Только ей сейчас не требуется ни то, ни другое, а нужно выжать из этих файлов страниц тридцать удобоваримого текста, чтобы дополнить материалы мужа и отдать редактору в качестве полноценной рукописи.
Это даже не будет обманом. Ну, почти не будет. Костя приложил колоссальные усилия, чтобы довести до ума ее беспомощную работу, и не его вина, что не получилось.
В сущности, многие фрагменты она записывала под его диктовку, и если они сейчас увидят свет, будет только справедливо.
Она получит гонорар, как вдова, и сможет придержать драгоценности, а если Оксане потребуется дорогостоящее лечение или реабилитация, тогда и продаст все разом. Это будет правильно.
Зиганшин проснулся от плача близнецов. Приподнялся на локте, посмотрел на Фриду – жена не шелохнулась. Что ж, любым силам наступает предел.
Он тихонько поднялся с кровати и подошел к младенцам. Памперсы вроде сухие. Сунул рожок с водой сначала Вове, потом Валере. Дети выплюнули соску и заорали еще сильнее, видно, не хотели пить.
– Что ж из вас вырастет, если вы уже сейчас такие, – вздохнул Зиганшин, взял детей на руки, покачал, пошикал, но все без толку.
Фрида приподнялась в постели, Зиганшин сказал «спи, спи» и вышел из комнаты с близнецами на руках, пока жена окончательно не проснулась.
Мама советовала набраться духу и перетерпеть одну ночь. Дети быстро сообразят, что орать бесполезно, и станут спать как миленькие. Зиганшину такой подход казался вполне разумным, но Фрида сказала, что он дурак, если думает, будто новорожденные младенцы в состоянии построить в голове такую сложнейшую логическую цепочку.
Зиганшин согласился, что это не под силу и некоторым взрослым людям, и не мешал жене подрываться к близнецам, а теперь она истощилась так, что мозг блокирует детский плач.
Он уложил Вову с Валерой в коляску и стал катать по кухне. Близнецы немного повозились и уснули, но Зиганшин знал, что расслабляться рано, и решил позавтракать, раз все равно не спит.
Не прекращая катать коляску, заварил себе чайку, сделал бутерброд с вареньем и залил молоком немного хлопьев, которые терпеть не мог, но варить кашу побоялся, вдруг возней у плиты перебудит домочадцев. Господи, какая ирония…
Зиганшин отпустил коляску и замер. Дети молчали. Он выдохнул и принялся есть, заставляя себя думать о деле. Это было лучше, чем без конца прокручивать в голове вопрос: «Зачем мы усыновили этих несносных детей?» – потому что дальше открывалась правда, что он не любит ни близнецов, ни тихую девочку, которая его боится, а знать про себя эту правду хотелось меньше всего.
Зиганшин заглянул в коляску. Даже спящие, малыши не вызывали в нем нежности и умиления.
«Такой уж я человек, – вздохнул он, – эгоист и свинья. Перед женой только добрым прикидываюсь, и, похоже, до конца теперь придется… нет, лучше уж о работе думать!»
Итак, наиболее вероятный мотив – это наследство. Но при таком основательном поводе для преступления его исполнение выглядит на редкость идиотским.
Некто решил заграбастать куш, разом убрав всех претендентов. Действительно, две квартиры, дача, предметы искусства – есть ради чего стараться.
Зиганшин отодвинул тарелку с хлопьями и нахмурился, вспоминая, чему его учили на гражданском праве. Кажется, ты не можешь наследовать, если умер раньше своего наследодателя. А если одновременно с ним?
Тут начинается праздник адвокатов и нотариусов.
Кроме того, не нужно забывать о мощности взрывного устройства. Преступник использовал такое, при котором моментальная смерть вовсе не гарантирована, и очень сильно рисковал, потому что даже несколько минут разницы во времени могут сыграть роковую роль.
Допустим, Дымшиц умирает на месте, Маргарита Павловна – в карете «скорой помощи», ее муж и Оксана Максимовна – в больнице. Тогда имущество Дымшица наследует родня его жены, а имущество Маргариты – родня мужа.
Ну а если очередность смертей другая, то и порядок наследования меняется, и может так получиться, что ты окажешь огромную любезность посторонним людям, а сам останешься ни с чем. Если ты родственник, например, Давида Ильича и случайно убил его позже Маргариты, но раньше Оксаны Максимовны. Тогда приз уходит родне супруги Дымшица, потому что она успела наследовать за мужем.
