Блистательные дикари

Голова, появившаяся было в оконном проеме, исчезла, и минутой позже входная дверь в домике распахнулась. Судя по всему, в дни молодости рост Ричарда Элмора был не меньше полных шести футов, но годы согнули его, и с возрастом он начал сильно горбиться. Тем не менее его рукопожатие было решительным и крепким. Большой нос значительно выступал вперед, из-под нависшего лба внимательно смотрели маленькие, глубоко посаженные свиные глазки. Его обвисшие красные щеки, казалось, оттягивали вниз остальную часть его физиономии. Опущенные уголки рта придавали лицу мрачный вид, а толстые, серебряные от седины и похожие на проволоку волосы торчали во все стороны. Он был одет в старую рубашку с закатанными по локоть рукавами, а старые фланелевые брюки лишь подчеркивали его изрядное брюшко.

Он оглядел Криса с ног до головы и пробормотал:

– Да, вы именно такой, каким вас описал Коптет. Что ж, заходите, мистер Лэнг.

Элмор повернулся и побрел вверх по лестнице. В прихожей было довольно темно, и нигде не было видно ни единой электрической лампочки. Из двери, находившейся слева по коридору, одуряюще пахло специями. Элмор закрыл за Крисом дверь своей квартиры и провел его в гостиную – небольшую квадратную комнату, из которой через арку в стене можно было попасть в кухню.

– Может быть, вы выпьете чаю? – спросил хозяин.

– Спасибо, с удовольствием.

Крис с любопытством осмотрелся. В гостиной Элмора ощущалось какое-то незнакомое ему до сих пор постоянство. Крис не удивился бы, если бы узнал, что и тридцать лет назад гостиная выглядела точно так же. Парочка современных бытовых приборов указывала, разумеется, на эпоху, но их присутствие не бросалось в глаза и не нарушало общей гармонии. По сторонам маленького, забранного решеткой камина стояло по креслу. Они были удобными и глубокими, хотя и казались на первый взгляд давно вышедшими из моды.

– Как поживает Джозеф?

Элмор колдовал на своей кухоньке, которая по размерам походила скорее на большой шкаф, – он наполнял водой чайник со свистком.

– У него все в порядке. Пожалуй, несколько утомлен, но это затрагивает лишь физическую сторону его существования. Душой же он, как всегда, молод.

Элмор хохотнул.

– Когда он мне позвонил, его голос звучал звонко, как в былые годы, а ведь я не разговаривал с ним по меньшей мере год, а то и полтора.

Крис попытался было представить Коптета бок о бок с Элмором, и это показалось ему забавным. Судя по всему, Элмору туго пришлось в жизни – квартирка жалкая, денег у него нет, это ясно, а между тем Коптет буквально купался в роскоши, и единственной его заботой было выбрать резиденцию пошикарнее.

Элмор тем временем зажег газовую конфорку, и перед его глазами заплясали голубые язычки пламени. Пока он устанавливал чайник на огонь, Крис изучал коллекцию фотографий в деревянных рамках, стоявших на маленьком столике рядом с загаженным окном. Он обратил внимание на фотокарточки двух привлекательных женщин с суровыми взорами, сделанные как минимум лет пятнадцать назад. На другом портрете рядом с женщинами был изображен Элмор. Прочие снимки запечатлели Элмора за границей – на каждом из них он был одет по погоде. Один снимок особенно привлек внимание Криса. Он даже подошел к окну, чтобы получше разглядеть изображение в лучах заходящего солнца.

На фотографии можно было увидеть молодого Ричарда Элмора, стоящего рядом с Джозефом Коптетом. Со всех сторон их окружали вооруженные люди. На некоторых красовалась военная форма, другие были облачены в штатское. Судя по всему, решил Крис, эти люди натянули на себя все самое лучшее. Все они стояли в снегу чуть ли не по колено. Лица, смотревшие в объектив, выглядели утомленными и исхудавшими, но люди на фотографии улыбались.

– Это один из самых волнующих моментов моей жизни, – заметил Элмор, который незаметно вернулся в гостиную. – Был до смерти напуган, но счастлив, как никогда.

– Вторая мировая война? – осведомился Крис.

Элмор утвердительно кивнул.

– Югославия. Мы сражались с хорватами и нацистами. Там-то мы с Джозефом и познакомились.

Крис поставил фотографию на место. За окном вечернее небо стало наливаться оранжевым цветом, а по краям приобрело алый оттенок.

Элмор продолжал разглядывать заветное фото с изображением Коптета.

– Именно там, в Югославии, все и началось. В свободное от боев время мы воровали медицинские препараты и прочее – бинты, транквилизаторы – все, что под руку попадалось. Черный рынок просто невозможно было насытить. Лекарства и бинты тогда стоили дорого. Они и сейчас дают неплохую прибыль, если ими торговать.

