Девятый этаж

– В том-то и дело, внученька, – бабушка протянула руку и ласково погладила Светину ладонь. – Обычные они люди. Просто затягивает их эта колея. Поначалу брыкаются, потом привыкают, а там глядишь – и сами также молодёжь шпынять начинают. От жизни такой.

– Бабуль, а ты… ты тоже стала такой? – Света смотрела прямо в глаза бабушке, словно ища там ответ на главный вопрос.

Анастасия Петровна улыбнулась, и в её улыбке читалась мягкая грусть:

– Нет, Светик, не стала я такой. Только и начальницей не вышла. Зато в зеркало глядеть не стыдно было. А это, я тебе скажу, дорогого стоит.

Они ужинали в уютном молчании. За окном начался дождь, капли барабанили по стеклу, успокаивая.

– Светочка, – вдруг сказала бабушка, – мы ведь в школе-то Чехова проходили. Там у него рассказик был про крыжовник, помнишь? Про мужичка, который всю жизнь о своей усадьбе мечтал. А как добился – так и зазнался весь, закостенел.

– Помню, – кивнула Света. – «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал стуком, что есть несчастные…»

– Во-во, правильно, – оживилась Таисия Петровна. – Ты вот с твоими книжками, с твоим сердцем добрым – ты и есть та самая, с молоточком-то. Может, для того тебя туда и занесло, чтоб этим… как их там… айчарам этим, прости Господи, напоминать, что можно по-людски жить, а не как собака на сене.

Света слабо улыбнулась:

– Ну, не знаю… Пока что я только их раздражаю своей наивностью.

– А ты не будь простушкой, – бабушка подмигнула. – Будь с хитринкой. Доброта – она силу даёт, если с умом её применять. Знай, когда промолчать, а когда своё слово сказать. Не давай себя в обиду, но и душу свою не черни.

После ужина Света помогла бабушке с посудой и ушла в свою комнату. Маленькая комнатка, где книжные полки занимали почти все стены, всегда было её убежищем. Здесь, среди любимых томов Достоевского, Толстого, Чехова, она чувствовала себя защищённой от жестокой реальности мира. Она опустилась на кровать и обняла колени. В голове крутились сегодняшние разговоры, холодные улыбки HR-менеджеров, циничные шутки и, главное, жуткое пророчество Олега. «Неужели я правда стану такой?» – думала она, глядя на свое отражение в старом зеркале. – «Неужели эта система перемелет меня, как перемалывает всех? Через год буду как они – профессиональной офисной стервой…» Слезы навернулись на глаза. Не от обиды – от страха. Страха потерять себя, свою душу, всё то, что делало её Светой. «Я всегда гордилась тем, что умею сопереживать, – мысленно говорила она сама себе. – В университете все знали, что можно прийти ко мне с любой проблемой. Я слушала, помогала, находила нужные слова… А теперь? Что со мной будет через несколько лет такой работы?»

Она представила себя в дорогом офисном костюме, с холодным взглядом, насмехающуюся над новенькими сотрудниками, и ей стало физически плохо. «Нет, я не могу так. Не могу стать бездушной тварью ради карьеры и денег. Я же филолог, я воспитана на идеалах гуманизма, на вере в человека!» Слёзы текли по щекам, капая на старый, потёртый плед. Света не пыталась их сдержать – здесь, в безопасности своей комнаты, она могла позволить себе эту слабость.

