Геммы. Орден Сияющих

– Молчать! – брызнул слюной Говран Бодюлевич.

Краем глаза Янтарь заметил мелкую дрожь на кафедре перед судьей. Сначала ему показалось, что дрожал сам высокопоставленный чиновник, но мигом позже он осознал – тряслась ажурная шкатулка с финифтью и глазурью.

– Значит, вину свою обвиняемый отрицает. – Касьян Степанович любовно огладил золоченую крышку. – Прискорбно… для него. Ибо нашего судию не провести, он чует ложь и каждому воздает по справедливости.

Илай нахмурился. Что он только что услышал? Бред или самовосхваление?

– Простите, сударь, – подал он голос, – а разве судья – не вы?

– Я? – Касьян Степанович внезапно жеманно хохотнул. – Я лишь скромный городничий славного города Букава. А живет сей город под присмотром разума куда более беспристрастного. Вот наш судия, – он указал всей пятерней на шкатулку, – и сейчас он вынесет единственно справедливый приговор.

Если бы Илай стоял, он бы плюхнулся на зад. Шкатулка – судья? Они здесь что же, умалишенные все?

Но упомянутая шкатулка затряслась еще более явно, так, что невозможно стало это игнорировать. Крышка откинулась сама собой, и по полупустому залу разлилась механическая мелодия. Писарь сосредоточенно занес перо над бумагой и прикусил язык от усердия.

Мелодия была хромая и навязчивая, как мотивчик кабацкой непристойной песенки: трам-тара-там, тра-там-та-там. И так по кругу. Но лица исправника и городничего склонились над ней, как над серафимовым откровением. Илай дернулся в кандалах. В воздухе будто дохнуло чем-то едким, щекочущим пазухи, чем-то знакомым.

Тут из нутра шкатулки полезла бумажная лента. Городничий с фанатичным блеском в глазах подставил под нее раскрытые трепещущие ладони. Лента выползла змеей из гнезда, улеглась кольцами, мелодийка оборвалась, крышка упала на место со звонким щелчком. Только тогда Илай понял, что все это время не дышал.

– Кхм, – прочистил горло городничий Касьян Степанович. – Судия принял решение! Я оглашаю приговор. – Он поднес ленту к глазам: – «Безродного бродягу Илая, осквернившего память белоборского народа, приговариваю к немедленному усекновению всех оконечностей, включая мужескую». Справедливо, как, впрочем, и всегда, – заключил чиновник.

Повисла пауза.

«Спасите кто-нибудь», – только и подумал Илай.

Его раздирало противоречие: с одной стороны, в голову крепко вбили, что власть есть власть, она требует безусловного подчинения вышестоящим, а с другой… Илай не желал пропадать. Не так и не теперь! Однако драться со служивыми? Как он ни дергался, конвойным удалось отцепить его от кресла и вновь поволочь обратно к дверям.

«Должно быть, покромсают на дворе», – нервно хохотнул он, не до конца осознавая происходящее.

Но не успели они миновать зал заседаний, как его широкие двери распахнулись так резво, что ударились о стены.

На пороге стояли Диана и Дуся. А за ними в проходе теснился целый пехотный батальон императорской армии. Мельком Илай отметил, что обычно завитые волосы голема сейчас распрямились, пряди напоминали тонкую стальную проволоку, и сейчас внешне хрупкая каменная служанка выглядела более чем устрашающе. Диана стояла, воинственно уперев руки в бока.

– Что здесь происходит?! – возопил Касьян Степанович неожиданно высоким голосом. – По какому праву вы врываетесь во время суда?!

– Именем государыни императрицы Аркадии Васильевны Саллавис вы обвиняетесь в измене! – звонко объявила Диана, сжимая кулаки. – Последние пять лет в Букаве не было ни единого оправдательного приговора. Вы нарушаете, нет, игнорируете «Уложение об ответственности», ублажая свои прогнившие души, порабощенные демоном!

– Немыслимо! Это все поклеп, чтобы сместить меня с должности. Знаю, это все завистники из Салаз…

– Против вас свидетельствовали горожане, – отчеканила Диана, вскинув подбородок. – Те, кого вам не удалось запугать.

– Что за вздор! – Земской исправник грохнул по кафедре кулаком. – Арестовать девок и под суд их! За клевету! Нет, за подстрекательство к бунту!

Тут между девушками протиснулся бочком невысокий и седовласый хмурый военный, судя по мундиру и эполетам – штабс-капитан. Не обращая внимания на блеяние городничего и исправника, он обратился к Диане:

– Вы были очень настойчивы, сударыня, когда ворвались в нашу фортецию и потребовали помощи войск. Теперь прошу предъявить зримые доказательства государственной измены.

Они с Дусей переглянулись и разом кивнули.

Конвоиры бросили закованного Илая на пол, отчего тот крепко приложился о камень челюстью, и схватились за блестящие винтовки, что висели у каждого на плече. В ответ на них наставили в три раза больше.

