– За мной, – кивает Влад.
– Владик, какого х*я? – матерится, видя два валяющихся тела рядом. – Твой отец мне яйца отрежет и собакам скормит.
– Все у меня нормально, – отмахнувшись, закатывает глаза и идет к тачке.
– Это кто? – почти тычет своим кривым пальцем мне в грудь, пробуждая желание эти самые пальцы ему переломать.
– Рембо. Поехали, Василек, у меня и так вся рожа болит.
– Это звери были?
– Зайчики. Не знаю я…
Смотрю им вслед, вникая в разговор, правда, ничего полезного для себя не извлекаю. Пока я не знаю, что в городе уже произошли изменения и все начало закручиваться, как тот волчок. Я, как никто, прочувствую эти изменения на собственной шкуре, чуть позже, а пока, не задумываясь о произошедшем и последствиях, медленным, но твердым шагом возвращаюсь на остановку дожидаться своего автобуса.
Оказывается, родной двор, в центре которого песочница и играющие в ней дети, за это время ни капли не изменился. Все осталось прежним, окна нашей квартиры на третьем этаже все так же выкрашены белой краской, а в Людкиной комнате к стеклу наклеены снежинки, хотя на улице лето.
– Саша?
За спиной знакомый звонкий голос, оборачиваюсь, видя перед собой Марину, а лямка рюкзака как-то сама соскальзывает с плеча, вынуждая того упасть на землю. Подтягиваю вещи к сапогу, а сам неотрывно смотрю ей в глаза. Мариша стоит напротив, очень близко, прижимая к груди сумочку на тоненьком ремешке, на согнутом локте висит тряпочный пакет. На ней красное приталенное платье длиной чуть выше колена и бежевые туфли-лодочки.
Пухлые губы изгибаются в улыбке. Черные пушистые ресницы становятся влажными, но она быстро берет себя в руки, слегка пошатнувшись, но решив остаться на месте.
– Баженова, – подаюсь вперед, в каком-то бешеном порыве притягивая ее к себе.
Маринка звонко смеется, обхватывая мою шею ладонями, прижимается слишком тесно. Сглатываю, вдыхая аромат ее волос, время словно замирает.
– Привет, – прикусывает нижнюю губу, – Доронин, это на самом деле ты? – говорит быстро и сбивчиво, но я все понимаю.
Ловлю каждое ее слово.
– Я, – отстраняюсь, пробегая глазами по ее фигуре. – Ты красотка!
– Спасибо за комплимент.
– Сегодня с ребятами соберемся, придешь?
– О, Анфиска давно строит планы на твое возвращение. Люда ей сказала, что ты приезжаешь.
– Не удивила.
– А я, – улыбается, хлопнув длинными ресницами, – я подумаю.
– Помочь? – смотрю на пакет.
– Там только платье, сама справлюсь, – разворачивается и, стуча каблучками, направляется в соседний двор.
Смотрю вслед ее изящной фигуре, чувствуя прилив возбуждения и порабощающей нежности. Но вместе с тем я отчетливо вижу, что она изменилась, и эти перемены вовсе не касаются внешности.
Моргнув, разворачиваюсь в направлении нашего подъезда и, дойдя до двери, рывком притягиваю ее к себе, перешагивая высокий порог. Каблук кирзовых сапог стукнул о бетонный пол. Проскакивая через две ступеньки, поднимаюсь в квартиру, нажимая кнопку звонка.
Мама, вышедшая на площадку, замирает с приоткрытым ртом, хватая воздух. Вижу, как по ее щекам медленно стекают кристаллики слез, обнимаю.
– Сашка, – через тяжелый всхлип, – Саша, – ее пальцы хватко вцепляются в мои предплечья, сминая в ладошках форменный материал.
Глава 3
– Да, конечно, твоя мачеха жжет.
Анфиса приложила платье к себе, покрутившись перед зеркалом.
– Она мне не мачеха.
Раздраженно наблюдаю за подругой, а саму до сих пор колотит от встречи с Дорониным. Меня словно ударило током, по телу прошел высоковольтный разряд, стоило ему дотронуться.
– Ладно, ладно, не злись. Лучше расскажи, – откинув тряпку, подаренную мне Леной, Анфи присела рядом, – он сильно изменился?
– Кто?
Включаю дуру, хотя сама же и растрепала ей, что видела Сашку.
– Ну, Марин, – надувает губы.
– Немного, – пожимаю плечами, – слушай, я Боре позвонила, сказала, чтоб он сразу к тебе приезжал.
– Ага. Ну что значит – немного?
– Сама вечером увидишь, чего пристала?
Анфиса прищурилась, ей явно не понравился мой эмоциональный всплеск. Думаю, раньше она такого за мной не замечала. Господи, у меня уже паранойя. Ну не могу я так реагировать на Доронина. Кто угодно, но только не я.
– Ладно, увижу. А вот и Боречка.
Мартынова вылезает в окно, прижимая плоский живот к подоконнику, согнув одну ножку в колене. Я же поднимаюсь с пола, высовывая нос следом. Боря действительно уже стоит под окнами, раздраженно пиная свой жигуль по колесам.
– Чего это он?
Анфиса закидывает руку мне на плечо, вынуждая почти улечься рядом.
– Не знаю, сломалось что-то.
– Бо-ря! – заливисто. – Поднимайся к нам.
Анфиска машет ему.
– Сейчас.
Борька широко улыбается, посылая мне воздушный поцелуй, после которого, поковырявшись в багажнике и вытащив оттуда коробку, идет в Анфискин подъезд.