Взгляд упал на книжную полку, где стояли её любимые авторы. Тургенев, писавший о «тургеневских девушках» – чистых, искренних, готовых жертвовать собой ради идеалов. Достоевский с его верой в красоту, которая спасёт мир. Чехов, так тонко подмечавший всю абсурдность человеческого существования и при этом не терявший надежды. «Они тоже видели жестокость мира», – подумала Света, вытирая слёзы. – «И писали о ней. Но никогда не считали её нормой. Наоборот, их произведения призывали к иному». Она встала и подошла к окну. Дождь усилился, превращая улицу в размытое полотно огней и теней. За стеклом шумел большой город – безразличный, деловой, вечно спешащий. Город, где в высоких офисных зданиях люди превращались в функции, в винтики системы. «А что, если бабушка права?» – внезапная мысль заставила Свету выпрямиться. – «Что, если моё присутствие там – не ошибка, а необходимость? Может, я нужна там именно такой – искренней, человечной, немного наивной?» Она вспомнила взгляд Олега Юрьевича – усталый, потухший, но в нём мелькнуло что-то живое, когда она заговорила с ним. Вспомнила, как младшая из HR-менеджеров с удовольствием потянулась к пирожкам, прежде чем её одёрнула Вероника. «В них ещё осталось что-то живое», – подумала Света. – «Под всеми этими корпоративными масками. И, может быть, моя задача – не становиться как они, а помочь им вспомнить, какими они были раньше?». Света глубоко вздохнула и почувствовала, как что-то меняется внутри. Не решимость – пока ещё нет. Но понимание, что у неё есть выбор. «Странно», – размышляла она, глядя на дождевые капли, – «Мы так часто говорим о свободе выбора, но как редко действительно выбираем. Мы плывем по течению, подчиняемся негласным правилам, даже если они противоречат нашей природе. Почему? Из страха одиночества? Из боязни быть отвергнутыми?». Света вспомнила лекции по философии, где профессор говорил о концепции экзистенциального выбора у Сартра. «Человек обречен на свободу», – говорил он, – «Ему нельзя не выбирать, потому что отказ от выбора – это тоже выбор». «Так значит», – подумала Света, – «позволяя системе формировать меня по своему подобию, я тоже делаю выбор? Выбор отказаться от самой себя?». Эта мысль заставила её выпрямиться. «Я клянусь себе», – прошептала она, глядя на своё отражение в стекле, – «Я никогда не стану такой. Никогда не превращусь в бездушную машину для зарабатывания денег. Никогда не буду унижать других, чтобы приподнять себя. Никогда не предам то, что действительно важно – способность сопереживать, видеть в других людях людей, а не функции». Она произнесла эту клятву тихо, но твёрдо, словно записывая её глубоко в своём сердце. Это не был возвышенный монолог из классической пьесы – просто честное обещание самой себе. И это обещание заставило её улыбнуться сквозь остатки слёз. Пусть оно звучало немного наивно, но в нем была надежда.

За окном постепенно стихал дождь, оставляя после себя чистый, промытый мир. Завтра будет новый день. И Света встретит его, зная чуть больше о жизни, о людях и о себе самой. «Я докажу» – твердо сказала она, отворачиваясь от окна, – «что можно работать в этой системе, но не становиться её частью. Что можно добиваться успеха, не теряя человечности. Что можно помнить о главном, даже когда все вокруг забывают». С этой мыслью она легла в постель, и впервые за день почувствовала не тревогу, а спокойствие.

В десять утра кухня офиса обычно пустовала – первая волна кофеманьяков уже отхлынула, а предобеденная еще не накатила. Через панорамные окна лился предательски бодрящий солнечный свет, насмехаясь над сотрудниками, чьи души еще блуждали где-то между снами и первыми совещаниями.

Света, сидя за своим рабочим столом, уже третий раз перечитывала техническое задание, которое никак не хотело обретать смысл в её голове. Она машинально крутила в руках карандаш с логотипом компании – таким же претенциозным и непонятным, как большинство процессов в этом офисе.

Решив сделать перерыв, она как раз размышляла, не простимулироваться ли ей чашечкой чая, когда краем глаза заметила, как в проеме кухонной двери появился незнакомый мужчина в пиджаке приятного зеленого цвета, который, в отличие от большинства офисных «доспехов», сидел на нем как влитой, а не как наказание за корпоративные грехи. Его седеющие виски и уверенный взгляд выдавали человека, который прошел через достаточное количество совещаний, чтобы знать цену словам и уметь отличать содержательную речь от бреда. Света оценила его примерно на «крепкие пятьдесят с хвостиком» и продолжила изучать пакетики с чаем. Не успел мужчина сделать и шага к кофемашине, как из-за угла вылетела Марина с грацией газели, заметившей фотографа в саванне. Звон её браслетов оповестил о её приближении весь этаж и, возможно, соседний бизнес-центр. Света почти физически ощутила волну искусственного энтузиазма, исходящую от коллеги.

– Максим Витальевич! Какая приятная встреча! А я как раз собиралась кофе попить, – пропела Марина таким тоном, словно встретила британского короля. – Позвольте, я для вас приготовлю? У меня просто феноменальная интуиция по части кофейных предпочтений!