Пока вооруженные мужчины буравили друг друга взглядами и прицелами, Дуся широкими шагами направилась напрямик к кафедре. Путь ей заступили городничий с земским исправником, но внешне хрупкая горничная легко подвинула обоих мужчин, да так, что те едва удержали равновесие. Затем спокойно взяла золоченую шкатулку – местного «судию» – и быстро вернулась к Малахиту.

– Хватай! – скомандовала она Диане, и та бухнулась коленями на пол около сердито зажужжавшей, заплясавшей на месте шкатулки. Откинув крышку, сестра сунула внутрь руку… по локоть, а потом и по плечо. Рука точно провалилась в прорубь посреди каменного пола, и, судя по всему, это был не предел.

– Скуда! – прошипела Диана. – Не достать!

Тогда, сделав вид, что сплюнула под ноги, Дуся схватила шкатулку, перевернула кверху дном и принялась трясти, как если бы сбивала сливки.

– Вы чего это? – только и успел пробормотать ошеломленный Илай. Он откатился в сторону, чтоб не затоптали, и теперь наблюдал разворачивающуюся сцену под любопытным углом. – Что вы…

Внутри шкатулки что-то загрохотало, словно там перекатывалась из угла в угол дубовая бочка. Послышалось громкое кряхтение. Диана вновь сунула руку в шкатулку, только теперь снизу вверх, и тут же завопила:

– Держу!

Шкатулка пыталась вырваться из хватки двух упорных девиц, но не тут-то было, и вскоре наружу показался вертлявый хвост с ишачьей кисточкой на конце, кривые короткие ножки, совершенно голый сморщенный зад и кургузое, непропорциональное тельце. Последней выскочила, чуть застряв, голова, формой похожая на чугунок, вся утыканная мелкими острыми рожками, с желтыми шальными глазищами и зубастой пастью. Пасть эта не закрывалась ни на миг: нелюдь орал, фырчал, пыхтел и плевался во все стороны, пытаясь вывернуться и цапнуть Диану.

– Р-руки пр-р-рочь от Какатора Мудрейшего! Всех на дыбу! Содр-р-рать кожу! Обезглавить! Сгною-у-у-у!

– Все эти годы, – перекрикивала его Диана, – городничий беспрекословно слушался беса, запертого в шкатулке, вместо того чтобы посадить в Букаве достойного судью, который чтил бы закон Паустаклавы!

Скованный по рукам и ногам, Илай вывернул шею, чтобы посмотреть на реакцию штабс-капитана. Тот хоть и не переменился в лице, но торопливо осенил себя знаком серафимовых крыльев.

И тут бес, назвавшийся Какатором, все-таки изловчился и полоснул сестру когтистой лапой по предплечью, разодрав рукав алого мундира. Брызнула кровь, пальцы Малахита разжались. Илай охнул, как от своей боли, почти почувствовав ее, острую и горячую. Слуга демона перекувыркнулся в воздухе и принялся метаться от стены к стене, словно грязно-зеленый каучуковый мяч.

– Держать оборону! – гаркнул штабс-капитан. – Не выпускать!

Конвойные, опомнившись, бросились охранять окна, чтобы бес не выскочил, а пехота осталась в дверях. Рогатый все набирал скорость.

Диана, тихо выругавшись, перестала зажимать рану и решительно сдернула с носа окуляры. Прищурилась. В следующий миг она вскочила на спинку ближайшей деревянной скамьи и понеслась по верхам по одной ей известной траектории, орошая проделанный путь кровью. Затем метнулась вбок и еще два шага пробежала прямо по беленой стене зала. И на лету поймала летящий к ней снаряд – свернувшегося пушечным ядром беса Какатора.

– Выкуси, отродье! – рявкнула она, с треском впечатав его башку в каменный пол.

– Кандалы, быстро! Заковать нечистого, – скомандовал штабс-капитан.

– С-с-сама выкус-с-си, – просипел бес и взорвался вонючим облаком с характерным звуком срамных ветров.

Подбежавшие было военные тут же закашлялись с непривычки. Диана лишь брезгливо отряхнула руки и выпрямилась.

– Убег? – сочувственно спросила Дуся.

– Вернулся к хозяину, – поправила сестра. – Скорее всего, высшему демону.

– Хвала святым наставникам! – вдруг подал голос городничий, на четвереньках выбираясь из-под кафедры. Парик он где-то потерял в пылу заварушки, и теперь его родные волосы торчали во все стороны, придавая ему слегка безумный вид. Родинка под глазом дергалась. – С меня спало наваждение, и разум мой прояснился!

Он воздел руки к потолку, явно собираясь сказать что-то еще, но штабс-капитан прервал его:

– Это еще нужно выяснить, Ваше Превосходительство. Но разбираться будем уже не мы, – и мотнул подбородком. Вымуштрованные вояки быстро скрутили городничего, а заодно земского исправника и посеревшего лицом писаря.