Крис не мог себе представить, что Джозеф Коптет, которого он знал, когда-то занимался воровством. Нынешний Джозеф Коптет был пожилым мультимиллионером, испытывал неудержимую тягу к «шабли» и картинам импрессионистов. И уж конечно, он никак не походил на мелкого воришку и борца с нацизмом.

В кухне засвистел чайник. Элмор поспешил туда с широкой улыбкой на увядшем лице. Крис закурил и оперся о дверной косяк.

– Вы что, работали с ним после войны?

Элмор с большим вниманием выбирал фарфоровый чайник для предстоящей церемонии чаепития. Тем не менее он с готовностью ответил на вопрос:

– К 1945 году у Джозефа была уже вполне работоспособная сеть сотрудников и деловые партнеры по всей Европе. Все последующие годы он без зазрения совести их доил и обманывал и таким образом сколотил первоначальный капитал, который лег в основу его будущего благосостояния. Со временем он занялся экспортом западных лекарств и медицинского оборудования в Восточную Европу. На этом можно было заработать кучу денег, только это не каждому оказалось под силу. В этом деле приходилось раскидывать мозгами, а у Джозефа мозги имелись – уж будьте покойны. Мозги и связи.

– Вы хотите сказать, что он продавал им препараты, которые им больше негде было взять?

– Равно как и препараты, которых везде имелось в достатке. Просто он скидывал цену. Хотя его сеть отлично работала и его деятельность не требовала от него личного участия в операциях по транспортировке, он временами изъявлял желание прогуляться за «железный занавес», чтобы пощекотать себе нервы и не потерять форму. Партнеры чрезвычайно уважали его за рисковый характер, хотя и знали, что каждая такая ходка обогащала его все больше и больше. Вот как он вел дела – не придерешься.

С тех пор, подумал Крис, Коптет избавился от своего сомнительного прошлого, словно змея от старой шкурки. Он прочно обосновался на новой родине и стал отцом-основателем фирмы «Фармацевтические товары Коптета», а также единственным спонсором Института Коптета, который был создан исключительно на его средства.

Элмор разлил по чашкам чай и вернулся в гостиную. Там он поставил свою чашку на стол и потянулся к большому, переплетенному в кожу альбому для фотографий, стоявшему на книжной полке. Потом он протянул его Крису, который быстро пролистал несколько страниц, пока не наткнулся на черно-белую фотографию мальчика. Тот лежал на застывшей от мороза земле, выставив обнаженное плечо из широкой горловины ветхого, не по размеру, свитера. Крис взглянул на фото повнимательнее. В точке, где шея соединялась с плечом, отчетливо просматривалась глубокая рана. На следующем снимке была изображена группа людей с лицами белее, чем снег вокруг них. Из этих лиц, казалось, ушла сама жизнь, и они смотрели в объектив пустыми, мертвыми глазами акул. Крису еще не приходилось видеть живых людей, столь похожих на трупы.

– Так когда же все это началось? – спросил Крис.

– В конце сороковых – начале пятидесятых. В сущности, самое начало можно отнести к тому периоду, когда мы вместе с ним оказались в Югославии и сражались против нацистов. Мы жили в горах и постоянно передвигались от селения к селению. Время от времени мы забирались в деревеньку где сталкивались с людьми, подобными тем, что на снимке. – сообщил Элмор, склоняясь над фотографиями. – Вот эти два, к примеру, мы сделали в Румынии. Но это было уже в 1951-м или 1952 году.

Люди на фотоснимке, выглядели ужасно. Тощие, как скелеты, родители прижимали к себе прозрачных детей худыми, похожими на ветки руками. Все взрослые стояли на снегу босиком.

– Мне кажется, мы столкнулись с этим только в двух или трех селениях, а ведь мы побывали в сотнях. Но там, где это существовало, население начинало на глазах редеть. Полагаю, дело заключалось не только в физической немощи. Просто они отказывались что-либо делать и хоть как-то себе помогать. Они даже не могли самостоятельно принимать пищу, и, как следствие этого, выздоровление становилось для них невозможным.

Элмор достал жестянку с табаком и несколько кусочков аккуратно нарезанной папиросной бумаги. Крис предложил ему сигарету; но тот отказался.

– Все это напоминает печальные последствия вырождения от недоедания на протяжении существования нескольких поколений. Это были самые нежизнеспособные люди, каких мне только доводилось видеть. Они просто гнили заживо. Даже те, которые на первый взгляд выглядели вполне здоровыми и довольно упитанными, тоже страдали до крайности. Временами они были столь слабыми, что и говорить-то нормально не могли. Они бесцельно блуждали и, судя по всему, не понимали, что делают. Они не подозревали также о нашем присутствии – да и вообще не осознавали, что творится вокруг.

