Первый день

– Так откуда же вы знаете, что они существуют?

– Они формируются во время катастрофического сжатия гигантских звезд, многократно превышающих размерами наше Солнце. Оболочка таких звезд невероятно тяжелая, и ничто не может помешать ей рухнуть под собственным весом. Когда частицы материи, большие или малые, приближаются к черной дыре, она приходит в резонанс и гудит, как колокол. Этот звук, который достигает Земли, соответствует ноте си-бемоль. На пятьдесят семь октав ниже до среднего регистра. Вы представляете себе, можно слушать музыку, исходящую из недр Вселенной.

– Это почти невероятно, – вздохнул Уолтер.

– Бывает кое-что еще менее вероятное. Вокруг черной дыры пространство и время искривляются, и течение времени замедляется. Человек, отправившийся в путешествие к границе черной дыры, если не будет проглочен ею, вернется на Землю гораздо более молодым, чем его оставшиеся дома ровесники.

Когда мы вновь вошли в зал, где мои собратья астрономы ждали рождения черной дыры, Уолтер вел себя иначе. Он подолгу смотрел на экраны, где возникали крохотные черные точки, свидетели далеких эпох, когда человечества еще в помине не было. В 3.07 по залу, где мы находились, разнеслось такое оглушительное «ура», что стены задрожали. Мартин, обычно флегматичный, высоко подпрыгнул, едва не завалившись навзничь. То, что появилось на экране, служило неопровержимым доказательством свершившегося. Завтра все мировое астрономическое сообщество порадуется открытию своих британских коллег. Тут я подумал о моих друзьях с плато Атакама: может, они тоже вспомнят обо мне.

Уолтера околдовал мой рассказ об искривлении времени. На следующий день Мартин, отвозя нас на станцию Холмс-Чепл, поведал Уолтеру, что мечтает обнаружить и описать так называемую «червоточину». Едва оправившись от свалившейся на него информации о черных дырах, Уолтер сперва решил, что над ним пошутили, а потом стал требовать, чтобы Мартин объяснил ему, что к чему. Мартину и без того еле удавалось удерживать свою старую машину на дороге, так что пришлось мне втолковывать Уолтеру, что червоточинами астрономы называют своеобразные туннели, соединяющие точки пространства-времени по кратчайшему пути. Они словно двери, ведущие из одной точки Вселенной в другую, и доказать, что они существуют, – значит приблизить то время, когда человек получит возможность путешествовать в космосе со скоростью, превышающей скорость света.

На перроне Уолтер крепко обнял Мартина и, явно волнуясь, заявил, что профессия астронома прекрасна. Потом вытащил из кармана оторванную петлю и торжественно вручил ее владельцу.

В поезде на Лондон, когда остался позади Манчестер, Уолтер доверительно сообщил мне, что, по его мнению, если представители Фонда Уолша не присудят победу нам, это будет величайшей несправедливостью.

Париж

Кейра сказала Максу правду: всю неделю она проводила вечера в доверительных беседах с сестрой.

– Ты часто вспоминаешь папу?

Кейра вытянула шею и заглянула в кухонную дверь. Жанна сидела и сосредоточенно рассматривала фарфоровую чашку.

– Он всегда пил из нее кофе по утрам, – сказала Жанна и, налив в чашку травяной чай, подала ее Кейре. – Глупость какая-то: только увижу ее на полке, сразу начинаю киснуть.

Кейра молча смотрела на сестру.

– И каждый раз, наливая в нее чай или кофе, чувствую, что он здесь, сидит напротив меня и улыбается. Правда, смешно?

– Нет. Откровенность за откровенность. Я до сих пор храню одну из его рубашек. Иногда надеваю ее, и у меня возникает такое же ощущение, как у тебя. Стоит просунуть руки в рукава, и мне кажется, будто он пришел и останется со мной на весь день.

– Как ты думаешь, он бы нами гордился?

– Было бы чем: две незамужние женщины, бездетные, живущие под одной крышей, а ведь обеим за тридцать. Может быть, рай существует, но только отец, глядя на то, что с нами стало, разом оказывается в аду.

– Мне не хватает папы, Кейра, и мамы тоже, ты даже не представляешь, как мне их не хватает.

– Жанна, может, сменим тему?

