– Ничего я от нее не хочу. Не люблю, когда мною бабы командуют, вот и опустил я ее два раза.
– Я тоже женщина и тобой командую.
– Алиса же молодая.
– А я, значит, старая, и мне можно тобой командовать, – обиделась Лариса Ивановна.
– Я не говорил, что старая. Опытная.
– Получается, что ты меня как женщину не воспринимаешь. И целоваться ко мне по этой причине не лезешь. А я, в отличие от Алисы Викторовны, в третий раз не замужем. Может, попробуешь?
– Что мне пробовать. Вы не женщина. Вы главврач. Вам положено орать на всех, а Алиса тут кто. Ничего не знает, а туда же.
– Я почему этот разговор с тобой завела. У Алисы Викторовны муж ревнивый, и я бы не хотела скандалов на этой почве.
– А вы его в дурку положите. У нас тут каждый второй с бредом ревности лежит.
– Я так поняла, что ты будешь и дальше преследовать Алису Викторовну. Так вот, я открою тебе одну тайну. Женщине в двадцать четыре года восемнадцатилетний пацан просто не интересен, как мужчина. Тебе надо сверстницу найти или женщину постарше. Им нравятся физически крепкие мальчики.
– Я учту ваши пожелания. Но на старушек меня пока не тянет. Может, лет через десять я и положу на кого-нибудь глаз, но не сейчас. И дальше что делать?
– К Свистунову езжайте. Соседка звонила. Адрес знаешь?
– Знаю я его.
– Дай возможность Алисе Викторовне пообщаться с больным. И не дави на нее, пусть сама решает, забирать его или нет.
Костя сидел в машине и доедал караимский пирожок.
– Ну, что, вставила тебе Лариса? – спросил водитель.
– Обещала медалью наградить за спасение Фридмана на пожаре.
– Фридман за сегодняшнее представление вообще зачет тебе не поставит.
– Поставит. Мне этот «острый живот» уже во сне снится вместе с Фридманом.
– Едем куда? – включив двигатель, спросил водитель.
– Сначала за Алисой. Она нас у входа в больницу ждет, а потом к Свистунову. Соседка звонила.
– Прошлый раз Свистуна с ментами брали. Может, в милицию заедим?
– У меня нет направления. Алиса поговорить с ним должна. Слушай, женатик со стажем, скажи, а чем отличается баба в двадцать четыре года от той, которой сорок пять? – спросил Гарик.
– Ты про Матросова читал?
– Конечно. Герой войны, амбразуру фашистского дота грудью закрыл.
– Так и баба в сорок пять. Она на мужика, как в последний раз на амбразуру ложится. И ей мужик нужен сильный и здоровый, который может с такой бабой всю ночь. А в двадцать четыре – и ботаник одноразовый сойдет. У нее еще потребность в мужике не созрела.
– Я думал, чем старше баба, тем ей меньше хочется.
– Мыслитель. Матчасть изучать надо не по книгам, а на практике. А вот и Алиса твоя стоит на остановке, забирай.
– Почему моя?
– А то не видно, что она на тебя глаз положила. Ты ж на ее глазах мужика с топором голыми руками завалил, а у нее муж ботаник-подкаблучник. Вот поверь моему слову, бросит она его.
Алиса села рядом с водителем. Передала Гарику его халат.
– Не слышу восторгов, доктор, – подколол Алису санитар.
– Два дурака неслись по лестнице, старика чуть не убили. Его еле откачали, – нахмурилась Алиса. – А еще, гражданку Польши избили на первом этаже.
– Бабу длинноносую? Так ее не я, ее больной толкнул. Визгу было на всю больницу.
– Гарик, ты на международный скандал нарвался. Она ж иностранка. А если б твой больной ее стеклом по лицу полоснул?
– Опять я виноват. Я же Фридману сказал, чтоб дорогу освободил, – возмутился санитар.
– Так никому и в голову прийти не могло, что ты там устроишь? Я думала, что ты стекла отберешь у больного и свяжешь его.
– Бритвы и стекла я из рук больных не выбиваю. Не мой профиль.
– Почему?
– Личико могут порезать. Я видел в Краснолиманске санитаров, которые на бритву шли. Все лицо в шрамах. Женщины целовать не будут.
– Мне кажется, ты не прав. Мужчину шрамы украшают.
– Алиса, тогда с тебя поцелуй. У меня рубаха в крови.
– Больной тебя порезал в машине? – с тревогой спросила Алиса.
– Нет. На мне кровь моего врага, кровь Фридмана.
– На мне тоже. Ему ж вену больной перерезал. И напрасно ты на него буром идешь. Фридман нормальный мужик, классный хирург, а за то, что он из тебя душу выматывает за «острый живот» и внутренние кровотечения, – потом благодарить будешь. Пропустил «острый живот» – похороны. Ты же не хочешь людей убивать?
– Не хочу.
– Тогда зубри симптомы «острого живота».
– Что делается. Любимую женщину Фридман за полчаса перевербовал чашкой кофе и шоколадными конфетами «Белочка». Он теперь хороший, а я тупой студент. Костя, пойду утоплюсь, как Анна Каренина. Ты был прав. Не любит она меня, а тут еще и Лариса выговором грозит за всенародный подвиг.
– А ты как думал. Женщинам умные мужчины нравятся. Кулаками махать – много ума не надо, – улыбнулась Алиса.
– Приехали, – прервал разговор Костя. – Он на третьем этаже живет.