В жизни не видел людей более опустошенных, а принимая во внимание, что я прошел войну и навидался всякого, это кое-что значит. Они нас до смерти напугали. Нам казалось, что мы очутились в стране призраков. Но потом мы отправлялись в следующую деревню, которая обычно находилась неподалеку, и обнаруживали, что мир существует, солнце светит, да и вообще жить неплохо. Но местные жители отлично понимали, с чем мы столкнулись, и ни один из них – даже под угрозой смертной казни – не отважился бы повторить наше путешествие в деревню, населенную зомби. Они скорее убили бы одного из тех несчастных, нежели заговорили бы с ним. Настолько они были напуганы. Но, как я уже говорил, в подобной ситуации мы оказывались только два или три раза.

Под конец мы пришли к кое-каким выводам. Мы решили, что несчастные заражены неизвестным вирусом, который развился во время войны в связи с недостатком лекарств, отсутствием нормального питания и медицинской помощи. По большому счету, мы догадывались, что не все так просто, но нас ждали дела, поэтому мы торопились поскорее оттуда убраться и забыть все как дурной сон.

Крис отлично его понимал.

– После войны Джозеф начал контрабандой переправлять лекарства и медицинское оборудование в страны Восточной Европы и заработал на этом кучу денег. Порой он снова сталкивался с крохотными общинами, где люди страдали от той же болезни, что и жители деревень, встреченных нами в Югославии. Мы не понимали двух вещей. Первое: ни один препарат, которыми торговал Джозеф, не приносил больным ни малейшего облегчения. И второе: всем на них было наплевать. От обитателей окрестных деревень до правительственных чиновников в столичных городах. Там, в огромных мегаполисах, это объяснялось обыкновенным равнодушием по отношению к наименее удачливым членам общества. Но на местном уровне это выглядело как самый обыкновенный страх заразиться, замешенный на истерии. Своего рода устойчивый психоз.

Джозеф обнаружил некоторые единые черты всех общин, пораженных вирусом, – вне зависимости от страны, где проживали эти несчастные. Все подобные поселения были невелики, располагались в сельской местности и были изолированы от цивилизации. Жители прозябали в бедности и невежестве. Но они необязательно страдали от истощения или каких-либо заболеваний.

Крису уже приходилось читать описания подобных случаев, но он еще ни разу не сталкивался с очевидцем, и эта встреча, а также рассказ Элмора вызвали у Криса неприятный озноб.

Элмор вздохнул и наконец закурил самокрутку, которую только что скатал у себя на колене.

– Джозеф, надо сказать, хотя и любил деньги и те блага, которые они приносили, был не чужд сострадания. Я вовсе не пытаюсь ему льстить, а лишь констатирую факт. Но причиной расследования, которым он решил заняться, было не одно только сочувствие. Он сразу связался со мной, поскольку я вместе с ним посещал югославские деревни. Он мгновенно вспомнил, насколько я был опечален всем увиденным. Я ухватился за возможность поработать вместе с Джозефом и снова его увидеть просто потому, что мне до чертиков надоело в Лондоне и я только искал повода уехать отсюда.

На этот раз товар у нас был опасный – мы везли морфин и поэтому старались держаться самых отдаленных и забытых Богом областей Венгрии. Что касается меня, этот край мне чрезвычайно напомнил Югославию. Почти такие же люди и почти в таком же состоянии. Они были заражены и напуганы, презираемы окружающими точно так же, как если бы страдали от проказы. Они передвигались, по крайней мере некоторые из них, но были все равно что мертвые.

Признаться, Крис с удовольствием выпил бы сейчас виски вместо чая. По мере того как Ричард Элмор воскрешал в памяти прошлое, он все чаще замолкал и уходил в себя, словно ожившие призраки былого тревожили его с новой силой.

– В любом случае, – продолжил он уже без прежнего оживления, – в венгерских поселках мы обнаружили кое-что новенькое: сильнейшее влияние суеверий. Это было повсеместно. В течение почти двух лет мы бродили с нашим опасным товаром, перебираясь из Венгрии в Польшу, из Польши в Чехословакию, Болгарию или Румынию. И везде, где мы только не натыкались на проклятые поселки, нас встречало одно и то же: немощь и дикий ужас. Суеверия и страшные сказки превращали этих людей в самых настоящих психов. Конечно же, винить их не приходится. Все они в известном смысле одиноки и в силу необразованности лишены нормального взгляда на мир. Тем не менее множество неприятностей они доставляли себе сами. Вот мы, нормальные люди, сидим здесь у камина, и нам трудно поверить, насколько разрушительно действует на человеческую психику иной миф или легенда. Но мне неоднократно приходилось быть тому свидетелем. В некоторых семьях, живших на отшибе, люди вдруг без видимой причины принимались убивать друг друга. Такого рода маленькие деревенские общины находятся под своеобразным гипнозом, составными частями которого являются ужас и невежество. Повторяю, в это трудно поверить, но подобное происходит каждый день, и плевать, что двадцатый век близится к концу.

Все эти сказки, эти страхи сходились в одном, и это их объединяло. От Польши до Югославии и Греции в легендах встречался один постоянный персонаж…

– …вампир, – закончил за него Крис.