Первая ночь

– Сомневаюсь, что он получит визу.

– Значит, отправится туда пешком, через Бутан.

– Эдриен должен продолжить поиски, я не могу ждать так долго.

– Он сказал мне те же слова о любимой женщине, но боюсь, вам обоим придется смириться.

– В моем возрасте полтора года – огромный срок. Не уверен, что окажусь долгожителем.

– Полноте, вы в отличной форме. А жизнь в ста случаях из ста заканчивается смертью, – пошутил Уолтер. – Я, например, могу через мгновение погибнуть под колесами автобуса, выйдя из телефонной кабины.

– Задержите Эдриена любым способом, убедите ничего не предпринимать в ближайшие дни. И главное – не пускайте в консульство и не позволяйте общаться с китайскими властями.

– Зачем вам это?

– А затем, что партия, которую нам предстоит разыграть, требует дипломатического такта, а Эдриен в этой области талантом не блещет.

– Могу я узнать, что вы задумали?

– В шахматах это называют рокировкой, подробней расскажу через день-два. Прощайте, Уолтер, и будьте осторожны, переходя через улицу…

Закончив разговор, Уолтер решил прогуляться.

Лондон, Сент-Джеймс-сквер

Черное такси остановилось перед фасадом элегантного викторианского особняка. Айвори вышел, расплатился с шофером, взял свой багаж, дождался, когда машина уедет, и потянул за висевшую справа от кованой двери цепочку. Зазвенел колокольчик, Айвори услышал приближающиеся шаги, и дворецкий открыл дверь. Айвори протянул ему визитную карточку:

– Не сочтите за труд передать вашему нанимателю, что я прошу принять меня и что дело не терпит отлагательств.

Слуга ответил, что очень сожалеет, но хозяина нет дома и связаться с ним будет затруднительно.

– Не знаю, уехал ли сэр Эштон в Кент, в охотничий домик или к одной из любовниц, – мне, честно говоря, на это плевать. Но знайте: если я уеду, не повидавшись с вашим, как вы его называете, хозяином, он может очень на вас рассердиться. Итак: я прогуляюсь по вашему шикарному кварталу, а когда вернусь и снова позвоню в дверь, вы сообщите мне адрес, где сэр Эштон со мной встретится.

Айвори сошел с крыльца и зашагал по улице, небрежно помахивая сумкой. Через десять минут, когда он прогуливался вдоль ограды, у тротуара остановилась роскошная машина. Водитель вышел и распахнул перед Айвори дверцу: ему приказали доставить гостя в поместье, находящееся в двух часах езды от Лондона.

Английская деревня осталась такой же прекрасной, какой ее помнил Айвори; конечно, здесь не было ни просторов, ни сочной зелени его родной Новой Зеландии, но пейзаж за окном радовал глаз.

Удобно устроившись на заднем сиденье, Айвори отдыхал. Около полудня скрип гравия под колесами автомобиля разбудил его. Машина проехала по широкой, обсаженной аккуратно подстриженными эвкалиптами аллее и остановилась у портика с колоннами, обвитыми штокрозами. Слуга провел Айвори в маленькую гостиную, где его ждал хозяин дома.

– Коньяк, бурбон, джин?

– Стакана воды будет достаточно. Приветствую вас, сэр Эштон.

– Кажется, мы не виделись двадцать лет?

– Двадцать пять, и не говорите, что я не изменился, будем смотреть правде в глаза – мы оба постарели.

– Думаю, вы пришли не для того, чтобы сетовать на старость.

– Представьте себе, именно для этого! Сколько у нас времени?

– Вы мне скажите, раз уж навязались в гости.

– Я не о том. Я спрашивал, сколько нам осталось на этой Земле. В нашем возрасте – лет десять. Или больше?

– Почем мне знать? Да я об этом и не думаю.

– У вас великолепное поместье, – похвалил Айвори, разглядывая парк за большими окнами. – Говорят, ваша резиденция в Кенте ничуть не хуже.

– Я передам ваши лестные слова моим архитекторам. Вы об этом хотели со мной побеседовать?

– Одна беда со всей этой собственностью – на тот свет ее с собой не заберешь. Копишь богатства, выбиваешься из сил, приносишь жертвы, а в последний день жизни все это становится никому не нужным. Даже если вы навечно припаркуете перед кладбищем ваш красавец «ягуар», так изящно отделанный кожей и деревянными панелями!

– Эти богатства, дорогой мой, перейдут по наследству к следующим поколениям, как мы получили их от наших отцов.