«Если бы твоя интуиция была хотя бы вполовину такой же хорошей в отношении клиентов», – подумала Света, вспоминая вчерашний звонок Марины, когда потенциальный заказчик вежливо, но твердо послал её со всеми «облачными решениями» куда подальше.

Максим Витальевич, как выяснилось, был руководителем отдела маркетинга – той самой мифической страны, куда Марина мечтала мигрировать из «экспертов по клиентским коммуникациям». Он выглядел как человек, который знает разницу между «трендом» и «тенденцией» не из словаря, а из опыта, и, судя по его спокойной улыбке, навидался таких Марин больше, чем чашек кофе за свою карьеру.

Войдя на кухню, Света обнаружила Марину, изогнувшуюся у кофемашины в позе, которую можно было бы назвать «непринужденной», если бы не очевидное напряжение каждой мышцы её тела. Мужчина стоял, опершись о столешницу, с видом человека, терпеливо ожидающего окончания рекламной паузы в середине интересного фильма.

– Я вчера набросала концепцию новой инфлюенсер-стратегии с акцентом на кросс-платформенную синергию контента, – выплеснула набор слов Марина, пока шумела кофемашина. – У меня есть мысли по ребрендингу с учетом аналитики данных и нейросетевого подхода! Её голос звенел от энтузиазма, как ее же браслеты при каждом взмахе рукой. Света заметила, как у Максима Витальевича на долю секунды дернулся уголок глаза – верный признак человека, чей внутренний словарный детектор зашкалил от перегрузки бессмысленными терминами.

Максим Витальевич кивал с вежливым интересом человека, который слушает прогноз погоды для города, в который не собирается. Его взгляд ненадолго задержался на Свете и в глазах мелькнуло что-то похожее на надежду на спасение от словесного вихря Марины.

– Знаете, в маркетинге главное что? – спросил он риторически, поворачиваясь к кофемашине и наблюдая, как та выдавливает последние капли эспрессо, – Уметь говорить с людьми на их языке.

– Абсолютно согласна! – радостно подхватила Марина, чуть не расплескав от возбуждения свой кофе. – Я всегда интегрирую кастомизированный подход в свои коммуникационные стратегии! У меня даже есть чек-лист для разных психотипов потребителей!

Света невольно хмыкнула, представив, как Марина, вероятно, классифицирует людей на «тех, кто уже клюнул на бессмыслицу» и «тех, кому нужно добавить еще терминов». Этот звук привлек внимание Максима Витальевича, и он перевел на неё взгляд, в котором читалось явное облегчение от возможности сменить собеседника.

– А вы у нас кто? Кажется, я вас раньше не видел, – спросил он с дружелюбным интересом, отставляя чашку и игнорируя очередной словесный залп Марины о «гибкой методологии построения взаимоотношений с клиентами».

– Света. Я новенькая, из телемаркетинга, – представилась она, протягивая руку. Его рукопожатие было уверенным, но не из тех, что стремятся превратить ваши кости в порошок для демонстрации доминирования. – Месяц только здесь.

– И как впечатления? – с легкой улыбкой спросил Максим Витальевич.

– Познавательно, – дипломатично ответила Света, бросив короткий взгляд на Марину, которая нависала над ними, как грозовая туча.

– О, свежая кровь! И откуда к нам? – поинтересовался он, явно пытаясь поддержать разговор подальше от маркетинговых фантазий Марины.

– Прямиком из университета. Филологический закончила. Так что формально это мое первое серьезное место работы, если не считать репетиторство и фриланс.

Брови Максима Витальевича приподнялись с искренним интересом:

– Филолог? Серьезно? А какая специализация? Что-то прикладное или теоретическое направление?

Марина, понимая, что разговор уплывает в неизвестные ей воды, попыталась вернуть внимание к своей персоне с отчаянностью тонущего, хватающегося за соломинку:

– Я тоже очень люблю читать! – ворвалась она в диалог. – Особенно книги по диджитал-трансформации! Недавно прочитала потрясающую статью о важности сторителлинга в построении бренда. Там было про нарративы и… всякие такие штуки.

