Когда ты станешь моей. Книга 2

Глава 11

– …такой уже большой, – мама сложила Данькину футболку, убрав ту на полку.

– Значит, Испания?

– Думаю, да. Там тепло, да и море все же…

– Ладно, – киваю, набирая Регину, – не спишь? Нужно пять билетов в Испанию. Да, матери, Даньке и три на охрану. Найди виллу, стандарты, как всегда, ты знаешь. Срок два дня, – скидываю, прижимая динамик телефона к подбородку.

– Не хотела бы я у тебя помощницей работать, – мама покачала головой и улыбнулась, – ни днем ни ночью же покоя нет.

– Ей за это хорошо платят, – пожимаю плечами, оборачиваясь на шум.

– Что там происходит? – мама вытягивает шею, прищуриваясь.

– Сейчас узнаем.

Оставляю ее в детской, где спит Данька, и спускаюсь в гостиную. Кинув телефон на диван, выхожу в широкий холл, раздраженно клацнув зубами.

– Руки убери, я сказала, убрал от меня руки! – Мартынова визжит, как резаная свинья, отбиваясь от сдерживающей ее пьяные порывы охраны, – скажи, чтобы они свалили. Все. Тварь, – вопит еще громче, – ты мне платье провал, да ты знаешь, сколько оно стоит? – орет, пытаясь расцарапать лицо тому, кто ее сдерживает.

– Отпусти ее, – складываю руки на груди и в упор смотрю на эту дуру, на месте бы придушил.

Анфиска тяжело дышит, поправляя растрепанные волосы. Мы развелись год назад. Хотя главный вопрос здесь: зачем я вообще на ней женился?! Поддался эмоциям и маминым убеждениям о полной семье для ребенка? Возможно, но не совсем правда. Изначально этот штамп добавлял плюс в мою карму перед электоратом и был выгоден в политических целях.

И если поначалу эта придурь еще как-то пыталась войти в роль заботливой мамаши, то через полгода наружу поперло все ее шлюшье нутро. Кокс, тусы, алкоголь и никакого внимания к ребенку. Данька был для нее объектом, который она старалась использовать в качестве манипуляций.

– Саша, что они себе позволяют?

– Ты зачем пришла? Я тебя предупреждал?

– Я хочу увидеть сына! Это мой ребенок, я его мать!

– Слышь, мать, он хоть тебя помнит вообще? Ребенок-то твой?

Анфиса демонстративно накрыла губы ладонями, пуская из глаз слезы. Ее показушные истерики всегда сидели у меня поперек горла.

– Сашенька, – шагнула ко мне, вцепляясь костлявыми пальцами в футболку, – что ты такое говоришь? Я же его люблю, он же мой сын. Доронин, как у тебя вообще язык поворачивается такое говорить?