… Но что такое «серьезный», никак в толк не возьму.
– В таком случае просто поверь мне на слово. Сама не знаю, как это выразить… Унылый какой-то, измученный! Никогда еще мне не…
– В таком случае это идеальный кандидат для тебя, ты у нас обожаешь страдальцев. Бедный левый желудочек твоего сердечка!
– Не будь язвой!
– Нет, вы только посмотрите! Мне интересно ее непредвзятое мнение о мужчине, от которого я вся обмираю. Она на него даже не глядит, но все равно вонзает в него стрелу, которой позавидовал бы святой Себастьян! Потом оборачивается и впивается в него глазами сильнее, чем вантуз в сток раковины. И при этом требует, чтобы я не была язвой!
– Ты ничего не почувствовала, Матильда?
– Почему же, почувствовала, что вся пылаю! Как будто меня закутали в алый шифон от «Мейси»…[3 - Сеть дорожных магазинов.] В общем, я предстала перед ним в элегантном виде, это хороший знак.
– Ты не заметила, до чего у него сумрачный вид?
– Это на улице сумрачно. Зажги-ка фары, не хватает попасть в аварию! – Матильда затянула шнурок мехового капюшона и добавила: – Ладно, пиджачок на нем темноват, зато итальянского покроя, кашемир в шесть ниток, ты уж меня извини!
– Я не об этом…
– Хочешь, скажу тебе, что я имею в виду? Уверена, он не из тех, кто носит грубые трусы.
Матильда зажгла сигарету. Опустив стекло со своей стороны, она выдохнула дым наружу.
– Все равно от чего умереть – почему бы не от пневмонии? В общем, твоя взяла: бывают трусы и трусы.
– Ты меня совершенно не слушаешь, – озабоченно проговорила София.
– Представь, что чувствует дочь Кальвина Кляйна, глядящая на имя своего папаши, вышитое большими буквами, когда перед ней раздевается мужчина?
– Ты видела его раньше? – невозмутимо осведомилась София.
– Может, и видела в баре Марио, но гарантировать не могу. В те времена по вечерам у меня перед глазами чаще бывало мутновато…
– С этим покончено, все это позади, – сказала София.
– Ты веришь в ощущение «дежавю»?
– Может быть, а что?
– Там, в баре, когда у него выпал стакан… У меня было впечатление, что он падает, как в замедленной съемке.
– У тебя пустой желудок, свожу-ка я тебя в китайский ресторан, – решила София.
– Можно задать тебе последний вопрос?