Её последние слова потонули в тишине, повисшей на кухне. Максим Витальевич деликатно проигнорировал этот вброс и продолжил разговор со Светой:

– Я в своё время «Поэтику» Аристотеля цитировал всем клиентам. Особенно когда они спрашивали, почему наша реклама должна вызывать катарсис, а не просто показывать товар крупным планом, – усмехнулся он, отпивая кофе. – Знаете, большинство маркетологов даже не подозревают, что используют приемы, описанные еще в античности.

Света оживилась, и её глаза загорелись тем особым блеском, который появляется у людей, неожиданно встретивших единомышленника в пустыне общего непонимания:

– А я, помнится, писала работу по современной городской мифологии в рекламе! Исследовала, как бренды создают собственные мифы, используя классические сюжетные структуры и архетипы.

– Вот как? – глаза Максима Витальевича заблестели с неподдельным интересом. – Тогда вам наверняка знаком термин «мономиф» Джозефа Кэмпбелла?

– «Тысячеликий герой»! – с радостью подхватила Света. – Путешествие героя как архетипический сюжет! Ужасно интересно наблюдать, как эта структура работает в современной рекламе – от историй успеха стартапов до рекламы спортивных брендов, где потребитель проходит все стадии героического квеста.

– А вы читали его переписку с Биллом Мойерсом? Там прекрасные размышления о применении мифологических структур в современной культуре, – Максим Витальевич говорил теперь с энтузиазмом человека, нашедшего родственную душу.

Марина стояла рядом, нервно постукивая коготками по чашке. Чтобы не выпасть окончательно из разговора, она отчаянно вцепилась в последнюю услышанную фразу:

– О, мифологические структуры! – воскликнула она с таким энтузиазмом, словно всю жизнь только о них и говорила. – Это так важно в… в… бизнес-процессах! Я как раз на прошлой неделе встраивала мифологический подход в воронку продаж!

Света с трудом сдержала улыбку, представив себе Ясона и аргонавтов, отчаянно пытающихся спуститься по воронке продаж в поисках золотого руна конверсии.

– Я тоже знаю про… моно… этих… – продолжила Марина, отчаянно пытаясь выплыть. – У меня есть презентация по инновационным подходам к маркетингу, основанным на психологии клиента!

Свете показалось, что воздух в кухне буквально загустел от нелепости ситуации. Максим Витальевич, однако, сохранял безупречную вежливость человека, привыкшего к такой атмосфере:

– Пришлите на почту, обязательно посмотрю, – кивнул он и, не давая Марине продолжить, повернулся обратно к Свете. – Знаете, у нас как раз есть проект, где нужен человек с хорошим пониманием и умением структурировать тексты. Мы запускаем серию материалов для нового продукта, и нам не хватает свежего взгляда. Филологический бэкграунд здесь был бы очень кстати. Если интересно, загляните ко мне в кабинет после обеда, обсудим детали. Марина при этом буквально позеленела, а её браслеты издали звук, напоминающий предсмертную агонию жестяной банки под колесами грузовика.

– Но я работаю в отделе телемаркетинга, – с сожалением заметила Света.

– Не думаю, что это станет проблемой. Я поговорю о вашем переводе с HR-директором – у нас хорошие отношения – улыбнувшись, ответил ее, возможно, будущий руководитель.

– Максим Витальевич! – голос Марины поднялся на октаву выше. – Я как раз хотела показать вам мои наработки по новому продукту!

Максим Витальевич бросил на неё вежливый, но слегка утомленный взгляд – такой же, каким, вероятно, смотрели библиотекари на средневековых графоманов, пытавшихся вручить им свои рукописи.

– Конечно, Марина. Только предварительно согласуйте время с моей ассистенткой, – он мягко, но решительно завершил разговор и, допив кофе, поставил чашку в раковину. – Был рад познакомиться, Света. Жду вас после обеда, скажем, в три?

– Буду обязательно, – кивнула Света, чувствуя странную смесь воодушевления и смущения под испепеляющим взглядом Марины.

Когда Максим Витальевич, элегантно лавируя между стульями, ушел, в кухне воцарилась тишина. Света молча помешивала свой кофе, притворяясь, что не замечает, как Марина сжимает свою чашку с такой силой, будто пыталась ее задушить. Даже браслеты на её запястьях затихли.

