Западня. От него не сбежать…

– Я сказал что-то смешное?

Клим впервые за все время поворачивает голову в мою сторону. До этого он отвечал не глядя на меня, смотрел в потолок. Он поворачивается, а у меня мурашки по всему телу.

– Нет, просто, помнишь, – улыбаюсь, – как мы вот так же на пляже…

– Не помню.

Он говорит резче. Его интонация грубеет. Клим снова отстраняется – не физически. Морально. Отгораживается огромной ледяной стеной.

– Извини. Спокойной ночи, – бормочу в темноту, но в ответ слышу лишь тишину.

Утром, как только первые лучи солнца касаются постели, я разлепляю глаза. Клим спит. У него усталый вид. Вымотанный. Это видно, несмотря на то что сейчас его поглотило царство Морфея.

Вечером он был напряжен. Сейчас же его лоб разглажен, глаза не колют меня недоверием, тело расслаблено. Между нами расстояние в метр. За ночь оно ни разу не сократилось. Вылезаю из-под одеяла и выхожу в гостиную. Стягиваю халат, надеваю платье и, не заморачиваясь скромностью, напяливаю его пиджак.

Быстро миную четыре пролета и оказываюсь на улице. Раннее утро прекрасно отсутствием суеты. Солнце лениво тянет лучики к земле, а холодный с ночи воздух начинает прогреваться. Я люблю утро. В эти часы даже дышится по-другому. Свободнее. Может быть, стоит опять начать бегать?

Вытаскиваю телефон и открываю приложение такси. Пока отмечаю свою геолокацию, у тротуара, в паре сантиметров от меня, останавливается машина. Поднимаю взгляд, а дверь со стороны пассажира открывается.

– Садись, прокатимся.

Глава 12

Остервенело хлопаю дверью, на что Витина бровь вопросительно ползет вверх.

– Ты бы за мной еще в номер пришел.

– Как прошло? – игнорирует мою претензию и поправляет манжеты.

– Нормально.

– Он поверил в твою искренность?

– Думаю, да, – улыбаюсь и отодвигаю край пиджака, – платье даже порвал для убедительности.

– Просто хотел полапать. И все же, – Витин сальный взгляд скользит по моему бедру, – у тебя классные ноги, Луизка. Может, минет?

– Охренел? – закатываю глаза, резко прикрываясь пиджаком.

– За эти четыре года я так и не нашел ту, кто сосет лучше, чем ты.

– Сомнительный комплимент, – кривлю губы, – высади меня здесь. Сама доберусь.

Витя кивает водителю, и тот припарковывается на центральной площади.

– Позвоню, – бросаю через плечо и выхожу на улицу.

«Мерседес» скрывается за углом, а мои холодные пальцы наконец-то нажимают кнопку «вызвать такси».

Домой приезжаю минут через двадцать. Ромка еще дрыхнет. Проскальзываю в душ, чтобы смыть с себя запах салона Витиной машины. Платье выбрасываю в урну под раковиной на кухне сразу, как только там оказываюсь. Завариваю кофе. У меня есть целое воскресенье, чтобы отдохнуть. Привести мысли в порядо.

– Ты уже вернулась? – Ромка зевает и чешет затылок. – О, кофеёк, и мне сделай, – усаживается напротив меня в одних трусах.

Беру еще чашку.

– Ты чего вскочил? Девяти даже нет.

– На запах пришел.

– Ясно.

– Ты как? – Рома перестает жмуриться и смотрит на меня в упор.

– Нормально. Как ты и советовал, рассказала все Климу.

– А он?

– А он сказал, что нам с тобой ничего не угрожает. Потом, правда, добавил, что никому верить нельзя.

Улыбаюсь и ставлю перед братом его кофе.

– И что мы делаем?

– Пока просто живем, а там посмотрим.

– Ясно, слушай, Лу, одолжи пару тысяч.

– Прям так и одолжить?

– Ага. На подарок. Лерка на др позвала.

– Карту мою возьми, сам снимешь. Я сегодня не хочу выходить из дома. Буду обжираться сладостями и смотреть сериалы.

– Отличный план. Сниму бабок и сразу к тебе присоединюсь. Только пиццу по дороге возьму.

Но спокойного воскресенья не получается. После обеда я узнаю, что отец Виктора умер. Во сне. Просто взял и не проснулся. Вот так бывает. На долю секунды я даже испытываю сожаление. Смерть – это всегда плохо. Но стоит только вспомнить, каким человеком он был, и вся горечь рассеивается.

Остаток дня проходит на автопилоте. Я постоянно думаю о родителях. Чужое горе всегда заставляет вспомнить о своем, даже когда тебе этого не хочется.

Первые месяцы после их смерти я каждую ночь выла в подушку. Орала в нее от бессилия и боли. На соседней кровати мирно спал Ромка. Он уже все понимал, но дети гораздо легче переносят утраты, или же нам – взрослым – так просто кажется.

Тогда я не могла заняться своей жизнью, не могла оставить брата. Я должна была вытащить нас обоих. Поэтому осталась в городе, приняла помощь Вити и продолжала верить в то, что люблю его. Мне нужно было верить хоть во что-то. Обманываться. Пусть даже так. Прикрывать все свои поступки любовью – гнусно. Я сделала много плохого, но разве я могла позволить Роме быть усыновленным другой семьей? Нет.

Витя попросил об одолжении за помощь в усыновлении. Тогда это случилось впервые – его просьба. После их станет нескончаемое множество. Он давил на меня морально, а я просто делала, как он говорит.

В восемнадцать все видится иначе. Поступки не кажутся такими уж страшными.

К тому же я всегда ценила свою жизнь больше остальных, а теперь не могу понять, как случилось так, что я оказалась на ее обочине. Она проходила мимо меня все эти годы. Я словно барахталась на одном месте. В маленьком озере с затхлой водой. Да и барахтаюсь в нем до сих пор.