– Ты действительно снова собираешься в Эфиопию?

– Не знаю. Я не знаю даже, что буду делать на следующей неделе. А мне бы надо разобраться с работой, а то скоро дойдет до того, что тебе придется меня содержать.

– То, что я тебе сейчас скажу, ты наверняка сочтешь проявлением эгоизма. Мне очень хочется, чтобы ты осталась. Мы скучаем по родителям, но это в порядке вещей, к тому же, надеюсь, они теперь вместе. Но мы-то с тобой живые, и, когда ты уезжаешь, мы теряем столько времени!

– Я знаю, Жанна, но рано или поздно тебе повстречается другой Жером, хороший и добрый. Ты родишь детей, и тетушка Кейра станет гостить у вас, приезжая из командировки, и привозить целые мешки увлекательных историй. И потом, ты ведь моя сестра, и я даже вдалеке все время думаю о тебе. Обещаю, если уеду, стану звонить чаще, и не только для того, чтобы обменяться общими фразами.

– Ты права, сменим тему, я не имею права тебе все это говорить. Хочу, чтобы ты жила там, где ты счастлива. Итак, будем прагматиками и оставим в стороне мои душевные метания. А что нужно сделать, чтобы ты могла вернуться в долину Омо?

– Собрать команду, раздобыть оборудование, найти на все это деньги – в общем, сущие пустяки!

– Сколько?

– Гораздо больше, чем та сумма, которую ты отложила на покупку квартиры.

– Почему бы тебе не поискать частного спонсора?

– Потому что археологи не мелькают перед телекамерами в майках с рекламой стирального порошка, газированной воды или какого-нибудь банка. Меценаты нынче большая редкость, вернее сказать, они все вымерли. Кстати, есть идея: можно организовать соревнования по бегу в мешках, например, с саперными лопатками в руках. Первый, кто выкопает из земли кость, получит годовую подписку на журнал по собаководству.

– Не своди все к шутке, то, что я говорю, не так уж глупо. Да, это нелегко. Ты высказываешь идею и сразу же слышишь в ответ: «Это невозможно!» Может, тебе при случае стоит обратиться в какой-нибудь фонд и представить твои работы? Кто знает? Всякое бывает.

– Все смеются над моими исследованиями, Жанна. Думаешь, кто-то поставит на меня хоть один евро?

– Думаю, ты не веришь в себя. Ты три года провела на раскопках, писала подробные отчеты – я читала твою диссертацию. Знаешь, были бы у меня деньги, я бы непременно финансировала твою будущую экспедицию.

– Потому что ты моя сестра! Ты очень добрая, Жанна, но твоя идея вряд ли осуществима. И все-таки спасибо тебе, я на целых тридцать секунд погрузилась в сладкие мечты.

– Вместо того чтобы впустую терять день за днем, лучше бы зашла в Интернет и составила список французских и других европейских организаций, которые могли бы заинтересоваться твоей работой.

– И вовсе я не теряю время!

– А что у тебя за делишки с Айвори? Ты почти каждый день таскаешься к нему в музей!

– Он очень забавный тип! Представляешь, его страшно заинтересовал мой кулон. Айвори даже меня заинтриговал. Мы пытались определить возраст камня – никакого результата. А профессор по-прежнему настаивает, что кулон очень древний, но это нельзя ни доказать, ни опровергнуть.

– Интуиция?

– Я его, конечно, уважаю, но одной интуиции недостаточно.

– Эта вещица и правда необычная. У меня есть друг геммолог. Хочешь, покажем камень ему?

– Но это, скорее всего, не камень – впрочем, и не окаменевшее дерево.

– А что?

– Мы не знаем.

– Дай взгляну, – потребовала Жанна, внезапно забеспокоившись.

Кейра сняла шнурок с кулоном и протянула сестре.

– А если это фрагмент метеорита?

– Ты когда-нибудь слышала о метеорите, гладком и нежном на ощупь, словно кожа младенца?

– Не стану утверждать, что я в этом разбираюсь, но думаю, мы далеко не все знаем о том, что прилетает к нам из космоса.

– Как гипотеза сойдет, – согласилась Кейра, в которой проснулся инстинкт археолога. – Помню, я где-то читала, что на Землю падает около пятидесяти тысяч метеоритов в год.