Зиганшин почувствовал, что начинает путаться, хотел нарисовать схему со стрелочками, только не нашел ручку. Ладно, сейчас не до юридических задачек, суть в том, что в делах о наследстве очередность смертей крайне важна.
Тут ключом к успеху злодейства является методичность, а не кавалерийский наскок!
С другой стороны, опыт говорит, что преступления совершаются не только умными людьми, но и дураками, причем последними даже чаще.
И все же… Собрать взрывное устройство у человека мозгов хватило, а посмотреть азы наследственного права – нет.
Маргарита сказала, что родни у них с Давидом не осталось совсем. У Константина Ивановича только троюродный брат в Омске, а у Оксаны вроде бы жив еще отец, но он давно развелся с матерью и давал о себе знать настолько редко, что сейчас неизвестно, куда ему сообщить о несчастье с дочерью.
Зиганшин усмехнулся. Надо проверить этого папашу – вдруг настрогал дочери единокровных братьев и сестер, то есть наследников.
И не будем забывать про маму Давида Ильича. Она никого не родила во втором браке, но усыновить детей мужа вполне могла. Вот тебе и претенденты!
Зиганшин взглянул на часы – пять утра. Господи, о чем он только думает!
Таинственный наследник, как в собаке Баскервилей, бред какой-то…
«А с другой стороны, – протяжно зевнул Зиганшин, – я отлично потрудился, генерировал новое направление расследования, так что сейчас приеду на службу и с чистой совестью завалюсь спать!»
Он тихонько сполоснул тарелку и задумался – нести детей обратно в спальню или так и оставить в коляске? Так надежнее, что не проснутся и не заорут, но Фрида устроит ему жуткий разнос, как это он бросил близнецов одних, и бесполезно будет оправдываться, что он их не в сугроб выкинул, а оставил в тепле, комфорте и уюте.
На службе он первым делом вызвал оперативников, работающих по взрыву, и поставил задачу найти всех возможных претендентов на наследство.
Оставшись один, сел так, чтобы с порога лицо его было не сразу видно, и приготовился подремать, но был грубо вырван в реальность телефонным звонком. Экран засветился незнакомыми цифрами.
– Ах ты ж! – выругался Зиганшин, но все-таки ответил. Это оказалась Маргарита.
– Здравствуйте, – сказала она, – вы меня простите за беспокойство, но вы просили сразу звонить, если я что-то вспомню важное.
– Ах да. – Зиганшин свободной рукой ущипнул себя за ухо, чтобы взбодриться. – Да, да, слушаю.
– Не знаю, насколько это важно, но сейчас всплыло в голове, что Оксана всегда боялась погибнуть от взрыва.
Зиганшин молчал.
– Когда мы смотрели вместе фильмы, – продолжала Маргарита, – и там кто-нибудь взрывался, Оксана часто говорила, что это самая страшная смерть. И потом еще… Знаете, с возрастом начинаешь задумываться об этом. Помните стихотворение Ивана Тхоржевского?
– Нет, не помню, – буркнул Зиганшин, – и вообще не знаю, кто это такой.
– Вот уже кончается дорога, с каждым годом тоньше жизни нить, легкой жизни я просил у Бога, легкой смерти надо бы просить, – продекламировала Маргарита. – Ничего удивительного, что люди средних лет порой ведут такие разговоры, так вот Оксана всегда говорила, что больше всего боится взорваться.
– Да? А мне кажется, от рака страшнее, – вдруг вырвалось у Мстислава, – взрыв – раз, и всё, а тут неизвестно сколько мучиться.
– Я бы не хотела продолжать дискуссию на эту тему.
Зиганшин спохватился:
– Я вас понял, Маргарита Павловна. Простите за бестактность.
Разъединившись, Зиганшин сразу заварил себе крепчайший кофе. Что дает звонок Рогачевой? Просто лишнее доказательство поверья, что чего боишься, то с тобой и случается? Или кто-то так ненавидел Оксану Максимовну, что нарочно выбрал способ убийства, ужасавший ее больше всего?
* * *
За почти два десятилетия, прошедших с тех пор, как она пыталась написать кандидатскую, Маргарита напрочь забыла суть своих трудов и теперь читала текст так, будто его создал кто-то посторонний, и самое странное, что ей все нравилось!