– Недурное наследство в вашем случае, я полагаю.

– Не хочу сказать, что ваше общество мне неприятно, но я очень занят, так что объясните, к чему вы клоните.

– Времена изменились, вот о чем я размышлял вчера за чтением газет. Крупные финансисты попадают за решетку и до конца дней гниют в тесных камерах. Прощайте, особняки и роскошные палаццо – девять метров квадратных, да и то, если это VIP-отсек! А наследнички сорят деньгами, пытаются сменить имя, чтобы смыть семейный позор. Хуже всего то, что никому больше не гарантирована неприкосновенность. Уйти от наказания – бесценная роскошь даже для самых богатых и сильных мира сего. Головы летят, одна за другой, это нынче в моде. Вы лучше меня знаете, что политики больше не генерируют идей, а те, что они выдают, малоприемлемы. Ущербность социальных проектов проще всего замаскировать, подпитывая низменные чувства народных масс, в том числе нетерпимость к «иным». Невероятное богатство одних в ответе за нищету других, сегодня все это знают.

– Надеюсь, вы приехали не для того, чтобы докучать мне революционной прозой и жаждой социальной справедливости?

– Революционной прозой? Боже упаси, я консерватор до мозга костей. Все дело в справедливости.

– Переходите к делу, Айвори, вы начинаете меня утомлять.

– Хочу предложить вам сделку, нечто из области справедливости, как вы говорите. Могу обменять ключ от камеры, куда вы обязательно попадете и где закончите свои дни, если я опубликую в «Дейли ньюс» или в «Обсервер» досье, которое собрал на вас, на свободу молодой археологини. Теперь понимаете, о чем я?

– Что за досье? И по какому праву вы угрожаете мне в моем доме?

– Торговля влиянием, незаконное участие в делах, подкуп депутатов парламента, конфликт интересов в ваших компаниях, злоупотребление бюджетными средствами, уход от налогов… вы тот еще тип, старина, ни перед чем не останавливаетесь, даже перед заказным убийством ученого. Что за яд использовал ваш киллер, чтобы избавиться от Эдриена, и как он его ввел? С выпитым в аэропорту соком? В стаканчике с водой перед взлетом? Или это был контактный яд? Укольчик во время паспортного контроля? Теперь уже все равно, так удовлетворите мое любопытство!

– Вы просто смешны, мой бедный друг.

– Легочная эмболия на борту самолета, совершающего длительный перелет в Китай. Для шпионского романа заголовок длинноват, тем более что идеального убийства не получилось!

– Ваши нелепые и необоснованные обвинения мне глубоко безразличны, уходите, пока я не приказал выкинуть вас вон.

– В наше стремительное время редакторы не успевают проверять подлинность информации, былая щепетильность принесена в жертву большим тиражам. Трудно их за это упрекнуть, Интернет – опасный конкурент. Газета с разоблачительной статьей о лорде Эштоне будет отлично продаваться! И не надейтесь умереть раньше окончания работы комиссии по расследованию вашей деятельности! Реальная власть перешла от парламента и судов к газетам: они затевают процессы, предоставляют доказательства, выслушивают показания жертв; судьям остается лишь вынести приговор. Что до личных связей, ни на кого нельзя положиться. Ни одно правительство не рискнет скомпрометировать себя, особенно ради одного из своих чиновников. Слишком силен страх перед гангреной. Судебная власть отныне независима – слава демократии! Вспомните того американского финансиста, затеявшего крупнейшую аферу века: не прошло и двух, ну, может, трех месяцев, как его осудили и посадили.

– Чего вы от меня хотите, черт бы вас побрал?

– Вы что, не слушали? Я ведь сказал – пустите в ход свои связи и освободите мою молодую подругу. А я, так уж и быть, никому не скажу о том, как вы, старый безумец, злоумышляли против нее и ее друга! Если я сообщу, что вы приказали убить Кейру, а когда не вышло, подстроили все так, чтобы ее бросили в тюрьму, вас вышвырнут из совета и заменят кем-нибудь пореспектабельней.

– Вы чудовищно смешны, и я не понимаю, о чем вы.

– Тогда мне остается лишь откланяться, сэр Эштон. К чему злоупотреблять вашим великодушием? Буду признателен, если ваш шофер довезет меня до станции: не подумайте, что я не люблю ходить пешком, но если на обратном пути со мной вдруг что-нибудь случится, это произведет гнетущее впечатление.