– Что за показуха с этими твоими… Аристотелями? – наконец прошипела Марина голосом, полным яда. – Я два года пытаюсь попасть в отдел маркетинга! Два! Года! А ты тут со своими… книжками… за месяц?

Света пожала плечами, стараясь выглядеть максимально непринужденно, хотя внутри всё сжалось от неприятного чувства, возникающего, когда тебя застают за мнимым преступлением.

– Просто ответила на вопросы, – сказала она, отпивая кофе.

– Ха! Просто ответила на вопросы? – Марина яростно взбила пенку в своей чашке ложечкой, словно та была виновата во всех её бедах. – Думаешь, твоя университетская теория кому-то здесь нужна? В реальном бизнесе важны связи и умение продать себя, деточка!

Света замерла, глядя на ярость в глазах Марины. В висках стучало от раздражения, которое копилось всё это время. Годы воспитания и привычка всегда быть вежливой словно испарились под напором эмоций.

– Знаешь что, – Света резко отставила чашку, так что кофе выплеснулся на стол, – мне надоело быть приличной в компании таких людей, как ты. Мне надоело улыбаться и кивать, когда ты пытаешься принизить других ради своего самоутверждения.

Она выпрямила спину, вспомнив вдруг слова бабушки, которые та говорила в редкие моменты гнева: «Света, быть вежливой – это хорошо, но когда тебя припирают к стенке, нужно уметь показать зубы. Доброта не значит слабость».

– Моя «университетская теория», как ты выразилась, – это годы учёбы и стажировок, а не выдуманные истории об успехе и связях, о которых ты говоришь. И если ты думаешь, что лесть и манипуляции – это единственный путь, то мне тебя жаль. Света взяла кружку и встала, чувствуя странное облегчение. Впервые за долгое время она сказала то, что действительно думала, не фильтруя каждое слово через призму страха обидеть. – И ещё, Марина, – добавила она, уже направляясь к выходу, – «деточкой» меня называла только бабушка, и то до четырнадцати лет. Приятного дня.

Марина покраснела так сильно, что Света на секунду испугалась за её здоровье.

– Ты… ты просто… – она задохнулась от возмущения. – Ты думаешь, он правда интересуется твоими знаниями? Наивная! Максим Витальевич просто клеится к молоденьким. Это его известная тактика.

Эти слова были произнесены с такой уверенностью, что на мгновение Света почувствовала укол сомнения. Но затем вспомнила абсолютно профессиональный интерес и уважение, с которым говорил с ней Максим Витальевич, полное отсутствие двусмысленных намеков или оценивающих взглядов.

Вернувшись к своему рабочему месту с кружкой кофе, Света открыла поисковик и набрала «Максим Витальевич маркетинг ГлобалТех». К её удивлению, поиск выдал несколько интересных результатов. Оказалось, Максим Витальевич Зорин был довольно известной фигурой в профессиональных кругах – автор книги о нарративных стратегиях в маркетинге, приглашенный лектор в нескольких бизнес-школах и обладатель нескольких профессиональных наград. На его фотографии с какой-то конференции Света узнала того самого человека, с которым только что говорила о мономифе Кэмпбелла.

Это открытие заставило её улыбнуться. Возможно, не все в этой компании измеряют интеллект количеством непонятных терминов в минуту речи. И, кажется, она только что встретила живое тому доказательство.

До обеда оставалось три часа, поэтому, не откладывая, Света села за компьютер и начала набрасывать идеи для проекта, о котором упомянул Максим Витальевич. Внезапно стандартный офисный день заиграл новыми красками. В конце концов, даже в офисной пустыне «Глобал Теха» можно было найти оазис здравого смысла и интеллектуального разговора. Нужно было только знать, где искать.

А Марина… что ж, Света решила, что справится и с этой проблемой. В конце концов, если её образование чему-то и научило, так это анализировать характеры и предугадывать сюжетные повороты. А сюжет её новой офисной жизни только начинал разворачиваться.

Взглянув на часы, Света с удивлением обнаружила, что до встречи с Максимом Витальевичем осталось меньше времени, чем она думала. Поспешно собрав наброски своих идей и проверив, что на блузке нет кофейных пятен, она решительно направилась в отдел маркетинга, чувствуя, как новая глава её карьерной истории начинает писаться прямо сейчас.